Фрэнк Лин - Точка кипения
– Несмотря на вашу репутацию крутого сыщика, на прошлой неделе вы были не на высоте.
– По-моему, ни вы, ни ваш отец в моей помощи не нуждаетесь. Вам лучше обратиться к священнику.
– Ладно, послушайте, у меня есть новости. Я хочу вам кое-что показать.
– Тогда приезжайте ко мне в контору. Вы еще не забыли адрес?
– А ваша подруга, Жанин Уайт, если не ошибаюсь, она тоже там?
– Она в отпуске, возвращается на следующей неделе.
– Нам все-таки лучше встретиться на нейтральной территории.
У меня сложилось впечатление, что она не хочет показываться в «Робин Гуд Инвестигейшнз» не только из-за опасения рассердить Жанин.
– Что вы задумали на этот раз?
– Ничего романтического, если это вас не огорчит.
– Марти, если у вас куча свободного времени, у меня его нет.
– Я же сказала, что хочу вам кое-что показать.
– Опять проблемы с Чарли? – спросил я.
– Ничего подобного. Это просто… Послушайте, вы знаете, где Динсгейт-стрит?
– Знаю ли я, где Динсгейт? А вы знаете, что Папа Римский живет в Ватикане?
– Там на Динсгейт есть магазин, где продаются «харлей-дэвидсоны», в самом конце улицы. Рядом открыли небольшой французский бар. Я буду ждать вас там через полчаса.
Я собирался спросить, стоит ли переплачивать за «Божоле» в таком неудобном месте, но она повесила трубку. Потом я сообразил, что место было выбрано именно потому, что находилось на отшибе. Видно, Чарли все-таки не оставлял ее в покое. Я с удовольствием повесил на дверь табличку «Закрыто» и вышел из офиса. Погода стояла теплая, но над Манчестером собирались огромные облака, которые гнал западный ветер. Небо предвещало дождь, и я даже размечтался о том, чтоб потом прогуляться с Марти по умытому городу.
Я неторопливо пробирался сквозь толпу прохожих вверх по Динсгейт, мимо магазинов, где продавалось все, что угодно, от роялей до бастурмы. Примерно на середине улицы, там, где торговали аксессуарами для автомобилей, толпа резко редела. Рядом с витриной, где были выставлены дорогие мотоциклы, я увидел вывеску бара, в котором Марти назначила встречу. Бар располагался на изгибе Динсгейт, на самом выступе, и был прекрасным наблюдательным пунктом. У окна сидела женщина-азиатка и внимательно следила за тем, что происходит на улице. Потом я понял, что это Марти в намотанном на голову платке и темных очках. Я ускорил шаг.
Она сидела за столиком на двоих, перед ней стояла открытая бутылка красного вина.
Я подошел к ней и, усаживаясь напротив, спросил:
– К чему такая конспирация?
Марти не ответила. Она молча налила мне вина и приказала:
– Пейте, Холмс.
– Боюсь, вы не за того меня принимаете. Я – не король сыска, – тихо произнес я, поднимая бокал.
– Не прибедняйтесь. Я наслышана о ваших талантах. Жаль, что те, кого вы прижучили, не могут рассказать о вашем мастерстве, потому что мертвые молчат.
Меня бросило сначала в жар, потом в холод, потом я поперхнулся вином и закашлялся так, что не мог остановиться. Несколько человек, находившихся в баре, замолчали. Ко мне заспешил официант, готовый оказать мне первую помощь. Мне удалось вытащить из кармана платок и прикрыть рот, прежде чем он принялся молотить меня ладонью по спине.
– Вы в порядке, сэр? Если дело в вине, я принесу другую бутылку, – заботливо говорил официант, черноволосый напомаженный молодой человек испанского типа с серьгой в ухе. Наверно, больше всего его волновало, как бы клиент не подавился до смерти, – это ведь дурно скажется на репутации заведения.
– Спасибо, все нормально. Такое бывает… – прохрипел я, жадно глотая воздух.
– Ему нравится пить вино залпом, – смеясь, сказала Марти. К счастью, это не был характерный для нее сейсмический хохот.
– Все из-за наших слов, – сказал я ей. – Кто это вам наговорил обо мне таких глупостей?
– Просто слышала… Преступники, которым вы поперек горла встали, рассказывали другим… Мир слухами полнится.
Я готов был раскашляться снова.
– Жаль, что я проговорилась. Если бы знала, что вы так зайдетесь, рта бы не раскрывала, – скороговоркой добавила Марти.
Я схватил ее за запястье и потребовал ответа:
– Кто вам все это наговорил?
Она резко повернула голову, шелковый платок немного съехал набок, и я увидел желтый синяк на левой скуле. Я выпустил ее руку.
– Снимите очки.
Она нехотя повиновалась. Под глазом ярко выделялся посаженный кем-то синяк.
– Почерк Чарли Карлайла, – сказал я, – и не пытайтесь убедить меня, что вы наткнулись на дверной косяк. Мой опыт не позволяет мне верить таким объяснениям.
– Нет, не Чарли. Несчастный случай.
– Поэтому теперь вы скрываетесь в отдаленных барах и интересуетесь, не подрабатываю ли я киллерством.
Она рассмеялась. На этот раз Марти не сдерживала себя: голосовые связки работали на полную мощность, грудь шумно вздымалась. Воистину театральное зрелище. В Италии на эти звуки сразу бы сбежалась толпа, но мы находились в сыром Манчестере, и посетители бара только искоса на нас поглядывали. Мне вдруг подумалось, что Марти куда естественнее смотрелась бы в слепящих лучах южного солнца, чем в тусклом манчестерском свете. Гогеновский тип, не рембрандтовский. Райская птица, занесенная к нам шальным штормовым ветром.
– Дейв, я ошибалась, вы никудышный детектив, потому что у вас слишком разнузданная фантазия. Я здесь потому, что хочу показать вам один документ, а бар этот я выбрала потому, что часто здесь бываю. Удобно, рядом с метро. Вот, прочтите, пожалуйста, пока вы еще трезвы.
Она раскрыла сумочку, достала длинный конверт и протянула мне лист тонкой бумаги.
– Читайте, – велела Марти. – Это письмо я получила вчера. Оно должно убедить вас, что мой отец невиновен.
Мне не хотелось выполнять ее приказ. Неужели она действительно поверила сплетням обо мне или просто продолжает спекулировать на том, что услыхала от Жанин тогда в моем офисе, гадал я. Мне необходимо было знать правду.
– Я прочту только тогда, когда вы скажете, от кого слышали всю эту ерунду на мой счет.
– Да, забудьте вы про это. Просто мне хотелось вас немножко позлить.
Она взглянула на меня своими дивными зелеными глазами и снова надела тёмные очки. Она знала, что мужчина может утонуть в прозрачной глубине этих омутов, и имело воспользовалась этим.
– Я должен знать. Если есть люди, которые распускают слухи о том, что я убийца, мне нужно знать, кто они.
– Не кипятитесь. Вы ведь тоже сразу поверили, что мой отец убийца.
– Повторяю, мне нужно знать. Клайд Хэрроу?
– Кто это?
– Клайд Хэрроу работает на местном телевидении. Носит самые яркие сорочки и вечно выясняет отношения с бывшими женами.
– Никогда о нем не слыхала. Я не смотрю телевизор.
– Не притворяйтесь. Никогда не поверю, что вы сами додумались до того, что я наемный убийца.
– Прошу вас, не упрямьтесь. Прочтите письмо. Его написал адвокат моего отца.
Я пристально смотрел ей в лицо, раздумывая, стоит ли читать бумагу. Она разозлила меня не на шутку, и я был близок к тому, чтоб украсить синяком ее второй глаз. Ей удалось найти ко мне нужный ключик.
– Хорошо, прочту, но не скажу ни слова, пока не услышу правды от вас, – предупредил я.
Письмо было напечатано на механической машинке, а не на принтере. Я читал внимательно и потратил на это минут десять.
Вначале Мортон Деверо-Олмонд извинялся за то, что не смог приехать на тюремное свидание, а далее очень скрупулезно излагал подробности суда над Винсом Кингом. Создавалось впечатление, что Джеймс Макмэхон, представлявший защиту, вел дело некомпетентно, и сам собой напрашивался вывод: если защита допустила ошибки, то ответственность за них лежит на Макмэхоне, а не на Деверо-Олмонде. Поскольку Макмэхон занимал теперь пост министра внутренних дел и являлся одной из наиболее значительных фигур в правительстве, можно было усмотреть во всем этом некое политическое своекорыстие.
Я отложил письмо и скрестил руки на груди.
– Что скажете? – спросила Марти.
Я молчал.
– Да будет вам, поверьте мне, я на самом деле ничего дурного о вас не слышала, просто мне хотелось насолить вам за то, что вы так недружелюбны к папе. Помните тот день, когда вы проучили Чарли? Я сразу поняла, что вы человек, который идет до конца.
– Так же, как и ваш папа, – отозвался я.
– Ничего подобного. Папа никогда не применял силы.
– Даже когда был десантником?
– Не смешите меня – тысячи людей воюют.
– Но, если верить Деверо-Олмонду, – возразил я, помахав в воздухе письмом, – именно этот факт стал главным козырем обвинения.
– Очередная несправедливость в ряду множества других. Можно подумать, любой, кто участвовал в военных операциях, – хладнокровный убийца.
– Обе жертвы были убиты одинаково: пуля прошла точно между глаз. Работал профессионал, о чем свидетельствует вторая пуля, пущенная в висок. Спецназовцы называют это «контрольный выстрел».
