Наталья Никольская - Пари
– Может, сначала поговорим, – попытался отвертеться от выпивки Мамедов.
Но они разговаривали на разных языках. Теплая компания ничего не хотела слышать.
«Придется пить», – обреченно подумал Алискер, поднимая хрустальную рюмку, в которой поблескивала прозрачная жидкость.
– Ну ладно, за знакомство – так за знакомство, – Алискер осушил рюмку.
– Вон – огурцом закуси, – выпив с Мамедовым одновременно, порекомендовал Симягин.
Алискер надкусил аппетитный, пупырчатый огурчик. Симягин не закусывал.
– Ну а теперь говори, – с явным удовольствием разыгрывая добродушного барина, милостиво разрешил Константин Федорович.
– Не так давно вы с Зотовым заключили пари, так? – начал Мамедов.
– Ну так, и что дальше?
– Вы ставили на Сулейманова, а Зотов – на Федорова. Речь шла о пяти тысячах долларов. – излагал Мамедов.
– Именно. Сережка мне звонил прямо перед тобой, сказал, что Федорова кокнули, и о тебе рассказывал, кто ты и чем занимаешься. Так что я в курсе, что ты – из службы безопасности и расследуешь это убийство, – создавалось впечатление, что только что выпитая Симягиным рюмка прибавила ему не опьянения, а трезвости.
– Вы были уверены в победе Сулейманова?
– Конечно, иначе не поставил бы на него.
– Откуда такая уверенность? Говорят, что Федоров играл сильнее.
– Мне так не казалось.
– Вы сами играете в теннис?
– Только как любитель. И потом, мне кажется, не обязательно быть чемпионом, чтобы оценить шансы спортсменов.
– А вы спорили с Зотовым, я извиняюсь, по трезвой?
– Ну, было, самую малость…
– Да чего мы там выпили, – прокомментировал Юрий Владимирович, – по бутылке шампанского на брата, да пивком догнались немного, вот и все.
– Я пила только шампанское, – кокетливо добавила Маргарита Львовна и икнула.
– Да ладно, только шампа-а-нское, – опять встрял Юрий Владимирович, – а кто зудел, найдите мне «Гессер», а после согласился на пятую «Балтику»?
– Ой, Юра, хватит заливать, – пыталась пристыдить его Маргарита Львовна, – лучше наливай.
– И то правда, – встрепенулся Константин Федорович, – Юрок, свистни там Лешку, пусть еще пузырек притащит.
Юрок, слегка пошатываясь, подошел к двери и, крикнув Лешку, передал ему приказ шефа. Через минуту на столе уже красовалась новая бутылка «Финляндии». Юрий Владимирович, который сегодня был за банкующего, свернул ей головку и разлил.
– У меня есть тост, – Юрий Владимирович поднялся со стула.
– Валяй, – сказал Симягин, вальяжно развалившись в кресле.
– Я предлагаю выпить за то, – торжественно провозгласил Юрий Владимирович, – чтобы все самое хорошее в прошлом, стало самым плохим в будущем.
Повисла долгая пауза, в течение которой компания пыталась добраться до сути сего глубокомысленного изречения. В то время, как Юрий Владимирович, довольный собой и произведенным эффектом, обводил всех торжествующим взглядом.
– Сам придумал? – наконец спросил Симягин, прервав всеобщее молчание.
– Какая разница, главное – как звучит! – назидательно сказал Юрий Владимирович и опрокинул стопку.
Едва пригубив рюмку Мамедов, поставил ее на стол и посмотрел на часы. «Похоже, я отсюда сегодня не выберусь, – отметил он про себя с невеселой иронией, – нужно форсировать события».
– Константин Федорович… – начал было он, но Симягин не дал ему договорить.
– Просто Константин, зови меня просто – Константин, – великодушно преложил Симягин, хотя, из-за властной интонации, звучавшей в его голосе, казалось, что он скорее не предлагает, а навязывает угодный ему стиль общения, – а моих друзей зови Юра и Рита.
– Хорошо, Константин, – решил подыграть ему Мамедов, – скажи мне, пожалуйста, где ты был восемнадцатого рано утром, а точнее между четырьмя и шестью утра.
– В четыре утра! Спал, конечно, где же мне еще быть?
– Это может кто-то подтвердить?
– Жена, пожал плечами Константин, – мы пока спим вместе.
– Понятно, а семнадцатого в пять вечера? – произнес Алискер.
– Что семнадцатого? – не понял Константин.
– Где ты был семнадцатого февраля, в среду, в пять часов вечера?
Константин задумался.
– Погоди-ка, дай вспомнить… Ага, в среду же я ездил к Иришке. Отсюда я уехал в четыре и был у нее до семи, потом поехал домой.
– Она это может подтвердить?
– Кто, Иришка? – он рассмеялся, – да она тебе что угодно подтвердит.
– Ну, спасибо, мне пора, – Алискер посмотрел на часы и поднялся.
– Нет, Алискер, мы так тебя не отпустим, – категорическим тоном произнес Константин, – давай на посошок. Юрик – наливай.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
«Иван Кузьмич милостиво согласился меня принять, хотя и предупредил, что в моем распоряжении не более получаса. По телефону он разговаривал довольно любезно, объяснил, как к нему доехать и сказал, что предупредит охрану, дежурившую в подъезде.
Сергей остановил машину у нового девятиэтажного дома в центре города, недалеко от нашей конторы.
– Приехали, – сказал он, повернув голову ко мне, – я поставлю машину вон там.
– Погоди ставить машину. Я хотела тебя кое о чем попросить.
– Пожалуйста, о чем речь, – с готовностью отозвался он.
– Пока я буду у Коломийца, сгоняй на базар, купи пару кило свининки, пучка три зелени, и фруктов – хурмы, яблок, апельсинов. Вот, – я протянула ему две сотни, – думаю, этого хватит.
– Нет проблем, – Болдырев спрятал деньги в карман куртки.
– Я вернусь через полчаса, – сказала я ему, выходя из машины.
Один из двух подтянутых парней в камуфляже вежливо попросил меня предъявить паспорт и, внимательно изучив его, вернул мне со словами:
– Третий этаж, квартира девять.
Я поднялась на лифте и позвонила. Дверь мне открыла женщина лет пятидесяти, в белоснежном накрахмеленном переднике.
– Здравствуйте, моя фамилия Вершинина, Иван Кузьмич ждет меня.
– Я вас провожу, Иван Кузьмич у себя в кабинете, – сказала она деловито, принимая у меня пальто.
Я прошла за ней по длинному широкому коридору мимо гостиной и столовой. Остановившись перед массивной дубовой дверью в кабинет, женщина, которую я определила как домработницу деликатно постучала в нее.
– Входите, – раздался из-за двери приятный баритон.
Домработница открыла дверь.
– Иван Кузьмич, к вам Вершинина, – сказала она плотному мужчине, чьи короткие волнистые волосы еще не были тронуты сединой, хотя ему можно было смело дать «полтинник».
Коломиец вышел из-за стола мне навстречу.
– Пожалуйста, проходите, – слабо улыбнулся он и, повернувшись к домработнице, сказал, – Евгения Петровна, сделайте нам чаю.
Одну из стен кабинет Коломийца целиком занимали книжные полки, на которых, поблескивая позолотой переплетов, ровными рядами выстроились собрания сочинений русских и советских писателей-классиков. С ними соседствовали тома по истории, социологии, политике и разнообразные справочники.
По степени изношенности переплетов и обложек можно было судить о том, как часто та или иная книга бралась в руки. Если справочной литературой изредка пользовались, то остальные книги по новизне ничем не отличались от печатной продукции, выставленной на полках и в витринах книжных магазинов.
У противоположной стены стоял огромный дубовый стол с резными ножками, со старинным бронзовым прибором для письма. Рядом с ним покоились разложенные аккуратными стопочками бумаги.
– Присаживайтесь, – Коломиец указал на одно из черных кресел, входящих в «кожаный» гарнитур, которым был обставлен его домашний кабинет.
– Вам даже поболеть как следует не удается, – посочувствовала я ему и понимающе улыбнулась.
– Вы не представляете себе, сколько приходиться работать! – пожаловался он и осторожно опустился в соседнее кресло.
– У вас замечательная библиотека, – польстила я ему.
– Вот только читать времени нет, – с сожалением в голосе сказал Коломиец, – все дела да хлопоты!
– Иван Кузьмич, я не собираюсь у вас отнимать много времени, – успокоила я его, – мне только нужно задать вам несколько вопросов.
– Ну что вы, что вы, я готов выслушать вас. – любезно отозвался Коломиец.
«Неужто я ему приглянулась?» – с веселой иронией спросила я себя.
– Иван Кузьмич, – начала я, тщательно подбирая слова, и стараясь быть предельно деликатной, – это, конечно, дело внутрисемейное, но уж так случилось, что мне необходимо задать вам эти вопросы…
– Да вы не стесняйтесь, спрашивайте о чем угодно. – подбодрил меня Иван Кузьмич, довольный тем, что ему представился случай явить свое квази-монаршее благорасположение женщине, в которой видел не обычную просительницу, а вполне самостоятельную особу, зависящую от него постольку-поскольку, к тому же вызвавшую в нем интерес и симпатию.
