Эллен Полл - Труп на балетной сцене
Гостья заговорила совсем тихо, будто от этого ее откровения могли показаться скромнее.
— С Грегом Флитвудом. Антон говорил ей, что спал с ним еще в Германии. Но по его словам, это было сто лет назад, и Лили поняла, что между ними все кончено.
— Может быть, он и сам так считал, — мягко предположила Джульет, попытавшись представить, что значит «сто лет назад», ведь Антон так молод.
— Может быть… Только разве это хорошо — спать с начальством? А Антон спал со всеми напропалую: с администраторами, примами, солистами, даже с артистами кордебалета. С Олимпией Андреадес. Знаете такую?
— Немного.
— Так вот — он спал с ней. И еще… — Тери осеклась. — Нет, нехорошо об этом говорить…
— Разумеется. — Джульет услышала в голосе девушки новые осторожные нотки и решила подыграть: — Можно переменить тему. — Не хватало, чтобы Тери поняла, что ее пытаются расколоть.
— Я знаю одно: не хотела бы, чтобы меня обсуждали подобным образом, — отрезала та.
— Вполне понимаю, — согласилась хозяйка, пытаясь сообразить, что такого в этой танцовщице могло вызывать кривотолки в студии. Потерпев фиаско в качестве сыщика, но приободрившись просто по-человечески, Джульет встала и направилась на кухню. — Хотите кофе? Расскажите, как вам «Большие надежды»? Вам не кажется, что из Кирстен получается прекрасная Эстелла?
Тери тоже встала, взяла свою тарелку с нетронутой едой и приборы и последовала за хозяйкой.
— Кофе — это здорово. Спасибо.
— Так как же «Большие надежды»? — настаивала Джульет. В ее просторной кухне красовались шкафы с застекленными дверцами, установленные здесь в 1928 году во время строительства здания. Но вращающиеся полки для закусок загораживал огромный холодильник. Эймс иногда шутила (во всяком случае, Джульет воспринимала это как шутку, потому что по угрюмой Эймс никогда не могла определить, шутит та или говорит серьезно), что звонки слугам надо переключить прямо на пульт управления этой машины.
— Кирстен неплохо смотрится.
— Но… — осторожно подтолкнула ее Джульет.
— Но Лили была бы лучше.
Брови Джульет взлетели, прежде чем она успела спохватиться и совладать со своей мимикой.
— Лили?
— Была бы лучше, — преданно повторила девушка. — Я говорю это не только потому, что мы подруги. Викторин вышла из себя, когда узнала, что Рут дала ей партию мисс Хэвишем.
— Вот как? — Джульет полезла в холодильник, чтобы в этот щекотливый момент не встречаться взглядом с гостьей. — Почему?
— Лили еще слишком молода, чтобы танцевать мисс Хэвишем. — В голосе Тери проскользнуло нечто вроде ранее не замеченного чувства. — Не было никакого смысла давать ей характерную роль. Знаете, ведь ей в этом сезоне предстоит танцевать с Антоном в «Спящей красавице».
— Характерная роль? — удивилась Джульет. — Что это такое?
— О, то, что дают возрастным танцовщикам. Партии, где не надо много двигаться. Мать принцессы. Или отец жениха…
— Господи, я не думала о партии мисс Хэвишем с этой точки зрения. А про Рут ничего не могу сказать. И что, Лили расстроилась?
— Лили слишком профессиональна, чтобы протестовать против таких вещей. Но между нас, это ее укололо. Она даже подумывала отказаться. Но и для этого она слишком профессиональна.
— Между нами, — поправила Джульет будущую беллетристку, но, заметив, как та покраснела, тут же пожалела об этом. Всезнайство было ее известным грехом, это качество обижало друзей. Но другой частью своего сознания Джульет отметила, что Лили не настолько профессиональна, чтобы не вспылить на репетиции в среду. На миг в ее голове возник образ старой, увядшей супруги, которая вынуждена улыбаться и наблюдать, как Янч собирается вступить в брак с молодой любовницей.
Наполнив два стакана льдом и охлажденным кофе, Джульет приветливо улыбнулась и пригласила Тери в библиотеку. Это было помещение более скромных размеров с двумя угловыми окнами, выходившими на реку и Восемьдесят четвертую улицу. В отличие от слишком просторной гостиной она казалось уютной. По стенам стояли ряды книг, в углу поблескивал стеклянными створками шкафчик с сокровищами эпохи Регентства: табакеркой слоновой кости, медальоном с прядью рыжих волос, «нравственной» игрой под названием «Зеркало истины», на доске которой значились квадраты: Страсть, Лицемерие, Зависть, Ложь, Легкомыслие и прочее в этом роде. Еще здесь имелся дуэльный пистолет, изготовленный самим Мантоном, завязанный по-байроновски галстук, поминальная карточка и другие bric-a-brac.[6]
Тери молча покосилась на шкафчик и изящно опустилась в одно из двух просторных кожаных кресел, стоявших по сторонам обложенного кирпичом камина. Свободный белый сарафан не скрывал худощавой фигуры, и Джульет снова подивилась, куда же ей еще сбрасывать целых два фунта.
— А другие тоже разочарованы подбором исполнителей? — как можно небрежнее спросила она и устроилась на стуле напротив.
— Еще бы, — пожала плечами балерина. — В труппе все хотели участвовать в «Больших надеждах». Это, без сомнений, самый престижный проект года.
— Представляю, каким строгим был отбор. Просмотры…
— Просмотров не было. Рут пришла в студию, взглянула, как мы работаем, и сама отобрала исполнителей.
— Вот как? — искренне удивилась Джульет.
— Многие считали, что ей следовало хотя бы назначить испытательный период, чтобы сравнять шансы тех, кто с ней раньше не встречался. Некоторые солисты очень техничны и могли бы исполнять ведущие партии. Но она знала Антона по работе во Франкфурте… Только не подумайте, что я хочу сказать о ней что-нибудь плохое, — спохватилась Тери и вся подобралась. — Я знаю, что вы подруги. — Она одарила Джульет привычной сценической улыбкой, совсем не такой робкой, как до этого, и добавила: — Очень мило, что вы пригласили меня к себе.
В тот же вечер Джульет позвонила Рут и поделилась информацией, которую ей удалось вытянуть из Тери. Кроме факта, что Антон грешил пристрастием к обоим полам, она мало что добавила к тому, что уже знала хореограф.
Рут не удивилась, что подбор исполнителей в «Большие надежды» вызвал недовольство и жалобы в труппе. Стремиться к партии, но не получать желаемое — такова планида танцовщика, просто объяснила она. Если Лили достаточно молода, чтобы танцевать принцессу Аврору в паре с Антоном, это не значит, что она слишком молода для партии мисс Хэвишем — здесь скорее рекламный трюк, чем признание исключительной юности мисс Бедиант. Лили из старой балетной гвардии Янча — традиция классического американского прошлого, пояснила она. А Антон воплощает блеск лучших современных европейских школ.
Он молод, еще не прижился в труппе и не обкатан как следует в классических постановках. Подать его в паре с Лили в такой признанной, любимой публикой вещи, как «Спящая красавица», — чисто рыночный ход. Зрители пойдут взглянуть, как Мор справится с партией принца и как в таком дуэте соединятся молодость и зрелость, невинность и опыт.
Тери, говорила Рут, недооценивает свою старшую подругу и не понимает, что такое характерная роль. Да, Лили бывает капризной и вздорной, но она умна. И если сразу не сообразила, то теперь, конечно, сознает, что партия мисс Хэвишем в этой постановке становится центральной. И кстати, Викторин (несмотря на все свое кудахтанье) тоже это поняла.
Рут больше заинтриговало, что Антон имел связи со многими членами труппы. Хотя и не очень удивило. Еще в Германии — ему было всего семнадцать — танцовщик показался ей гедонистом. Рут знала, что некоторые танцовщики вкладывают в работу всю свою чувственность и сексуальность, а вне сцены ведут себя достаточно скромно. Другие бросаются в плотскую жизнь и всеми возможными способами исследуют ее возможности, пределы и ощущения. Неудивительно, что Антон с его великолепным телом выбрал второй путь.
Показательно, что среди его любовников оказался Грег Флитвуд. Она и сама взяла бы Антона на первого Пипа — любой хореограф с восторгом работал бы с подобной звездой. Но, предварительно обсуждая с Грегом кандидатуры на ведущие партии в «Больших надеждах», Рут явно ощущала давление с его стороны. Видимо, в этом и заключалось объяснение. Теперь Джульет надлежало разнюхать, кто еще в труппе мог считать себя отвергнутым Мором, и взглянуть на всю компанию с точки зрения инцидента с тальком.
Джульет покладисто слушала все, что говорилось, соглашалась с оценками подруги и даже с тем, что ей предстоит и дальше, как было сказано, «разнюхивать, кто злодей». Но про себя задавала вопрос: не сыграла ли с ней злую шутку невнимательность хореографа к тонкостям человеческих отношений? Даже если пренебречь обидой Лили, она помнила выражения лиц танцовщиков, когда Рут хлопала в ладоши и поправляла исполнителей. Или язвительно напоминала кому-нибудь о своем вчерашнем замечании, которое на следующий день оказалось забытым. Джульет сама слышала, как в сцене с селянами Рут выговаривала кордебалету, сравнивая танцовщиков с толпой на остановке автобуса. И слышала, как труппа, в свою очередь, окрестила хореографа «жестокой». Рут Ренсвик уважали, но не любили. Так почему бы кому-нибудь из танцовщиков не вознамериться подпортить жизнь хореографу? Джульет пришло в голову, что давнее знакомство с миром балета как бы слепило характер подруги и не позволяло той разглядеть обстоятельства, которые постороннего могли навести на определенные мысли. Позднее Джульет пришлось пожалеть, что она мало размышляла в этом направлении.
