Дуглас Энефер - Последний трюк
Однако Якима не стрелял. Он стоял и зверски щерился, уже не стараясь сохранять нормальный облик. Изо рта отвратительными каплями падала слюна. Так он постоял примерно полминуты, покачиваясь взад - вперед на каблуках. А когда заговорил, голос его звучал очень тихо.
- Шенд, за это ты будешь умирать очень медленно. Причем не до конца, ведь ты ещё должен заговорить. Я тебя засуну в кожаный мешок. Мокрый кожаный мешок. Потом выставлю мешок на солнцепек и посмотрю, что из этого получится. Шенд, ты знаешь, что будет, когда я выставлю мешок на солнце?
- Да, но это совсем не оригинально. Такие вещи делали гангстеры ещё во времена сухого закона.
- От этого метод не стал менее эффективным, он гарантирует долгую агонию и мучительную смерть.
Он ещё раз тихо хихикнул и вышел в расшатанную дверь. За дверью был виден яркий солнечный свет. Я осмотрел комнату. В ней была кровать, три стула с прямыми спинками, стол и паяльная лампа. Она ещё продолжала гореть, и я понял, что должен сделать. Только бы мне хватило времени. Я поднялся на ноги и на цыпочках пересек комнату. Снаружи был слышен шум бегущей воды и тихая возня - похоже, он что-то искал.
Я добрался до лампы и сунул руки в пламя. Боль была куда сильнее той, что причинил мне он, но я не осмеливался стонать и у меня не было времени, чтобы отдернуть запястья, а потом попытаться снова. Я продолжал держать их в пламени, закусив нижнюю губу так, что она превратилась в кровавую рану. Глаза у меня буквально вылезали из орбит и пот обильно лился по лицу.
И тут веревки лопнули.
Я оперся о стену, к горлу подкатывала тошнота. Потом я услышал, что шум воды затих и послышались приближающиеся шаги. На полке у плиты стояла керосиновая лампа. Я занес её над головой.
Якима, усмехаясь, шагнул в дверь, в руках у него был мокрый кожаный мешок. Я двинул его сбоку в челюсть стеклом от лампы. Стекло распороло кожу; сила удара была настолько велика, что он рухнул на пол.
Я бросился к нему. Кровь залила ему лицо и рубашку, но он сумел подняться. Я вложил весь остаток сил в удар, который оторвал его от пола. Казалось, на долю секунды он повис в воздухе. Потом он с грохотом рухнул на пол, голова свесилась на сторону, глаза остекленели.
С трудом переводя дыхание, я выхватил его пистолет из плечевой кобуры и быстро обыскал его в поисках другого оружия. Второго пистолета не оказалось, зато я нашел длинный нож в узких ножнах. Нож я швырнул под кровать, пистолет сунул за пояс.
Якима продолжал лежать неподвижно. Я пнул его ногой, причем достаточно сильно, чтобы заставить его вздрогнуть, если он мог что-то чувствовать, но он не пошевелился. Тогда я вышел наружу. Оказалось, что хижина стоит на небольшом расчищенном участке на склоне холма. Возле дома я увидел ручной насос, налил ведро воды, вернулся в хижину, вылил воду на японца и швырнул ведро в угол.
Через некоторое время он открыл глаза. Из окровавленного рта вырвался хриплый стон. Я схватил его за галстук и рывком поставил на ноги. Потом четыре раза хлестнул наотмашь по лицу.
- Сейчас ты заговоришь, - рявкнул я. - И я не стану ждать не только дней, но и часов.
- Я... я... - слова застряли у него в горле.
Я сильно пнул его ногой. Японец рухнул на кровать, я наступил коленом ему на грудь, не слишком сильно, но достаточно, чтобы сломать ребро. Сдавленное рыдание проскрежетало в его в горле.
- Пожалуйста... пожалуйста... Я все скажу.
- Прекрасно. Кто такой Блю Гуднайт и какие у него дела с Томми Дженсоном?
Якима облизал губы.
- Гуднайт должен был позвонить, потому что он... Я хочу сказать...
- Ты меня задерживаешь, - буркнул я. - Не делай этого. Я не в настроении.
- Ладно, ладно...
- Человек, которого ты называешь Блю Гуднайт... Он что - друг Дженсона?
- Друг! - Якима харкнул кровью. - Он должен был позвонить, потому что... - он умолк и прислушался.
Я снял колено с его ребер и выпрямился. Я тоже слышал шум машины, направлявшейся к хижине; она медленно двигалась по крутой и узкой разбитой дороге.
Судя по искаженному болью и ненавистью лицу Якимы, в тот день мне не суждено было услышать новые признания. Я скрутил ему руки веревками, забил в рот кляп и выглянул за дверь. Машина приближалась, но ещё не появилась. Я перебежал расчищенный участок и спрятался в кустах.
Вскоре подкатил длинный черный автомобиль. Из него выбрался высокий стройный человек с мертвенно бледным лицом и длинным глубоким шрамом на левой щеке. На нем был светло-серый костюм с пиджаком на три пуговицы, блестящие черные волосы спускались из под шляпы с загнутыми полями и прикрывали уши. У меня был пистолет Якимы, но я плохо видел нового гостя его прикрывала машина, и он вошел в дом прежде, чем я успел что-то сделать. Теперь их было двое против одного, и у них было укрытие.
Я выбрался из кустов, скользнул за руль, выжал сцепление и отпустил ручной тормоз. Машина бесшумно покатилась назад. Расчищенный участок постепенно удалялся, а потом и совсем исчез, когда машина набрала скорость. Я развернул её и запустил мотор.
Позади раздались крики и выстрелы, но я нажал на газ и вскоре был уже за поворотом, сделав это гораздо раньше, чем мистер Блю Гуднайт успел добраться до подножия горы.
Проехав по дороге пару миль, я заглянул в ящик для перчаток и обнаружил там кожаный бумажник с фамилией и адресом в маленьком целлулоидном окошке: Лестер Л. Байрон, дом 273а, Вест Морнингтон-авеню, Нью-Йорк, 20.
Лестер Л. Байрон был окружным судьей. Должно быть, его машину угнали. Ладно, я не знал судью Байрона, но я обязательно снова встречусь с высоким мужчиной с мертвеннобледным лицом.
Я решил, что мне придется познакомиться с ним лично... И достаточно скоро.
Глава десятая
Дорожный указатель подсказал, что я нахожусь в Нью - Джерси. Ну что же, я могу проехать в Нью-Йорк через Холланд - туннель, вернуть машину судье Лестеру Л. Байрону и выслушать его благодарность. С другой стороны, на Манхеттене меня вполне может задержать патрульная машина, набитая мрачными личностями в синей форме, размахивающими пистолетами и задающими множество вопросов. Правда, я мог бы объяснить, как оказался за рулем краденой машины, но это отняло бы слишком много времени, а им-то я как раз и не располагал.
Я съехал с автострады на лужайку и пошел пешком. Судя по указателю, до Монтклера оставалось две мили, Я уже почти отмахал одну из них, когда позади показался сельский фургон. Я достал носовой платок, вытер лицо и привел в порядок одежду. Когда фургон подъехал поближе, я обернулся и с надеждой поднял руку. Заскрипели тормоза, и фургон остановился.
Из кабины выглянула обветренная физиономия с седой бородой, украшенная бифокальными очками в металлической оправе. Изо рта торчала трубка с глубокой трещиной на чубуке.
- Тебя подвезти, сынок? - голос вполне мог принадлежать пионеру покорения Запада, двигавшемуся к последней границе с вереницей крытых фургонов.
Я чиркнул спичкой, закурил и сказал:
- Да, хотелось бы вернуться в Нью-Йорк.
- Я еду в Джерси-сити, но там ты найдешь любой транспорт, так что садись, сынок, - старик рассмеялся. - Хотя зачем человеку в Нью-Йорк? Этот вопрос всегда ставил меня в тупик.
Я забрался внутрь и уселся на кипу газет, прикрывавших разодранный дермантин сидения. Он выжал сцепление, и мы тронулись дальше.
Не глядя на меня, старик сказал:
- Сынок, ты кажется изрядно вымотался.
- Был на вечеринке с крутыми парнями в лесной хижине, пояснил я.
Он добродушно поинтересовался:
- Выпивали или играли в покер?
- Играли в покер.
- И они тебя обчистили?
- К сожалению. Но я уже достаточно стар, чтобы понимать, чем это может кончиться...
- Черт подери, - проворчал он, - время от времени мы все попадаем в такие переделки.
- Я тоже так думаю. Возникли некоторые проблемы, потому что мне не понравилось, что они начали делать какие-то знаки, когда я обыграл одного из сосунков. - Я вздохнул. - Слово за слово, потом сцепились... Но вы же знаете, как это бывает.
- Конечно, хотя и не садился за покерный стол вот уже лет тридцать. В то время я был примерно твоего возраста. - Он остановил фургон на обочине и пошарил у себя за спиной. Когда его рука появилась снова, в ней оказался глиняный кувшин. - Яблочная водка, - прохрипел он. - Похоже, тебе стоит глотнуть, сынок.
- Интуиция вас не подвела, - кивнул я.
Он протянул мне кувшин и я сделал большой глоток. Казалось, эта водка в несколько раз крепче тех крепких напитков, что продавались в наши дни, а может, просто я себя так чувствовал. Старик молча наблюдал за мной, а потом сам принял как следует, выцедив залпом не меньше пинты. Потом он убрал кувшин и фургон двинулся дальше.
Спустя несколько минут он безразлично бросил:
- Сынок, если эти шулера тебя обчистили, я мог бы дать тебе на дорогу.
При этом он шумно пососал свою трубку.
В моем бумажнике лежали двести десять долларов, - Якима не забрал мои деньги; но мне показалось разумным продолжать играть роль до конца.
