Елена Гордеева - Не все мы умрем
— Ма! — выскочила из гостиной Саша. — А где щенок? Ты что, забыла?
Она стояла перед Евгенией и требовательно смотрела на нее.
— Нет, не забыла. В сумке лежит.
Сашка взвизгнула и кинулась к сумке, которую Евгения оставила на подоконнике. Коридор был большой, светлый, с высоким и узким окном.
Теперь и Михаил недоуменно уставился на Евгению.
А девочка бесцеремонно потрошила сумку. Из нее вывалилась и косметичка, и кошелек, и небольшая картонная коробка.
— Где щенок? — недоумевала девочка.
— В коробке. Как лягушонка в коробчонке. Помнишь такую сказку?
Сашка рванула с коробки крышку, на гранитный подоконник вывалилась игрушка с кнопочками. Она была сделана в виде щенячьей головки.
— Что это такое? — растерянно спросила девочка.
Евгения быстро шагнула к падчерице и спиной прижала ее к себе.
— Это, моя радость, — стала она объяснять, — японская игрушка. Называется она тамагочи. Она учит детей обращаться с животными. Ты ведь не знаешь, что делать со щенком? Когда его кормить, когда выгуливать, когда с ним играть, как воспитывать. Вот я вначале тоже с детьми не умела обращаться. И мне моя мама купила куклу. Я ее кормила, наряжала, гуляла с ней, спать укладывала. И только когда я научилась, у меня появилась ты. И у тебя со щенком будет точно так же.
В этот момент щенок залаял. Сашка от неожиданности отбросила игрушку на подоконник.
— Что это он?
— А вот посмотри — написано. Щенок хочет кушать. Значит, его надо покормить. Вот видишь кнопочку? Нажимай!
Щенок довольно заурчал. Девочка засмеялась.
— Видишь, как ему нравится? И так же он будет проситься погулять, ты возьмешь бабушку, и вы втроем пойдете в парк.
Снова залаял щенок.
— И нам за стол пора, — сказала Евгения. — Я сейчас вымою руки, и мы сядем.
Сашка успокоилась и, стоя в прихожей у подоконника, стала нажимать подряд все кнопочки. Щенок лаял, скулил, тявкал, рычал, а ребенок визжал от удовольствия, пока Евгения мыла руки.
— Ну как, нравится? — вернулась она к столу, где все уже сидели, а у падчерицы на коленях лежал тамагочи. Мать мужа, Антонина Васильевна, разливая суп, про себя перекрестилась: «Слава богу, щенок не настоящий!»
— Очень! — Сашка согласно закивала.
— Вот и я очень рада. И бабушка тоже, — взглянула она на свекровь. — А ты что скажешь? — спросила она мужа, который ел суп.
Миша отложил ложку.
— Я думаю о том, — сказал он, — как я несчастен, что мне уже нельзя подарить тамагочи. Представляешь, я прихожу домой, тебя нет, но зато у меня есть тамагочи. Тамагочи встречает меня в дверях и говорит: здравствуй, милый! Поцелуй меня! Я нажимаю кнопочку. Поцеловал. А тамагочи спрашивает: как у тебя на работе, любимый? Я говорю: у меня сегодня тяжелый день. Одно убийство, одно вооруженное ограбление, прокурор грозил выгнать с работы. Тамагочи вздыхает: успокойся, мое солнце, у тебя есть я. Пойдем поужинаем вместе. Мы идем на кухню, я готовлю тамагочи ужин, ее любимый суп из шампиньонов, мы едим и ложимся спать. В это время приходит с работы жена, молча переодевается, в одиночестве ужинает, крадется в спальню и слышит женский голос: спокойной ночи. И думает: вот хорошо! Ей даже не надо и это говорить. Ложится на бок и засыпает. Купи мне тамагочи!
Сашка внимательно прослушала монолог отца и радостно захлопала в ладоши. Евгения тоже улыбалась. Ей выходка мужа понравилась. Во всяком случае, это не выяснение отношений, кто прав, а кто виноват, а упрек в достаточно мягкой и остроумной форме. Одна свекровь была недовольна. Евгения знала, о чем она думает. Примерно так: «Бедный сын и сказать прямо уже ничего не может. Басни рассказывает про игрушки. А все почему? Потому что она семью содержит. Господи, что за время, когда мужья зарабатывают меньше жен?»
Вечером в постели Евгения прильнула к мужу:
— Тамагочи спрашивает: как у тебя дела?
Михаил, поглаживая голое плечо жены, лежал на спине и смотрел в потолок. На «тамагочи» улыбнулся.
— Ничего хорошего. Начальство висяк подкинуло. Как никаких улик — так мне.
Евгения приподнялась на локте и пальцем ласково постучала в лоб мужа:
— Ты сам говорил, так не бывает. Преступник обязательно оставляет след. Что-нибудь да найдется.
— Увы! — вздохнул Михаил. — Оперативники и эксперты все облазили. И никаких следов. Ни одного отпечатка пальцев. Отпечатков ног — и тех нет. Летал он по воздуху, что ли?
— Ангел смерти, — предположила Евгения.
— Вот-вот, ангел смерти. Нанес двадцать ножевых ранений, пулю всадил и улетел. И оставил нам только вопросы и ни одного ответа. Да еще книжку, которой лицо покойничка прикрыл.
Евгения рухнула на кровать и тоже стала смотреть в потолок. Потом осторожно спросила:
— На книжке отпечатков нет?
— Разве что автора, — мрачно пошутил муж. — Ангел смерти книжку поддел ножом и закрыл ею лицо трупа. На страницах кровь.
— Значит, действительно ножом, — отозвалась Евгения. — Какие еще улики?
— А никаких! Нигде! Ни на кухне, ни в ванной, ни в туалете.
— Но ты сам сказал — двадцать ножевых ударов. А нож?
— А нож на убитом лежит. Ручка, естественно, тщательно вытерта. Обыкновенный кухонный нож. И пистолет валяется.
— Там должна быть кругом кровища.
— Кругом кровища и есть.
— Но не мог же убийца нанести столько ударов и не запачкаться? Как же он дом покидал? Как по улице шел?
— Может, одежду замыл? — вздохнул Михаил.
Евгения засмеялась:
— А потом высушил? У него что, стиралка с сушкой?
— Нет у него никакой стиралки. Это бандит. Полжизни в колониях просидел.
— Значит, его такие же бандиты и убили! — решительно тряхнула головой Евгения.
— Я тоже так думал. Но ведь нет никаких следов борьбы! Лежит в постели голое бревно с двадцатью ножевыми ранами и все в наколках. Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин, церкви, скелеты пляшут, «не забуду мать родную», «почему нет водки на луне» и так далее. Вся биография.
Евгения хмыкнула и снова приподнялась на локте.
— Если он голый, тогда это женщина.
— Ах ты мой пинкертон! — повернул седую голову Михаил. — Да какая женщина справится с таким бугаем? Ты знаешь, что у него за наколка на пальце? Ромбик.
— Какой ромбик? — заинтересовалась жена.
— А это значит, что субъект настолько опасен, что его метят этой наколкой другие зеки, чтобы нечаянно не нарваться и не отправиться на тот свет.
Заметив, что Евгения вздрогнула, муж успокаивающе погладил ее по плечу:
— Не бойся, он мертв. О женщине я тоже думал. Но экспертиза установила — полового контакта не было.
— Соседи никого не видели?
— Да многих видели. Только толку! Там в подъезде на первом этаже парикмахерская и магазин эзотерической литературы. Представь, сколько за день в эти двери вошло и вышло.
— А где он был в день убийства?
— Ты не поверишь: в шахматной федерации.
— Он что, шахматами увлекается?
— Нет, я опрашивал его телохранителей. В двенадцать часов дня он подъехал к маленькому особнячку федерации на Гоголевском бульваре…
— Так это недалеко от нас? — перебила Евгения.
— Да, твой офис рядом. Остановил машину и зашел в особняк. Через час вышел. Вернулся домой, охранники довели его до квартиры и уехали. Утром им никто не открыл. Телефон не отвечает. Решили, куда-то ушел. И так до вечера. А уже поздно ночью вызвали спасателей и проникли в квартиру через окно. А он лежит. Ключей нет. Значит, убийца его закрыл.
— А что говорят в шахматной федерации? — спросила Евгения.
— Не знают, не видели, не приходил.
— А женщин они опрашивали?
— Ты когда-нибудь видела женщин-шахматисток? — засмеялся Михаил. — На них же без стона смотреть нельзя! А Мокрухтин у нас — бизнесмен! Что, у него денег нет, чтобы на шахматисток западать?
— Да, тяжелую тебе задачку задали, — улыбнулась Евгения. — И все же я думаю — это женщина. Представь. Она давно его знает. Приходит к нему домой. Он открывает. — Она пристально посмотрела на мужа. — Хоть ты и не сказал, но я догадываюсь, что дверь не взломана. Значит, открыл сам. И страшно рад. Она говорит: подожди, я сейчас приму душ. Что бы ты сделал на его месте?
Михаил пожал плечами:
— Как что? Ну, достал бы шампанское, конфеты, фрукты.
— Вот неиспорченный ты человек! — хлопнула в ладоши Евгения. — За что я тебя и люблю! Фрукты, конфеты, шампанское. Рыцарь. Ты моя прелесть!
— Кстати, все это было в его баре, — уточнил Миша. — Шампанское закрыто. Коробка конфет в целлофане. Значит, твоя версия отпадает.
— И все же, — сказала Евгения, — я настаиваю на моем варианте. Это леди. Поскольку твой Мокрухтин человек испорченный, он раздевается и ложится в постель. А она включает душ, под шум его на кухне берет нож и возвращается в спальню. Леди обнажена (нож в правой руке за спиной), и она кокетливо говорит: закрой глаза, дорогой. Он закрывает. И когда он их закрывает, она наносит ему удары ножом — один за другим, без перерыва.
