Марина Серова - Дьявольский вкус смерти
Антон слушал меня спокойно, не переставая работать челюстями. Мной постепенно овладевало раздражение, и я решила «добить» этого самонадеянного выскочку.
— К счастью, нашелся свидетель, который видел, как сынок подменял папины грибные гирлянды на свои.
При этих словах Антон на какое-то время прекратил жевательный процесс, и по напряжению его лица можно было догадаться — он интенсивно что-то вычисляет. Но этот период длился недолго, и наконец парень совершенно бесцветным тоном среагировал на мои слова:
— Хорошая быль. Для высокохудожественного произведения сюжет слабоват, но для расхожей бульварщины сойдет.
— Мое предложение простое, — продолжила я. — Ты делаешь чистосердечное признание, а я постараюсь максимально облегчить твою участь.
Антон не отвечал мне. Он тщательно подобрал все куски с тарелки, отправил их в рот, прожевал, проглотил, а затем посмотрел на меня снисходительно, как смотрят на детей дошкольного возраста, и улыбнулся. Внезапно перешел со мной на «ты» и буквально на глазах превратился из пай-мальчика в наглого переростка, которого давно не ставили на место.
— Лучше скажи, в каком месте у тебя диктофон, — перегнувшись ко мне через стол, с издевкой сказал Антон, — я сестренке туда привет нашепчу. Или, может быть, камера? Да! Ты ж у нас такая крутая, по мелочам не размениваешься! Так скажи, в какую сторону ручкой помахать, я все сделаю наилучшим образом! — Антон громко расхохотался, откинувшись на спинку стула.
Было что-то в нем отчаянно-безумное, отчего мне стало не по себе.
Встав из-за стола, парень подошел ко мне вплотную и, четко разделяя слова, тихо произнес:
— Не нужно считать других глупее себя.
После этого уверенным шагом направился к выходу. Оставалось признать, что я потерпела фиаско. Честно говоря, не рассчитывала я увидеть под личиной вежливого и рассудительного мальчика такого расчетливо-холодного циника. Но тут же сама себе возразила: «Вспомни, о чем говорили тебе гадальные кости».
Я подозвала официанта и расплатилась за ужин. Затем положила «жучок» в сумку и напоследок набрала с сотового свой домашний номер. Гриша в очередной раз соригинальничал: вместо того, чтобы брякнуть мне на сотовый, оставил сообщение на автоответчике. Это сообщение и определило направление моего дальнейшего передви — жения.
* * *Встретив меня в длинном шелковом халате-кимоно, он сокрушенно покачал головой.
— Неважно выглядишь, старушка. Но я тебе очень рад.
Заботливый Гриша помог мне раздеться и усадил в мягкое кресло. Мой расстроенный вид навеял ему некоторые вопросы.
— Ловишь очередного нарушителя общественного спокойствия?
— Что, так заметно? — вздохнула я.
— А может, угнетает неустроенность личного характера? — ответил он вопросом на вопрос.
— Если ты думаешь, что я буду плакаться тебе в жилетку, то ошибаешься, — отчеканила я, глядя насмешливо на свою бывшую студенческую любовь в лице Гриши-геофизика. Он по-прежнему жил один, хотя в квартире был почти идеальный порядок, нехарактерный для жилища холостяка.
— Я и забыл, ты же у нас сильная, — улыбнулся он той обаятельной улыбкой, которая притягивала к нему всех студенток в институте, и не только. — Есть будешь?
Хоть я и строила из себя независимую леди — нельзя было портить имидж, — все же приятно, когда о тебе есть кому позаботиться…
— Нет, Гришунь, я поела, честное слово, — заверила я его.
— Ну тогда иди сюда, я сделаю тебе массаж. Иногда женщине просто необходимо почувствовать на себе сильные мужские руки, — балагурил Гриша.
Я с охотой подчинилась и улеглась на диван. Тут же моя спина подверглась яростной Гришиной атаке, а мне оставалось только изредка издавать удовлетворенные восклицания. Теплые волны побежали по телу, приятная истома овладела всем моим существом, и, когда Гришины руки начали как-то незаметно перемещаться со спины в другом направлении, я не очень протестовала…
* * *Когда часы пробили пол-одиннадцатого, я засобиралась домой. Как Григорий ни просил меня остаться, свобода была дороже. Привычка быть независимой, ни к кому не привязываться и самой никого не приручать была составной частью моей профессии. К тому же оставленный в полном одиночестве дома котик, появление которого в моей жизни было вопиющим нарушением названного правила, уже, наверное, готовился к голодной смерти.
— Не хочу тебе навязываться, но пообещай, что приедешь еще как-нибудь в гости, — разочарованно сказал Гриша.
— А вдруг не сдержу обещание? — я лукаво посмотрела ему в карие глаза. — Лучше я поцелую тебя в щечку на прощанье и напомню, что ты мне кое-что обещал.
— Да, — встрепенулся Гриша, — сейчас.
Он скрылся в ванной и вскоре вернулся, держа в руке пол-литровую бутылку.
— Будь осторожна. Инструкции давать не нужно?
— Учить ученого — только портить, — сказала я, пристроив тару с кислотой в сумку.
Как и обещала, чмокнула геофизика в щечку, помахала ручкой и вышла, став опять сильной и решительной Таней Ивановой.
Определив машину в гараж и закрыв ее на новый, поставленный дядей Петей замок, я сладко зевнула. Хорошо бы еще лифт работал…
За мной с грохотом захлопнулась металлическая дверь подъезда. На мое счастье, лифт не отключили. Он нудно и долго ехал ко мне с девятого этажа. Зайдя в кабину, я вспомнила грустные Гришины глаза, но тут же запретила себе все сентиментальности. Не успел лифт тронуться и преодолеть рубеж первого этажа, как на секунду свет в кабине погас и подъемное сооружение встало как вкопанное.
Нет, под конец дня я этого не вынесу!
Перенажимав безрезультатно все кнопки, я разозлилась не на шутку. Ну надо же! День, несмотря на мою неудачу с Деминым, так хорошо закончился, а теперь я должна торчать в этом ящике неизвестно сколько! Я вновь давила на кнопки, уже совсем потеряв надежду выйти отсюда цивилизованным способом. Придется, видно, пробовать ломать двери. Непонятно, почему лифтер не откликается? Раздвинув дверцы, в образовавшуюся щель я увидела, что не доехала до второго этажа буквально десять сантиметров. В подъезде в такое время было совершенно пусто, и в тишине я услышала шаги на лестнице: кто-то спускался. Я знала, что у слесаря дяди Пети со второго этажа есть специальный крюк для открывания створок лифта, и этот случайный прохожий мог помочь мне — доставить сюда соседа.
— Эй, кто там! Подойдите, пожалуйста! — закричала я, барабаня в двери лифта.
В ответ услышала, как раздвинулись створки лифта, только не на втором этаже, а на третьем. Вслед за этим на крышу кабины стали складывать что-то тяжелое, отчего лифт затрясся.
— Что вы там делаете? — бросала я в пустоту глупые вопросы, потому что смутно догадывалась: ответы не входят в планы этого человека. После того как у меня над головой поместили все, что хотели, створки лифта закрылись, и по лестнице послышались удаляющиеся шаги.
Я начала лихорадочно соображать. Что же это может быть? Поджог? Ведь достаточно кинуть сверху зажженную бумажку, и вся эта синтетика загорится в считанные секунды. В случае пожара лифт станет для меня газовой камерой. Но запаха гари в воздухе не чувствовалось, хотя под потолком по периметру лифта располагалось достаточно много отверстий. В любом случае ничего хорошего соседство с неизвестным грузом мне не сулило. Нужно выбираться отсюда как можно скорее. Как я ни пыхтела — дверки лифта не хотели раздвигаться. Было желание выместить на этом ящике всю накопившуюся ярость, но я предпочла не бороться с ветряными мельницами и не растрачивать свой потенциал, который мог мне пригодиться.
Пока ощутимого вреда от помещенной сверху лифта поклажи я не чувствовала, и в этом крылся какой-то подвох. Единственное, что оставалось, — попробовать поднять шум: может быть, кто-нибудь из соседей услышит и откликнется. Со всей силы я принялась греметь дверьми. Стучала долго — результата никакого. Стучала руками и ногами так, что лифт ходил ходуном.
В какой-то момент я вдруг почувствовала себя нехорошо: силы как-то разом покинули меня, зашумело в ушах и холодный липкий пот выступил на лбу. Ноги сами собой подкосились, и я в изнеможении сползла на пол, прислонившись к дверке. Что со мной? Я переставала контролировать ситуацию. И тут раздался чей-то голос, который я уже плохо слышала. Понимая, что это моя последняя возможность не быть вынесенной отсюда вперед ногами, я заговорила как можно громче:
— Дядя Петя… Позовите дядю Петю со второго этажа… пусть откроет лифт…
Все твердила и твердила одно и то же, боясь, что меня не поймут. Ко всем симптомам предобморочного состояния прибавилось еще и потемнение в глазах. Сколько я смогу еще выдержать? А если отключусь, посчастливится ли мне потом прийти в сознание? Или это уже все…
