Рекс Стаут - Все началось с Омахи
- Моя фамилия Гудвин. Я вам звонил.
- О да, конечно же. Я совсем забыла. Проходите.
Это была одна из тех комнат, разобраться в убранстве которой мог бы разве что эксперт по коллажам. Одному Богу известно, почему табурет для пианино стоял прямо посреди дороги, ему же, наверное, известно и то, почему здесь был этот табурет - пианино тут не было и в помине. По крайней мере, на табурет можно положить пальто и шляпу, что я и сделал. Она села на кушетку и пригласила меня сесть рядом с ней, что мне и пришлось сделать, ибо ни единого стула в комнатенке не оказалось.
- Я на самом деле забыла, - сказала она извиняющимся тоном. - Мои мысли парят, как голуби в небе.
Она сделала жест рукой, имитируя парение своих мыслей.
Молода, хорошо сложена и отлично ухожена, со вкусом одета и обута, нежная, чистая кожа, светло-карие глаза, модно подстриженные каштановые волосы, но вот что касается парящих мыслей...
- Вы, кажется, сказали, что вы - детектив, не так ли? И что-то еще насчет какого-то журнала...
- Совершенно верно. Редактор хочет подать тему убийства в новом аспекте Ну, к примеру, это будет звучать следующим образом: "Последний месяц из жизни жертвы" или "Последний год из жизни жертвы. Версия, изложенная его секретаршей".
- Моя фамилия, разумеется, упомянута не будет?
- Почему же? Будет Теперь, когда я познакомился с вами, думаю, будет и ваш большой портрет. Не возражал бы и сам его иметь.
- Вы очень милы, но давайте не будем переходить грань.
Контраст между тем, что я видел, и тем, что слышал, был столь разителен, что верилось с трудом. Ни один мужчина не отказался бы сходить с ней в театр, но лишь при том условии, что она не раскроет рта.
- Постараюсь, - заверил я ее. - У меня всегда есть возможность повернуться к вам спиной. Итак, идея состоит в следующем: вы рассказываете мне про мистера Моллоя - что он сказал, что сделал, как повел себя в той или иной ситуации, я довожу все это до сведения редактора, и если ему покажется, что из этого получится статья, он сам захочет с вами повидаться. Идет?
- Да, но мы не сможем назвать это "Последний год из жизни жертвы". Это всего лишь "Последние десять месяцев из жизни жертвы" - я проработала у него всего десять месяцев.
- О'кей, еще лучше. Итак, насколько я понял...
- Сколько дней в десяти месяцах?
- Смотря в каких. Приблизительно триста.
- В таком случае название будет таким: "Последние триста дней из жизни жертвы".
- Хорошая идея. Насколько я понял, время от времени вы с Моллоем обедали в ресторане. Вы...
- Кто вам об этом сказал?
Передо мной был выбор: встать и уйти, слегка придушить ее или же взяться за нее как следует.
- Послушайте, мисс Брандт, мне платят почасно и отнюдь не за красивые глаза. Вы обсуждали с ним дела или же ваши встречи носили иной характер?
Она улыбнулась, отчего стала еще привлекательней.
- О, они носили светский характер. Он никогда не говорил со мной о делах. Все очень просто: ему не хотелось обедать с женой, а в одиночестве обедать он не любил. Пускай это войдет в статью. Я знаю, говорят, будто он позволял себе вольности. Не верьте.
- А он позволял вольности по отношению к вам?
- О, разумеется. Женатые мужчины всегда их позволяют, потому что с женами им уже неинтересно.
- Вы правы. Я по этой причине и не женюсь. А он...
- О, так вы не женаты?
Полагаю, вы уже сыты по горло. Я, признаться, тоже. Но, увы, я находился при исполнении служебных обязанностей, которые исполнял еще целых три часа. Примерно на полдороге меня ждало испытание. Нам обоим захотелось пить. Она направилась на кухню и принесла бутылку имбирного пива, бутылку джина и два стакана, в каждом из которых было по кубику льда. Я извинился, сослался на язву и попросил молока. Она сказала, что молока у нее нет, и я попросил воды. В аналогичных ситуациях я часто выхожу за рамки служебных обязанностей, но я бы не стал пить джин с имбирным пивом, даже если бы от этого зависело погружение в тайны личной жизни сексбомбы Лиззи Борден. Она сидела и потягивала этот гнусный коктейль, от одного вида которого у меня начались желудочные колики.
По дороге сюда я испытывал легкие угрызения совести, ведь придется морочить мозги бедной девушке, зарабатывающей себе на пропитание в поте лица. По пути домой я обнаружил, что моя совесть крепко спит и, если это не противоречит реальности, даже похрапывает.
Вулф, который редко ложится спать раньше полуночи, сидел за своим столом и читал "Тайную договоренность" Мерла Миллера. Когда я вошел в кабинет, он даже не поднял на меня глаз, а поэтому я направился к сейфу, достал книгу расходов и занес в нее сумму, которую дал на расходы нашим оперативникам, по сто долларов каждому, положил книгу на место, запер сейф и навел порядок у себя на столе. Терпеть не могу захламленного стола.
Наконец я встал со своего места и, глядя на Вулфа сверху вниз, спросил: - Прошу прощения. Есть что-нибудь стоящее от Фреда или Джонни?
Он закончил абзац и только тогда оторвал глаза от страницы.
- Нет. Фред позвонил в одиннадцать и сказал, что новостей нет. Джонни не звонил.
- Меня нельзя отложить на завтра?
- Нет, нельзя. Завтра сюда придет эта женщина. Что-нибудь раскопал?
- Не знаю. - Я сел. - Либо она вертихвостка, либо первоклассная актриса. Каждое предложение она начинает с нелепых восклицаний. Вы бы сбежали от нее через три минуты. Она пьет коктейль из имбирного пива и джина, четыре к одному.
- Ну да?
- Истинная правда!
- Господи Иисусе! И ты тоже с ней пил такую мерзость?
- Нет. Но был вынужден смотреть, как она пьет. Есть два любопытных момента. Однажды, в октябре прошлого года, она увидела, что у него нет на пальто пуговицы и выразила желание пришить ее. Когда она ее пришивала, из кармана вывалились, какие-то бумаги. Она подняла их и просмотрела. Да, да, она именно так и говорит. Бумаги могут вывалиться из кармана, но можно их оттуда и достать. Как бы там ни было, она как раз держала в руках какой-то листок, на котором были фамилии и цифры, когда он вдруг вышел из своей комнаты, выхватил листок у нее из рук и устроил ей взбучку. Он даже ударил ее по щеке, но это не для протокола, ибо она не желает, чтобы подобные детали входили в статью. Она говорит, что шеф аж побелел от ярости, а вечером за обедом извинялся и угощал ее шампанским.
- Что за фамилии и цифры?
- Я так и думал, что вы об этом спросите. Она не может вспомнить. Она думает, что цифры могли означать суммы денег, но она не уверена.
- Не больно хороший урожай.
- Да, сэр. То же самое можно сказать и о втором моменте, с той лишь разницей, что это случилось совсем недавно. Однажды, где-то между Рождеством и Новым годом, он спросил у нее, как она смотрит на то, чтобы совершить с ним путешествие в Южную Америку. Он едет туда по делам, и ему потребуется секретарша. Он пытался позволить себе вольности по отношению к ней, но она их пресекла. Ей понравилась идея путешествия в Южную Америку, но, отдавая себе отчет в том, что здешние вольности там уже будут считаться чем-то само собой разумеющимся, сказала, что поразмыслит над его предложением. Он ответил, что времени на размышления у нее немного, так как дела ждать не будут. Он добавил, что дела сугубо конфиденциальные и заставил ее дать слово никому не рассказывать о его предложении. Таким образом она отделалась от него, не говоря ни "да" ни "нет" до самого третьего января, то есть дня его смерти. Такая вот версия. Я же склонен думать, что она ответила ему "да". Из нее никудышная лгунья. Да, совсем забыл - ее мысли парят.
- Где парят?
Я сделал широкий жест рукой.
- Просто парят. Она бы вас здорово развлекла.
- Не сомневаюсь. - Он взглянул на часы. - Она где-нибудь работает?
- Да. В какой-то фирме, занимающейся импортом. В центре города. Явно никаких связей с прошлым.
- Отлично. - Вулф отодвинулся вместе с креслом от стола, зевнул и встал.
- Джонни должен был мне позвонить. Черт побери, он напрашивается на взбучку.
- Будут указания на утро?
- Нет. Ты нужен мне здесь. Мало ли что может случиться? Спокойной ночи.
Он направился к лифту, а я к лестнице.
Раздевшись и забравшись под одеяло, я велел себе увидеть сон про Селму Моллой - ну, вроде бы она оказалась в горящем доме, на самом последнем этаже и боится прыгнуть в растянутую пожарными сеть.
Тут появляюсь я, оттесняю пожарных, простираю руки, и она попадает прямо ко мне в объятия, легкая, как перышко. То, что она должна быть легкой, как перышко, весьма и весьма существенный момент, в противном случае можно сломать хребет.
Увы, в ту ночь мне вообще ничего не снилось. Утром я даже забыл, что хотел увидеть сон - я по утрам ничего не помню до тех самых пор, пока не приму душ, не побреюсь, не оденусь и не спущусь на кухню. Апельсиновый сок помогает туману рассеяться, ну а после кофе от него не остается и следа. Хорошо, что Вулф завтракает в своей спальне, а потом отправляется в оранжерею. Если бы мы с ним встретились до завтрака, он бы наверняка меня уволил или бы я сам давным-давно сбежал.
