Андрей Константинов - Дело о заикающемся троцкисте
— Если это личная месть — будем играть против Коркина. Неприлично из-за личных амбиций и чувств снимать хорошего директора детдома. Тем более что заведение под руководством Золотаревой жило неплохо. Сотрудники ее любили. Из-за ее отстранения они, кстати, голодовку закатили. В знак протеста.
Это, конечно, интересно. Но все же не настолько, чтобы лезть в какие-то межличностные разборки между директрисой и чиновником.
— Георгий Михалович, все равно мне кажется, что эта история не стоит выеденного яйца. Давайте я встречусь с этой директрисой. Ручаюсь, если она воровка и мошенница, то я смогу ее раскусить. Думаю, деньги она действительно потратила. На шубу. Норковую. Пусть на нее заявляют в милицию. Вряд ли все это так интересно, как кажется с первого взгляда.
Последние слова я попыталась сопроводить просительными интонациями. Хотя и не люблю о чем-то просить. Видимо, раньше у Зудинцева не было в подчинении привлекательных женщин, да к тому же еще многодетных мам. Он тревожно глянул на меня и задумался. Глубокая мысль, породив морщины на лбу, отразилась в глазах, поплескалась там и наконец финишировала в виде речи:
— Хорошо, Нонна. Я не имею оснований не доверять вашему профессионализму и чутью. Побеседуйте с директрисой, сделайте выводы о ее личности. Да, напишите об этом справку. А дальше будем действовать по обстоятельствам.
***
Директриса меня очаровала. Есть женщины, которые с ходу могут вызвать симпатию. Даже у подозрительной меня. Алла Николаевна Золотарева, женщина тридцати шести с хвостом лет, этим качеством обладала с лихвой. Она была необычайно энергичной особой, но в то же время как-то умудрялась не производить впечатление суетливой.
Кроме того, нас роднила общая беда — мы обе пострадали от козней злопамятных мужчин.
Поскольку обязанности директора она уже не исполняла, то наша встреча состоялась у нее в квартире. Просторные двухкомнатные апартаменты. Приличная, но не слишком дорогая обстановка. Видимо, директриса хорошо зарабатывает и может себе позволить комфорт без излишеств.
Исключение составляла только кухня (правда, я не видела спальню). В кухне, наоборот, было полно всяких кокетливых баночек-скляночек и прочих ярких прибамбасов. Кроме того, мебель и техника тут была новее, чем во всех других помещениях квартиры. Вероятно, Золотарева, смогла накопить денег и раскошелиться на ремонт. Видимо, она любит проводить время на кухне и в первую голову отремонтировала именно ее. Это еще больше прибавило мне уважения к директрисе — сама я на кухне провожу немного времени и готовлю кое-как.
Мы пили кофе в гостиной у директрисы. Алла Николаевна не производила впечатление женщины, умирающей в конвульсиях без любимой работы. Впрочем, особой веселости тоже не наблюдалось.
Скорее, Золотарева была искренне озадачена ситуацией.
— Вы понимаете Нонна, мне сложно сказать, кому именно выгодно мое отстранение. Руководить детским домом — не такое уж сахарное дело, знаете ли. Тем более приютом, который на хорошем счету — всегда ждешь незапланированных проверок, визитов высоких гостей. То есть постоянное напряжение. А случись какой-нибудь промах — и тебя вываляют в грязи.
Не отмоешься.
Логика, конечно, железная. Однако растраты на пустом месте тоже не возникают.
— Вы могли бы поподробнее рассказать, какую именно растрату вам вменяют в вину? Кто выделял деньги и для чего?? Куда они делись?
— Мне ставят в вину перерасход денег, выделенных два месяца назад для ремонта одного из корпусов детдома. Из бюджета мы получили порядка ста тысяч рублей, приблизительно столько же добавили спонсоры-благотворители — мне удалось их отыскать. Однако в ходе ремонта оказалось, что очень многие конструкции и коммуникации нужно не просто ремонтировать — менять. Сами понимаете, на выданную сумму особо не разгуляешься.
Приходилось экономить практически на всем. В сумму мы уложились. Я предоставила подробный отчет, где указала все траты и их обоснование, приложила все расчетные документы и забыла о капремонте как о страшном сне, — директриса сделала паузу и отхлебнула кофе.
— И что же потом? — подбодрила я ее.
— Ремонт закончился в апреле. А месяца два спустя меня вызывают в администрацию и сообщают, что я на ремонт затратила гораздо больше денег, чем он на самом деле стоил. Моим уверениям в том, что пришлось фактически перестраивать корпус, никто не поверил. Думали, что все ограничилось дешевым косметическим ремонтом. Проверяющим, видите ли, обои и плинтуса показались слишком дешевыми для заявленной сметы! Естественно, приходилось брать, что подешевле, лишь бы в сумму уложиться! Дополнительных субсидий мне бы давать никто не стал! И потом, мне кажется, что лучше уж дешевые обои, чем упавший потолок или прорванная канализация. А бросать дело на полпути, оставлять недостроенные здания и недоделанные комнаты — увольте, это не в моем характере!
— Совершенно согласна с вами!
Я абсолютно не кривила душой. Симпатия к директрисе крепла — мы оказались очень похожи. Я, например, тоже ужасно не люблю бросать начатое дело на середине. Стараюсь любой ценой довести до конца. Может, наше сходство на этом не ограничится, и я наконец полюблю готовить?
— Но что же никто не мог проверить правоту ваших слов? В конце концов, можно было посмотреть новые канализационные трубы или переделанные стены.
До этого что, никто не додумался?
— Почему же, додумались. Была комиссия, — тут Золотарева как-то недобро усмехнулась. — Знаете, Нонна, я сейчас начну объяснять несколько издалека. Дело в том, что за прожитые годы я, как и всякая неглупая женщина, обросла нужными связями. У меня есть знакомые в различных сферах. Так вот, ремонт делала бригада, которой руководит мой старый друг, школьный приятель. Они достаточно серьезно скостили мне цену на ремонт.
Только поэтому денег и хватило.
— Так что насчет комиссии? — поторопила я ее. Получилось не очень вежливо, но у меня уже поджимало время.
— Комиссия, как я уже и сказала, была созвана. Провела проверку и написала отчет: никакого капремонта произведено не было.
— Как это? — оторопела я.
— А вот так. Узнали тот факт, что мы друзья с руководителем ремонтной бригады и решили, что я вступила с ним в сговор. А остальным рабочим и кое-кому из сотрудников заткнула рот деньгами. Хотя если честно, — директриса перешла на доверительный тон, — я думаю, что этот отчет — подделка. «Липовая» бумажка, состряпанная с целью сместить меня с этой должности.
— У вас есть основания так считать?
Вы видели сам документ, он показался вам подозрительным?
— Да нет, Нонна, сам документ я, конечно, видела. С первого взгляда он не производит впечатление подделки. Но понимаете, мне кажется, если бы документ был подлинный, тот же Коркин уже давно заявил бы в прокуратуру. Однако там заинтересовались бы и поддельным документом! Видимо, Коркин просто не решается рисковать.
А что, в этом есть свой резон! Действительно, если документ липовый, Коркину было бы несдобровать.
— Алла Николаевна, а не могут вас подобными действиями к чему-то принуждать? Или чего-то домогаться от вас?
— Понятия не имею. Чего от меня можно хотеть? Денег? Их у меня не так и много. Назначить на эту должность какого-нибудь своего человека? Так я вам уже сказала — директором детского дома быть очень трудно и хлопотно.
Я тактично смолчала о том, что, в принципе, сама Золотарева тоже могла считаться «своим человеком» чиновника Коркина — ведь именно он определил ее на этот пост. Однако о своем хорошем знакомстве с ним Алла Николаевна мне почему-то сообщать не торопилась. О прорабе ремонтников сообщила, а об этом как-то забыла…
Директриса отхлебнула кофе, потом неторопливо встала, подошла к окну, потом повернулась ко мне. И внезапно улыбнулась. Улыбка у нее вышла неожиданно хищная и неприятная.
— А вы знаете, Нонна, что почти все сотрудники детдома после моего отстранения объявили голодовку? Я имею в виду тех, кто находится в городе, а не разъехался по области вместе с воспитанниками.
Голодают в знак протеста против моего отстранения.
Об этом я уже знала от Зудинцева. Но на всякий случай решила изобразить изумление: громко ахнула и вытаращила глаза.
— Да-да. Весь персонал уже в течение недели ничего не ест.
— Они протянут ноги, — озадаченно прокомментировала я. — А если вас не восстановят? Что они будут делать — умирать голодной смертью?
— Что-то говорит мне, что до этого не дойдет, — в глазах Аллы Николаевны заплясали лукавые искорки. — Я все-таки надеюсь, что Юрий Самуилович прислушается к голосу разума и все утрясется.
В Агентство я вернулась преисполненная самых благожелательных чувств по отношению к директрисе. Золотарева, конечно, женщина непростая, но, по-моему, она ни в чем не виновата. Не доверять своему чутью я, как и Зудинцев, оснований не имела. В голове крепла решимость довести начатое до конца и обелить директрису.
