Татьяна Ярославская - Золотой скорпион
Я совсем было заснул, когда почуял незваного гостя. Сначала почуял, а не услышал, хоть и горжусь отменным слухом, но запах этого человека пришел первым. Потом уже зашипел потревоженный песок и заворчал разбуженный гравий. Он приближался, дух кислого немытого тела, старого перегара и разлагающейся плоти, стократ усиленный запах обычной человечины, пота, смрадного дыхания, мочи и грязи, невыносимый для любого дикого зверя и миллионы лет назад служивший защитой человеку от нападений хищников. Только вконец изголодавшееся животное пренебрежет таким духом и своим достоинством. Уж лучше питаться падалью, чем жрать это.
Я стал, пятясь, отступать к дальней стене и был уже около оконного проема, когда бомж ввалился в облюбованный мною зал. Ввалился, бросил на земляной пол свой замызганный рваный мешок и пристроился мочиться прямо возле своей ноши. А потом, не долго думая, рухнул тут же спать. Я одним прыжком перемахнул низкий край окна и отправился в самые дальние строения искать себе место для ночлега.
На утро я проснулся позже обычного, солнце уже поднялось и сушило росу на травах. Напился из ручья и пошел проверить, убрался ли уже незваный гость. Конечно, там, где он ночевал, нескоро можно будет жить снова, в этом году вряд ли, такие запахи держатся долго, а даже если и выветрятся, неприятные воспоминания у меня все равно останутся.
Я долго выжидал подходящий момент, чтобы пересечь асфальтовую дорожку, и дождался, пока из-за поворота появился мужчина, правда, не молодой, но еще довольно крепкий. Я проскочил прямо у него под ногами и со спокойной душой двинулся к корпусу, оскверненному бомжом.
Это будет уже четвертое место в моих владениях, в котором я долго не смогу бывать. В трех побывала смерть. Она унесла жизни старого сторожа и девушки, и пусть даже не успела забрать с собой старуху, достаточно и того, что побродила у сгоревшего автобуса. В зал, где сегодня ночевал бомж, смерть не приходила. Или… Постойте-ка, у входа в тот самый корпус я только что видел убийцу, того самого пожилого, но крепкого мужчину, который шел по дорожке. Все опять получилось! Нет-нет, мне не показалось, все точно, это он! Его согнутая фигура мелькнула и скрылась в дверном проеме.
Я, даже не таясь, кинулся ко входу и увидел его в спину. Убийца двигался, как зверь, пригнувшись и принюхиваясь, выискивая жертву. Странно, но он, похоже, безошибочно шел с дорожки через всю стройку именно к этому единственному месту, где был человек.
Он остановился, склонившись над смердящим изгоем, и стал шарить в своем кармане. Бомж то ли услышал его, то ли почуял близкую смерть. Я был далеко и не видел выражения его лица, когда он увидел прямо над собой убийцу, но крик, взлетевший и заметавшийся под потолком, ударяясь о стены, был наполнен настоящим живым и животным ужасом.
Секунда – и все будет кончено… Но не успел убийца схватить свою жертву, как получил удар ногами в живот. Бомж извернулся, как червяк, и, не переставая орать, сбиваясь на визг, подскочил и на четвереньках рванулся к выходу. Убийца уже поднялся и в пару прыжков перекрыл жертве дорогу. Глупо, надо было набросить удавку сзади. Или у него не оказалось с собой ничего подходящего? И к чему стремиться обязательно видеть лицо? Что там видеть-то в этом лице? Бомж уже справился с первым страхом, зарычал и швырнул свой вонючий мешок в лицо нападавшему. Убийца от неожиданности отпрянул, оступился и упал навзничь. Все вмиг изменилось: теперь уже бомж навис над ним, скаля гнилые зубы. Я был уверен, что сейчас он кинется на обидчика и прикончит его. Хотя бы ради одежды, ради денег, которые, наверняка, лежат в кармане рубашки или брюк. Но бомж только торжествующе взвизгнул, подхватил свой мешок и бегом бросился прочь, чуть было не раздавив меня у входа.
Несостоявшийся убийца с трудом поднялся с земли, потряс головой и потер ушибленный затылок. В глазах его уже не было ни сумасшедшей ненависти, ни одержимости, но я на всякий случай поспешил убраться с дороги.
Виктор Николаевич Садовский никогда не приходил на работу так рано, как сегодня. Обычно его привозил водитель уже после девяти, в тот самый час, когда бодрые «Волги» доставляют в конторы и учреждения всех бюджетных руководителей. Руководители коммерческие на своих иномарках в свои офисы приезжают гораздо раньше, потому что это стимулирует подчиненных, а время, проводимое их подчиненными на работе – это и их, руководителей, деньги.
От того, когда в университет приходят сотрудники, количество денег в кармане ректора не зависит. Их появление на рабочем месте контролирует бездушное расписание, а толпа слоняющихся по коридорам неприкаянных студентов тут же с головой выдаст отсутствие конкретного преподавателя.
Сегодня Виктор Николаевич на работу приехал сам и был уверен, что никого, кроме вахтера, в половине восьмого утра в корпусе не застанет. Занятия и в учебный-то год начинаются в половине девятого, а сейчас уж сессия на исходе. Можно будет посидеть, подумать, побродить без лишних глаз по зданию, кое-что посмотреть.
Не тут-то было! Корпус не то чтобы кишел сотрудниками, но жил уже довольно бурной жизнью. Первым делом прямо в фойе ректор столкнулся с преподавательницей кафедры психологии Ольгой Николаевной. Фамилию ее он не помнил, а, может, и вовсе не знал. Ольга Николаевна в застиранном черном халате размашисто мыла плиточный пол. Садовский так растерялся, что замер у входа, недоуменно глядя на женщину. У нее ведь вроде бы ученая степень имеется. И вдруг – здесь, со шваброй… Ольга Николаевна его нерешительность истолковала по-своему, приветливо улыбнулась, отжала тряпку и послала ее прямо под ноги Садовскому.
– Вытирайте.
– Что? – не понял он.
– Так ноги, ноги вытирайте!
Он старательно потоптался по тряпке и пошел наверх. На втором этаже гоняла воду по линолеуму совсем молоденькая девушка.
– Здрасьте, Виктор Николаевич! – радостно выдала она.
Он рассеянно ответил. Он мог поклясться, что эта девушка – аспирантка Рицмана. Или он ошибается? Да нет, вроде, не ошибается.
Странно. Надо спросить Давыдова, куда подевались самые обычные уборщицы и почему полы моют преподаватели и аспиранты.
Наверное, и вправду пора уходить, подумал Садовский, отпирая дверь своей приемной. В те времена, когда он еще не был ректором или когда только-только занял этот пост, он знал в университете всех, да и во внутренней его жизни разбирался гораздо лучше, чем теперь. Он немного постоял в приемной, задумчиво глядя на дверь собственного кабинета. А что, если он действительно уйдет? Не совсем, конечно, а из ректоров. Возьмет да и снимет свою кандидатуру перед самыми выборами. Дескать, дорогу молодым. Или нет, лучше все-таки по состоянию здоровья. Какая, к черту, разница. Все равно никто не поверит ни в первое, ни во второе. Все равно ясно, как день, что он просто-напросто струсил. Ну и пусть. Уйдет, как в свое время Морозов, на кафедру и будет доживать там свой преподавательский век. А с ним поступят так же, как он с Морозовым, вышвырнут в два счета, не посмотрят ни на былые заслуги, ни на возраст, ни на опыт.
Из самого нижнего ящика стола вытащил ректор синюю папочку, открыл, полистал. Записи Рокотовой. Вот листок с планом организации работ по охране окружающей среды. Помнится, он улыбнулся тогда, взглянув на заголовок, и выкинул из головы. А ведь с тех пор университет уже трижды штрафовали экологические службы. Вот ведь, написано у Рокотовой про все эти лимиты и сбросы, и про питьевую воду, и про производственные помещения арендаторов. И что он вовремя не почитал? А вот на этот лист он, помнится, и смотреть не стал: предложение по передаче недостроенных объектов с баланса университета городу. Как же, хотелось корпуса отгрохать, планов было громадье, а теперь завяз с этим недостроем, ни толку, ни проку, одни проблемы. А ведь она-то предлагала меняться, городу – недострой, а университету новое здание в хорошем месте, а не здесь, у черта на куличках. И муниципалитет, помнится, был заинтересован, даже звонили оттуда, но Садовский возмутился и отказался. Эх, знать бы… Техника безопасности и охрана труда. Господи, смех и грех, ну что может случиться с сотрудниками университета, в чем их инструктировать и от чего охранять? Но вот сгорел же сторож, вот свалилась же библиотекарша со стремянки, рухнул водитель в гараже в яму… За всех взгрели его, Садовского, ректора, не обеспечившего, не предусмотревшего, не прикрывшегося вовремя инструкциями и подписями.
Он продолжал перебирать и перелистывать ее записи и, наконец, наткнулся на нечто неожиданное. Это был план подготовки к перевыборам. Конечно, он тогда не обратил на этот лист внимания, выборы ведь только-только прошли, зачем же было готовиться к новым? Но вот сейчас… Виктор Николаевич читал и понимал, что сейчас уже поздно. Поздно пить боржоми, когда почки отвалились. Проводить конференции и примазываться к чужим публикациям, раз уж нет своих, продвигать к защите тех, кого он наоборот топил, давать возможность преподавателям подработать легально, чтоб не брали взятки, увольнять Давыдова и загружать Зайцева, чтоб ушел сам, – все это уже поздно делать, когда до выборов рукой подать.
