Наталья Андреева - Стикс
В конце рабочего дня он сам предложил Свистунову:
— Давай через Нахаловку домой пойдем?
— Так это ж какой крюк! Тю! — сложил губы трубочкой Руслан. Он невольно улыбнулся: точно, Свисток. Потом сказал:
— Я должен узнать дом, в котором на меня напали.
— Ты уверен, что его узнаешь?
— Да. Уверен.
— Тогда пойдем через Нахаловку. Вдвоем. Меня Вэри Вэл лично приставил к тебе повсюду сопровождающим, учти.
…Город он не помнил, чтобы ходил по нему, как по родному, не помнил, а вот этот район смутно начинал припоминать. Нахаловка. Начиналась с самовольных, не разрешенных законом застроек, потому так и называется. Именно здесь кто-то стукнул его бутылкой по голове и накачал наркотическим препаратом. В одном из больших кирпичных особняков, которых в Нахаловке было большинство. Деревянные дома, даже новые, добротные, как-то терялись среди двух— и трехэтажных строений, в каждое из которых хозяин привносил элементы собственной фантазии. То крылечко какое-нибудь затейливое соорудит, то башенку на крыше, а то и не одну, то круговую веранду. Участки здесь небольшие, каждый клочок земли использован с максимальной выгодой. И почти перед каждым домом — роскошный цветник.
Сейчас, в начале лета, пышно цветет шиповник, цветет колючий кустарник, покрытый сплошь одуряюще пахнущими белыми розочками, цветет жасмин. Он вспомнил вдруг, что любил это время года. Любил июнь, бордовые пионы на клумбе, выложенной по краю половинками красных кирпичей, любил запах жасмина и белых роз. Откуда он все это любил? И где?
— Ну, узнаешь что-нибудь? — напряженно спросил Свистунов.
— Кажется, да. Я здесь был.
— Конечно, был. Всю последнюю неделю сюда ходил, как на работу. В свободное от бесед с Хайкиным время. Смотри, как эта бабушка на тебя глазеет!
— Доброго здоровьишка! — услышали они из-за новенького, еще не покрашенного забора. Оттуда тянуло запахом свежей щепы и опилок.
— Здравствуйте, бабуля!
Свистунов решительно потянул друга в ее сторону. Ему же идти к бабуле отчего-то не хотелось. Сейчас опять услышит про себя что-нибудь злое, неприятное.
— Домик-то ваш? — спросил Свистунов, кивнув на кирпичный двухэтажный особняк. Не самый шикарный на этой улице, но весьма внушительный.
— Чегось?
— Домик-то, говорю, вам, бабушка, такой отстроили?
— А ты кто такой будешь? — подбоченилась бабулька. — Налоговая инспекция?
— Налоговая тебя посетит, если следственным органам помощь не окажешь, — ощерился Руслан. А бабулька вдруг глянула на него, следователя Мукаева, и в испуге закрыла рот ладошкой:
— Батюшки, не признала! Никак, сызнова следователь ко мне?
— Да, — нехотя кивнул он головой.
Хозяйка сразу же засуетилась:
— Чайку не хотите ли? А домишко не мой, нет. Зять построил. Заместо прежней халупы. В Москве он. С дочкой. А здесь, значит, отдыхают. Вот выходной будет, и нагрянут. С компанией, это уж как водится. Мясу на костре жарить. Добро переводить. Вот завтра и нагрянут.
— Чаю мы не хотим, — вздохнул Свистунов. — Не до чая. Значит, эта личность вам знакома?
Капитан полуобернулся в сторону друга. Бабка согласно закивала головой:
— Знакома, знакома. Как же! Только я уж говорила: ничего не знаю.
— Что, и машины крытые отсюда никогда не выезжают? — усмехнулся Руслан. — Из Нахаловки?
— Как не выезжают? И от меня выезжают. Материал-то все привозят. Строятся-то, почитай, в каждом доме.
— Строятся, значит. А в какой дом этот гражданин, то есть следователь Мукаев Иван Александрович, заходил примерно полтора месяца назад, в конце апреля, в среду, тоже не припомните?
— А мне, милок, что понедельник, что среда, все едино. Старая я. В церкву только по воскресеньям хожу. Но это колокольный звон подскажет. Как зазвонили к заутрене — значит, пора. Али к вечерне.
— Господу, значит, молишься?
— А как же, милок? Молюсь. За дочку молюсь. Как не молиться-то? Детей-то Бог не послал. Мужа послал, денег много послал, а вот утешения на старости лет ни ей, ни мне. Утешаются вот: строят. Построят — сломают, потом сызнова строят. А я в церкву хожу. Все Господа спрашиваю: за что, мол? Молчит, окаянный. Ох, прости, Боже, душу мою грешную! — Бабка несколько раз быстро-быстро перекрестилась. — Видать, как призовет, так и укажет за что… А про эту личность сказала бы, да умолчу.
— Почему же? — выдавил наконец он из себя. Выдавил с трудом, потому что понял: дальше услышит неприятность. Так оно и вышло:
— А ты, милок, сам должен понимать. Оно, конечно, дело следственное. Но из чужих окон вылезать по ночам — это как-то не по-людски.
— Из каких это я вылезал окон? — хрипло спросил он.
— Не ведаю из каких.
— Не знаете, а говорите.
— Люди говорят. А люди врать не будут. Я-то сплю ночами-то.
— А кто не спит?
Бабулька поджала высохшие губы. Покачала головой.
— Пойдем, — потянул он за рукав Руслана. И повторил: — Пойдем.
Свистунов не стал спорить, сказал хозяйке «до свидания» как можно вежливее, зашагал вслед за другом прочь от новенького забора. Он шел по улице и все ждал: сердце подскажет. Нет, не сердце — ноющая боль в голове. Не подсказало, не заболело, зато в окне одного из домов, на втором этаже, он увидел очень красивую женщину. И отчего-то задержался. Уж очень странно женщина на него смотрела. Испуганно и с ожиданием. Он остановился, поднял голову, улыбнулся:
— Мы знакомы?
У нее были белые, ну совершенно белые волосы. Тонкие, длинные пальцы, в пальцах сигарета. Глаза голубые, большие. Лицо странно бледное, а брови и ресницы угольно черные. Он еще подумал, что женщина красива, как вампирша. Какой-то неестественной, словно нарисованной по мертвому красотой. Но красива. Что, еще одна красавица в его жизни? Не многовато ли?
— Мы знакомы? — повторил он.
Женщина оглянулась назад, в комнату, потом выбросила окурок в окно. Окурок перелетел через забор, упал рядом. Отошла и исчезла в глубине. Он постоял, подождал. Руслан Свистунов нагнулся зачем-то, поднял окурок. Сказал задумчиво:
— «Данхилл». А у вас с красавицей, однако, одинаковые пристрастия. Что, хороша? А? Хороша?
И вдруг она появилась на крыльце. Высокая, худая, тонкая, словно натянутая струна, почти без груди, без бедер. Словно источенная какой-то постоянной тоской.
— Иван!
Он в третий раз повторил:
— Мы знакомы?
Она оглянулась, проверяя, нет ли кого поблизости, спросила негромко:
— Почему не отвечает твой сотовый? Я звоню, звоню…
И тут из дома раздалось:
— Лора! Куда ты делась? Лора! С кем ты там базаришь?
На крыльце появился плотный потный мужик с обритой головой и синей наколкой на плече. Был он по случаю жары в одних семейных трусах. На трусах резвились веселые разноцветные рыбки. Они наплывали на живот мужика и там, в районе его пупка, казались какими-то слишком жирными, раздутыми и готовыми в любой момент лопнуть.
— Ты, козел! — рявкнул мужик. — Тебе че, мало, че ли? Сейчас добавлю!
— Славик, перестань! — тут же схватила за плечо хозяина особняка платиновая блондинка.
— Это кто козел, мужик? — ощерившись, шагнул вперед Руслан и руками вцепился в чугунную решетку ворот.
— Да не ты, рыжий, дружок твой. А хочешь, и тебе навешаю — нецензурно выругался бритоголовый. Очень искусно, между прочим, выругался. — Давай иди сюда. Козел.
— Руслан, не надо, — негромко сказал он. — Я сам спрошу. Не надо.
Он подошел вплотную к решетке, замялся вдруг:
— Извините…
— Че? Извините? Я тебе сейчас извиню! Народ базарит, ты с неделю около моей бабы крутился! Че, опять дорогу вспомнил? Козел.
— Это уже слишком! — Свистунов рванул на себя калитку.
Он среагировал мгновенно:
— Назад! Капитан Свистунов, назад! Вы при исполнении!
— Ну уж нет! Мой рабочий день закончен! Я ему сейчас… — Замок был какой-то хитрый, разгорячившийся Руслан никак не мог с ним справиться.
— Из милиции, че ли? — Славик полез было рукой почесать затылок, но вспомнил про колючую бритую голову, отдернул руку: — Е! Лора? Этот козел, извиняюсь, мужик из милиции, че ли? Ну, ты нашла с кем спутаться! Е!
— Ты, а ну, выйди! — крикнул мужику Руслан. — Выйди разберись! Я тебе сейчас мигом организую ночь на нарах!
Славик ухмыльнулся:
— Ищи дурака! Давай иди отсюда, мент. У меня все по закону. Я честный предприниматель Бушуев, налоги государству плачу. У меня это… Личный адвокат, во. Я тебя козлом, извиняюсь, назвал, потому как ты не при погонах.
— Считай, что никто тебе так и не сказал, что я мент! Иди, я тебе как частное лицо частную буржуйскую морду разобью!
— Сука! — Славик сплюнул, рванул было резинку трусов, потом сдержался: — Давай проходи. Это мой дом и моя баба. А на вас, ментов, тоже управа есть.
— Слушайте, перестаньте, — не выдержала блондинка. — Иван Александрович заходил ко мне исключительно по делу.
