Валентина Панченко - Происшествие на ярмарке
С Волги дул свежий ветер, пахнущий рыбой и мокрыми канатами. Возница - мужичок неопределенных лет, низкорослый, с бельмом на левом глазу, весь какой-то серый, начиная от затасканной, застиранной немудреной одежонки и кончая мучнистого цвета морщинистым лицом и реденькими пепельными волосами, - оказался бойким на язык. Как и все волжане, он сильно упирал на "о", но у него это "оканье" получалось уж очень сочным. Дорога на Котово, по его собственному выражению, была для него известней известного, лощина Зеленая Щель - тоже.
- Часа два прокондыбаем, - сказал он. - Сейчас по Похвалинскому съезду наверх подымемся, деревню Печоры проедем, справа Лапшиха останется, а там уж и недалеко. Но, мосластая, поспешай! Сколько времени-то?
- Девятый час, - ответил Гряднов, посмотрев на часы. - Темно уже будет, когда доберемся.
- А вы по какой надобности туда прокатиться вздумали?
- Клад ищем.
- Ну-ну. Слыхал я, что среди людей есть немало таких искателей. До сих пор ищут. Все штаны пообтрепаны. Умные мужики говорят, что это вроде болезни. Как человек себе чего втемяшит в голову, так пиши пропало. Каких только чудес не бывает на свете! То тебе революция, то бандитизм, то пожар, то голод, то ярмарка, то клад... А мне, честно скажу, все нипочем: погоняю свою кобылу уж и не знаю сколько лет, счет потерял, и все вроде на моих глазах проходит, а на деле все мимо, как вода за бортом. Чудно...
Он тряхнул вожжами и покосился на Гряднова, сидевшего к нему боком.
- Чего это у тебя из-под кителя выпирает? - и ткнул кнутовищем в его поясницу. - Пушка, что ли? Из милиции, значит. Без пушки вашему брату нельзя. Сейчас, правда, потише стало. А то, бывалыча, одни бандитские сюрпризы. В прошлом годе двоих судили. Их так и звали в народе братья-разбойники. Как раз в мае один наш мужик корову себе по деревням разыскивал, купить хотел. И вот между деревней Волчихой и Арзамасом к нему подошли двое неизвестных, приставили к голове пушки, тот и выложил все деньги. Правда, они его пожалели, три рубля оставили. А вскорости их поймали - и в изолятор, а они ночью - деру. Через четыре дня снова грабеж. Недалеко от села Селибобы ехали, как мы сейчас с вами, трое, среди них один был монах. И вез он с собой тысячу. Бандиты взяли лошадь под уздцы, свернули с дороги, тысячу отобрали и в лес ушли. После их уже поймали окончательно. Народу на суде было - тьма. Требовали расстрела. А губсуд решил - десять лет строгой изоляции. Но, бедолага, пошевеливайся! Может, и правильно, а может, и нет, кто знает...
Виталий слушал рассказ возницы, время от времени поеживаясь от наступающей вечерней прохлады. Он сидел рядом с Грядновым и смотрел на пыльный тракт. Колеса, обитые железными обручами, издавали нескончаемый скрип, подпрыгивая на больших и малых ухабах и сотрясая старую и такую же серую, как и ее хозяин, телегу.
Дорога шла по берегу, по самой его крутизне, но реки не было видно из-за плотной стены деревьев, лишь нетерпеливые гудки пароходов, изредка доносившиеся снизу, да порывы влажного ветра убеждали в ее близости.
Далеко, к самому горизонту, где багровым пламенем алела узкая полоса заката, уходили иссиня-зеленые заливные луга.
- Видно, мать-то тебя совсем заждалась, - услышал Виталлий голос Гряднова. - Да ты озяб вконец. А ну пробегись. Давай вместе, что-то ноги затекли. - И Гряднов легким толчком спихнул попутчика.
Лошадь сразу пошла веселее, а они вдвоем какое-то время стояли на месте, разминая затекшие ноги и спину.
- Как твоего дядюшки фамилия-то? - спросил московский розыскник, срывая высокий стебель ковыля.
- Сухов Евгений Николаевич. Как и у отца.
- Может быть, - задумчиво проговорил Гряднов и тут же добавил: - А может, и нет. Одно скажу, дело здесь пахнет керосином, и сильно пахнет. Если даже мы с тобой напрасно прокатимся, все равно родича твоего будем по всей ярмарке искать. Завтра, послезавтра, пока не найдем.
- А как же Генка? - проронил Виталий. Он испытывал сейчас прилив энергии, желание действовать. Сбросив тяжкий груз тайны, которая так мучила его, парень почувствовал облегчение. Он неосознанно радовался случившемуся, всем существом ощущая волнующую справедливость и силу своего поступка. В нем словно что-то перевернулось, поставив на места все детали, которые до этого стояли наперекосяк.
- Генка твой подождет, - словно издалека услышал он голос шедшего рядом Гряднова. - Но и его вызволим, только время для этого надо...
Скрипит, покачиваясь, телега. Возчик свернул с наезженного тракта на узкую изрытую дождями дорогу, которая, извиваясь по косогору, круто спускалась через ивняк к берегу Волги. Путники чутко прислушивались к каждому звуку, напряженно вглядывались в сумерки. Здесь и начиналась лощина, именуемая Зеленой Щелью. Через минуту спуск кончился, и открылась большая поляна, окаймленная с трех сторон громадными ветлами. Из зеленых прибрежных зарослей выбегала небольшая безымянная речка, сплошь заросшая камышами. Справа почти над самой головой лошади неожиданно откуда-то вынырнула и, прочертив извилистый полукруг, скрылась в кустарнике какая-то птица. Лошадь остановилась. Виталий и Гряднов спрыгнули на землю.
- Жди нас здесь, - сказал розыскник вознице.
Они медленно пересекли поляну, выбрав ориентиром самую высокую ветлу, черневшую громадой развесистых ветвей на противоположной стороне. В том, что здесь совсем недавно были люди, сомневаться не приходилось: кругом валялись осколки бутылок, рваная бумага, выжженная солнцем трава была примята, а на краю большого кострища, повалившись на бок, лежал закопченный чугунный котел. Из-за него-то они и не сразу заметили, что пепелище костра разрыто. В яме, зияющей темным овалом, - пустота.
Еще издали Гущин услышал громкие голоса, доносившиеся из распахнутых настежь окон. Прикурив папиросу, он подошел к дому и прильнул к окну сбоку. Сквозь пышную зелень на подоконнике в свете большой лампы под оранжевым абажуром, низко свисающей с потолка, видно было людей, тесно облепивших круглый стол. Они беспрестанно двигали челюстями, тыкали вилками в тарелки и ловко отправляли содержимое тарелок в рот.
- Разве такой была наша ярмарка каких-нибудь десять - пятнадцать лет назад? - вопрошал лысенький старичок с пегой бородкой. - Гордость России, она украшала Нижний, ставила его в центр торговли Европы и Азии. Сюда съезжалась вся купеческая знать. А сейчас? Тьфу!..
- Напрасно вы с такой нервозностью судите, дорогой Кирилл Мефодьевич, - возражал старику моложавый человек. - Это у вас старческое. Старикам всегда кажется, что все прежнее было хорошим, а нынешнее - плохое. И знаете почему? В прошлом вы - молодой, энергичный, с несокрушимым здоровьем - находились в самой гуще событий. Ведь так? А нынче кто вы? Созерцатель. Вы видите только внешнюю сторону.
- Ах, не говорите! Разве так мы проводили время на ярмарке? Вчера заглянул в ресторан "Аркадия" - дым коромыслом, вся публика пьяная до безобразия. Кошмар!
- Лукавите, Кирилл Мефодьевич! - отвечал ему сосед. - Вспомните свои кутежи...
- Правильно, было, загуливали, в Волгу по сто бутылок из-под шампанского выбрасывали за ночь. Так и делалось это с размахом, с душой, если хотите - по-русски. А потом, это было не главное. Дело сперва делали, весь день в заботах, хлопотах. А уж к вечеру, к ночи... Отдушина ведь, сами понимаете, нужна. А нынче с утра за бутылку и на весь день. Как с пристани или с поезда попадают мужики на ярмарку, так первая забота выпить...
- Ой, правда, пьют нынче!.. - вставила одна из женщин, хлопнув себя по щеке. - Как будто никаких обязанностей нет. Я бы этих пьяниц всех на дно отправила.
- Прошу внимания! - поднял рюмку высокий блондин, сидящий спиной к окну, за которым нетерпеливо попыхивал папиросой Гущин - ему жалко было бросить большой окурок. Он прикидывал, как лучше войти и справиться о саквояже. Если официально, не признаются. Хотя вот этот лысенький - он уже выяснил - и есть бухгалтер, о котором рассказывали грузчики. Значит, саквояж должен быть здесь...
- Прошу внимания! - голос блондина, резковато-жесткий, задребезжал. Я имею сказать тост, навеянный грустными размышлениями по поводу затронутой за этим столом темы. Ярмарки - нет! Это жалкое подобие того, что было, о чем сожалеет уважаемый хозяин дома Кирилл Мефодьевич. После октябрьских событий семнадцатого года она вообще замерла и, как мы тут знаем, не функционировала три сезона. За это время ее разграбили, почти уничтожили. И кто? Мы же, те, кто сейчас уповает на старые времена. Поэтому надо отдать должное новой власти: с каким рвением она восстанавливает былую славу нижегородского торжища! Но попытки эти тщетны. Сейчас наша ярмарка - олицетворение нэпмановской России. Только благодаря тому, что большевики пустили развитие страны в русло новой экономической политики, стало возможным реальное существование нижегородской ярмарки на советской, так сказать, почве.
- Вы прямо как ликбез проводите по политической части, Николай Васильевич! - перебила выступавшего вторая женщина. - Можно подумать, эти мысли родились у вас за прилавком вашего парфюмерного магазина.
