Джеймс Кейн - Почтальон всегда звонит дважды
Потом мне принесли газеты, и в них было все, с большим снимком Коры на первой странице и моим поменьше, на носилках, и под ним. Ее называли «убийцей с винной бутылкой». Писали, что на предварительном слушании она признала свою вину и что сегодня предстанет перед судом. На одной из внутренних страниц писали, что этот случай наверняка побьет рекорд по скорости рассмотрения, а чуть дальше на той же странице некий автор рассуждал, что, если бы все преступления раскрывались так быстро, для профилактики преступлений это дало бы больше, чем сто новых законов, вместе взятых. Я просмотрел всю газету, нет ли там чего-нибудь о ее признании. Ничего не было.
Около двенадцати пришел молодой доктор и начал растирать, мне спину спиртом, чтобы снять с нее пластырь. Он должен был его отмочить, но по большей части просто отрывал, и было безумно больно. Когда он снял часть пластыря, я выяснил, что могу двигаться. Остальные он трогать не стал. Сестра принесла мои вещи. Я оделся. Вошли санитары и помогли мне добраться до лифта, а затем вывели меня на улицу. Снаружи ждал автомобиль с шофером. Тот парень, что был со мной всю ночь, усадил меня внутрь, и мы проехали два квартала. Потом он помог мне выйти, и мы вошли в какое-то здание и поднялись наверх в контору. Там с распростертыми объятиями и улыбкой до ушей нас встретил Кац:
– Все уже закончилось.
– Чудно. Когда ее повесят?
– Ее не повесят. Она свободна. Свободна как птица. С минуты на минуту, как только выполнит некоторые формальности в суде, она будет здесь. Проходите. Я вам все расскажу.
Он провел меня в отдельный кабинет и закрыл дверь. Только свернув сигарету, дав ей сгореть до половины и прилепив к губам, он начал рассказывать. Я его просто не узнавал. Казалось просто невозможным, чтобы человек, который вчера выглядел как спящая красавица, был так возбужден, как он.
– Чемберс, это величайшее дело в моей жизни. Я разрешил его меньше чем за двадцать четыре часа, и скажу вам честно, что такой конфетки у меня еще не было. Запомните это, мой мальчик. Бой Демпси против Фирпо длился меньше двух раундов, да? Но дело не в том, сколько длится бой, а в том, как вы ведете себя на ринге. Правда, это не было похоже на бокс. Скорее партия в карты для четырех игроков, каждый из которых получил идеальную карту. Побейте его карту, если есть чем. Думаете, профессионал может играть и с плохой картой? Точная мысль. Плохая карта мне достается изо дня в день. Но дайте мне такую карту, как сейчас, когда у всех были козыри, с которыми можно выиграть, если вы умеете играть, и тогда вы увидите! Да, Чемберс, тут вы дали мне такую возможность, поручив это дело. Ничего подобного у меня уже не будет.
– Но вы мне еще ничего не рассказали.
– Расскажу, расскажу, не волнуйтесь. Вы ведь все равно ничего не поймете, пока не будете знать, как я играл, пока я не выложу перед вами все карты. Итак, начнем.
Вначале были вы и эта женщина. У вас обоих на руках была идеальная карта. Потому что это было идеальное убийство, Чемберс. Вы, возможно, даже не представляете, насколько идеальное. Вся эта ерунда, которой вас пытался испугать Саккет, – что ее не было в машине, когда та перевернулась, что она успела захватить сумочку и так далее, – все это не стоило и ломаного гроша. Машина ведь может некоторое время качаться, прежде чем перевернется, не так ли? И женщина может инстинктивно схватить сумочку, прежде чем выскочить, правда? Это еще не доказывает преступления. Это только доказывает, что она женщина.
– Как вы все это узнали?
– От Саккета. Вчера я с ним ужинал, и он расхвастался. Мне было его жаль. Саккет и я – враги. Мы самые дружелюбнейшие враги на всем белом свете. Он бы продал душу дьяволу, чтобы утереть мне нос, и я сделал бы то же самое. Наконец мы заключили пари. Пари на сто долларов. Он смеялся надо мной, потому что видел простейший случай, когда ему достаточно было выложить свои карты и предоставить палачу делать свое дело.
Ничего себе шуточки, два типа ставят сто долларов на то, что сделает палач со мной и Корой, но я хотел разобраться, раз и навсегда.
– Если у нас была идеальная карта, то какая же была у него?
– К этому я и подхожу. У вас была идеальная карта, но Саккет знал, что мужчина и женщина никогда не сумеют разыграть ее, если прокурор правильно разыграет свою. Он знал, что ему достаточно настроить вас против друг друга, и дело сделано. Это во-первых. И вообще, ему не надо было заниматься этим делом. Страховая компания все сделала за него, так что ему не пришлось и пальцем пошевелить. Это Саккету страшно нравилось. Ничего не делать, только сдавать карты, и банк сам упадет ему в руки. Что же он делает? Хватается за то, что раскопала страховая компания, до смерти запугивает вас и заставляет подать в суд на эту женщину. Забирает у вас вашу лучшую карту, то есть то, что вы сами были тяжело ранены, и заставляет вас побить его собственный туз. Если вы были так тяжело ранены, значит, произошел несчастный случай, но Саккет использует это для того, чтобы заставить вас подписать обвинение. И вы его подписываете, потому что боитесь, что если не подпишете, то Саккет будет уверен, будто все сделали вы.
– Просто я сдрейфил, и все.
– В случае убийства в этом нет ничего необычного, и никто не умеет учесть это лучше, чем Саккет. Ладно. Он добился от вас чего хотел. Нужно было заставить вас дать показания на нее, и он знал, что, как только вы это сделаете, никакая сила не помешает ей заложить вас. Так обстояли дела, когда мы с ним ужинали. Он хвастался. Жалел меня. Держал пари на сто долларов. А я там сижу весь вечер с картой, которой могу побить все его козыри, если не допущу ошибки. Прошу вас, Чемберс. Загляните мне в карты. Что вы там видите?
– Да немного.
– Что все-таки?
– Ничего, если по правде.
– Саккет тоже ничего не видел. Но теперь будьте внимательны. Покинув вас вчера, я зашел к ней и получил доверенность на вскрытие сейфа Пападакиса. И я нашел там то, что искал. Там оказались и другие страховки, и, когда я навестил агента, который их оформлял, выяснилось следующее: страховка от несчастного случая не имела ничего общего с несчастьем, постигшим Пападакиса несколько недель назад. Агента привела к нему пометка в календаре, что у Пападакиса истекает срок страховки на автомобиль. Вот почему он его навестил. Женщины там не было. Страховку на машину, то есть против пожара, угона, аварии и судебного преследования, они оформили в два счета. Потом страховщик объяснил Пападакису, что он застрахован от всего, кроме ущерба самому себе, и предложил ему персональную страховку от несчастного случая. Пападакис сразу заинтересовался. Возможно, повлиял тот несчастный случай, но как бы там ни было, страховщик о нем не знал. Грек подписал все бумаги и дал страховщику чек, и на следующий день ему послали по почте страховой полис. Чтобы вы поняли, один агент обычно работает на несколько компаний, и все эти страховки были заключены не с одной фирмой. Это первое, о чем забыл Саккет. Но главное, не забывайте, что у Пападакиса была не только новая страховка. Была еще и старая, и та была действительна еще целую неделю. Ладно, а теперь взгляните на эту комбинацию. Страховка «Объединенной страховой» составляет десять тысяч долларов личного страхования. Новая страховка – «Калифорнийской премиальной» – дает десять тысяч долларов вознаграждения за автомобиль, и страховка «Грозы Скалистых гор» – десять тысяч долларов по старому полису. Вот вам моя первая карта. У Саккета была одна страховая компания, которая могла идти до уровня десять тысяч долларов. У меня – две компании, которые готовы были поддерживать меня до уровня двадцать тысяч долларов, стоило мне только свистнуть. Вам это ясно?
– Нет.
– Тогда смотрите. Саккет побил ваш главный козырь; не так ли? Ну а я побил его козырь. Вы ведь были ранены. Тяжело ранены. Саккет доказал бы ее вину в убийстве, а вы привлекли бы ее к суду за повреждения, полученные в результате этого убийства, присяжные присудили бы вам все, что угодно. И те две другие страховые компании ответили бы своими страховками за каждый цент, который достался бы вам по приговору суда.
– Теперь я понимаю.
– Я рад, Чемберс, действительно рад. Я нашел эту карту в своей сдаче, но вы этого не поняли, и Саккет этого не понял, и в «Объединенной страховой» этого не поняли, потому что были так увлечены игрой за Саккета и так уверены в его победе, что больше ни о чем не думали.
Он несколько раз обошел комнату и каждый раз, проходя мимо зеркала, висевшего в углу, довольно рассматривал себя, а потом продолжал:
– Ладно, такая карта у меня была, но теперь дело было в том, как сыграть. Нужно было сделать это поскорее, потому что Саккет уже вытащил свою, и Кора могла сознаться в любой момент. Она могла сделать это уже на предварительном слушании, как только услышит, что вы подаете на нее в суд. Нужно было действовать быстро. И что я сделал? Дождался показаний представителя «Объединенной страховой» и заставил его публично заявить, что он уверен в наличии преступления, на случай, если бы позднее понадобилось привлечь его за неоправданное оскорбление достоинства. А потом – и это была вершина – провозгласил ее виновной. Тем самым предварительное слушание было окончено, и Саккет на этот вечер выведен из игры. Потом я отправил ее в соседнюю комнату, договорился о задержке ее возвращения в тюрьму на полчаса и послал к ней вас. Пяти минут с вами ей было достаточно. Когда я вошел, она была готова на все. И вот тогда я прислал Кеннеди.
