Марина Серова - Драконы на холмах
Ни расширенный утренний комплекс, ни контрастный душ, ни погрешности в диете — за завтраком после каши умяла аж два шоколадных батончика с орехами — не помогли обрести хотя бы относительное душевное равновесие. Я не находила себе места.
Попробовала помедитировать у картины Ольги Кусковой (почти Кустодиевой!). Когда-то мы дружили вчетвером — Ольга, Галя, Марина и я. Мы трое довольно скоро забросили кисти и холсты, Оля же долго и с переменным успехом пробивалась в ряды «продающихся» художников. А потом ее творчество стало пользоваться спросом, и она уехала в Москву «за длинным баксом».
Оля писала необыкновенно поэтичные, хоть и несколько однообразные, картины. Многим — в том числе и мне — кажется, что, созерцая ее работы, можно что-то подправить в своей душе.
Но сегодня мне не удавалось погрузиться в цветные радостные миры.
Что же делать?
Спросим у верных друзей.
Кости подбодрили: 3, 28, 15.
«Желание непременно исполнится, но нужно еще немного подождать».
Ну что ж, будем ждать, когда мой бородатый клиент вернется из непостижимого и, честно говоря, не очень правдоподобного — прости, Чен Чжу! — «фань шу» (или «фань ши»? не помню…).
Меня выволокла из кухни какая-то непонятная сила, потащила в гостиную.
И я достала из дальнего угла книжного шкафа старые письма Олега.
Да что это меня все на князей тянет? Сначала Олег, потом Игорь.
Однажды я увидела эти листочки у Олега на столе во время очень напряженного нашего разговора. Он перехватил мой взгляд и сказал: «Ладно, бери, раз уж увидела. Это все равно предназначалось тебе».
И теперь я частенько перечитываю эти его послания…
* * *«Ну вот и началось. Кажется, я все же сделаю, как задумал. Сейчас мне представляется, что получится хорошо. Я хочу написать тебе много-много писем. И когда-нибудь ты их прочтешь. Может быть.
Что на дворе? Ночь, естественно. Нам ведь с тобой сейчас не до сна, верно?
Лежал я вот только что, а в голове складывались строчки… Жалко, нет под рукой компьютера. Но не разучился же я писать авторучкой?!
Не пойму, хорошо мне или нет. Любовь, однако! Самое горько-сладкое чувство. И самое непостижимое. Для которого нет ничего невозможного.
Плохо, что я не могу тебе писать так, как принято: написал — отправил… Придется, как непризнанному гению, — в стол. То есть в файл. На магнитный диск.
Писать тебе вот так — судьба? Возможно. Однажды я не умер только потому, что на свете есть ты.
Я не сочиняю музыку, не снимаю кино. Может быть, эти строчки и есть мое земное предназначение? Фу, как высокопарно. Ты еще вспомни, что рукописи не горят (это я себе). Зашел недавно в дружественное издательство и увидел набираемые на компьютере машинописные страницы. Причем набираемые, видимо, давно и с отвращением. «Рукописи?» — спрашиваю. «Да, — отвечают, — не горят, сволочи!»
Эх, и штормит у меня в голове, правда?
…Ты помнишь, какое было у нас необыкновенное небо? Аквамариновая полоска на сине-черном. И огни города внизу… И фонарь в листве… И поцелуй… О-о-о, куда меня несет… Вот ведь странно: не думаю о тебе — и никаких эротических мыслей.
Я бы лежал с тобою всю ночь и весь день, не размыкая объятий. Сегодня я вдруг понял, что все эти годы заблуждался: думал, без тебя плохо. Неправильно. Очень плохо.
Ну да ладно. Нет, все-таки непостижимо. Говорил тебе уже или нет? Во мне где-то глубоко живет существо, которое тоскует по тебе ежесекундно. Рыдает, не переставая. Скулит, воет от горя. И не иссякают у него слезы, не садится голос. Это существо любит тебя, как любят растения — воду и солнце. Разве может забыть дерево, что ему необходимо солнце? А я, который снаружи, осознаю это лишь время от времени. (Впрочем, с течением лет все чаще.) В остальном живу, как все. Порой шучу, порой пью пиво, слушаю музыку, треплюсь со знакомыми. Работаю еще иногда. Довольно редко вспоминаю о тебе. А потом внезапно — х-л-лоп! Тот, внутренний, выныривает на свет из своих глубин, и…
И я понимаю, что не выпускал тебя из рук все эти годы. Не переставал целовать. Что я дышу в этой жизни не воздухом, а запахом твоих волос. Что греют меня в холода не пальто и шапка, а воспоминания о тебе.
Любимая! Может быть, ты не спишь сейчас? Спи, родная моя. Пусть отдохнут твои глазки, пусть наберутся сил твои руки…
Ты ведь еще будешь со мной?
А пока у меня есть память. И небо — одно на двоих. И город — один на двоих. Ну почему не пишутся стихи? Мужчины вообще-то народ более склонный к соловьиным трелям. Никто ведь не слышал, как поют соловьихи. Значит, так положено. Я говорю, ты молчишь… но все равно ты рядом со мной. Всегда. (Однажды написал: «всегда — насмешливое слово».)
Светлая мысль пришла в голову, хоть и не новая. Не буду больше отсчитывать мгновения с того часа, как видел тебя. Буду считать секунды до следующей встречи. Мне было с тобой так сладко! Жить надеждой на повторение такого счастья — стоит…
Сейчас я буду говорить с тобой мысленно и засыпать. А потом для нас обоих взойдет солнце.
Пусть скорей наступит утро.
И будет новый день.
Чем холоднее осенние дни, тем ближе лето.
До встречи, моя единственная.
Всего тебе самого доброго».
Нет, поистине странное существо человек. Тоскую по одному мужчине и… читаю письма другого.
Вдруг меня слегка замутило и тут же отпустило. Качнулись занавески на окнах, воздух в комнате словно встрепенулся.
А еще скрипнули пружины дивана.
Я мысленно «посмотрела» сквозь две стены и… увидела лежащего на диване Игоря.
Меня буквально сдуло с кресла.
Да, он лежал на диване и тяжело дышал, закрыв глаза.
— Игорь, что с тобой?! Где ты был?!
Он пожевал губами и ответил — явно через силу:
— Я просто устал… все нормально…
Я не стала терять времени и попыталась «слиться» с его мыслями, сев рядом и плотно прижавшись к его лицу. Но на этот раз мне не удалось пробиться через серый туман «прихожей» его подсознания. То ли меня уже слегка укатали крутые горки, то ли его кто-то на совесть обработал…
Пришлось идти медленным и трудным путем. Для начала я решила просто накормить парня. На то, чтобы признаться в обуревавшем его чувстве сильного голода, моего недавнего нежного любовника, к счастью, хватило.
Мы переместились на кухню, и я пожалела, что брала у Чен Чжу уроки дао и прочей философии вкупе с прикладной психологией, а не училась, как все нормальные бабы, основам кулинарного искусства. Эх, Танька, тебе бы все астрология с метафизикой! Чем мужика-то кормить будешь — бутербродами, что ли?
А кстати… С китайской кухней взаимоотношения у меня чисто потребительские, но вот мои гренки с сыром и яйцами гражданин Исаев, кажется, однажды уже уплетал да похваливал.
Сказано — сделано, как говаривали еще в Древнем Риме. Я всегда имею аварийный запас хлеба и молока, а масло, яйца и сыр у меня и вовсе не переводятся. Молоко с яйцами взбиваем, хлеб режем, смачиваем в только что полученном коктейле, посыпаем сыром, поджариваем — и все!
Игорь зачарованно следил за процессом приготовления этого нехитрого блюда, и я с облегчением ощутила, что его биополе «расправляется».
И во второй раз мои гренки имели полный успех — уплетал он их с явным энтузиазмом. Доев последнюю, насытившийся бородач поднял взгляд от тарелки, и я увидела в его глазах уже более осмысленное выражение. Воистину, через желудок лежит путь не только к сердцу мужчины, но и, как я только что убедилась, к его разуму.
Но процесс следует довести до конца. Чего желали в свое время жители вышеупомянутого Рима, кроме поджаренного с яйцами, молоком и сыром хлеба? Ну, конечно, зрелищ!
Так, что же ему показать? Это избалованное знакомством со мной существо не удивишь чтением мыслей. Да и вообще человек — тем более клиент — на роль театрального реквизита не очень годится. Ну, и?..
Ну, и… я вспомнила про мышей.
Дело в том, что у меня в квартире совершенно нет тараканов (вывела паршивцев, применив биоблокаду), но зато частенько захаживают шустрые и наглые мыши. Их я изводить не стала: гнезд они у меня не вьют, а еду я храню в совершенно недоступных для этих бесцеремонных топтушек местах, так что серым остается только досадовать.
А еще я на них охочусь!
Такая «мышиная охота» — прекрасная разминка перед серьезными упражнениями. Я вхожу в состояние «меня здесь нет», то есть замираю и «втягиваю» биополе. Мышь, глядя прямо на меня, меня не видит! Остается только не спеша взять ее и выставить за дверь.
Но сейчас нужны внешние эффекты, зрелища! Придется мобилизоваться и продемонстрировать живость рефлексов.
— Игорь, хочешь, я мышь прямо сейчас голыми руками поймаю?
— Да? А сможешь?
Смотрите-ка, он уже заерзал, глазки загорелись… Ребенок, и все тут.
— Еще как смогу! Только сиди тихо и не мешай.
