Лейф Перссон - Другие времена, другая жизнь
Биргит отрицательно покачала головой.
— Он не уехал, — наконец-то ответила она на вопрос инспектора. — Он свалился с мостков.
— О боже! — испугался Вийнблад. — Как это произошло?
Она раздраженно пожала плечами:
— Несчастный случай на работе. Ему надо было в чем-то убедиться своими глазами. Думаю, на одном из его приработков — он обслуживает страховые компании, вместо того чтобы выполнять свои прямые обязанности. А поскольку он слепой, шел, шел и не заметил, что мостки кончились. Перелом в лучезапястном суставе и сотрясение мозга. Более благородные части тела не пострадали.
— Слепой? — полувопросительно повторил Вийнблад.
Что она имеет в виду?
— Именно слепой, — подтвердила Биргит, сверля его темными глазами, каждый зрачок — как зернышко черного перца. — У коллеги Энгеля тяжелая близорукость, но он из тщеславия отказывается носить очки. Потому-то он и натыкается постоянно на юкку в вестибюле. Кстати, молодые коллеги, подшучивая над ним, каждый раз ставят кадку с растением на новое место, только я этих шуток не понимаю. Если вы мне не верите, можете, когда заболит зуб, пойти к слепому дантисту.
— Мне это и в голову не приходило, — пробормотал Вийнблад примирительно.
Что она болтает? Как это может быть? Его старый приятель Милан — и вдруг ни с того ни с сего слепой!
— К тому же он никакой не профессор. Он называет себя профессором, но это не одно и то же. Если вы ничего не имеете против, я бы хотела приступить к делу, — сказала она без перехода.
— Конечно-конечно, — согласился Вийнблад. Боже, какая несимпатичная особа!
— Приятно слышать, — пробормотала она, окидывая взглядом ряд блестящих инструментов на столике. — Кстати, в отличие от доктора Энгеля я и в самом деле профессор, настоящий профессор, так что инспектор может не волноваться.
Мерзкая баба, пришел к окончательному выводу Вийнблад.
Но дело знает, неохотно признал он, снимая через два часа резиновые перчатки. Как она провела вскрытие! Он никогда ничего подобного не видел, хотя присутствовал на вскрытиях довольно часто.
— Вот так, — сказала Биргит, доставая кассету с надиктованным протоколом из магнитофона. — Пройдем ко мне, поговорим. Не забудьте его барахло, мне этот мусор здесь не нужен. — Она кивнула на пакеты с одеждой Эрикссона, там лежали брюки, сорочка, сетчатая майка, трусы, носки и ботинки.
— Чай? Кофе? — спросила Биргит.
На маленьком столике рядом с письменным стояла кофеварка. Она уже налила себе черный кофе и уселась в рабочее кресло, положив ноги на стол.
— Нет, спасибо, — отказался Вийнблад.
Это не человек, подумал он, это какая-то камнедробилка в человеческом образе.
— Ну и ладно, — отрубила Биргит. — Протокол получите на следующей неделе, когда придут результаты анализов. Однако вы, наверное, хотели бы услышать предварительные выводы.
— Разумеется… если это возможно. — Тут Вийнблад почему-то вспомнил Ярнебринга, хотя перед инспектором находился экземпляр как минимум вдвое меньшего размера, чем этот опасный для общества сумасшедший из следственного отдела.
— Возможно, — сказала Биргит. — Я буду говорить на обычном языке, чтобы вы все поняли.
— Спасибо, — бледно улыбнулся Вийнблад. — Спасибо.
Эрикссон умер от проникающего ножевого ранения в спину, или, вернее, от колотого проникающего ножевого ранения, нанесенного сверху под углом. Удар пришелся между левой лопаткой и позвоночником, нож прошел между двумя ребрами в грудную полость, повредив сердце, левое легкое и аорту. Такие ранения сопровождаются обильным кровотечением, резким падением давления, потерей сознания и остановкой дыхания, что приводит к смерти в течение нескольких минут. Лезвие ножа находилось в наклонном горизонтальном положении, что как раз и говорит в пользу колотой раны: при рубленой ране, как правило, лезвие расположено вертикально или слегка наклонно по отношению к вертикали.
Убийство совершено с помощью большого и очень острого ножа с одной режущей кромкой, прямым лезвием длиной как минимум двадцать пять сантиметров и шириной около пяти сантиметров в основании, то есть это вполне может быть тот нож, фотографию которого Вийнблад послал утром по факсу.
— Я понимаю, что вы это сделали с добрыми намерениями, — сказала Биргит, пристально глядя на Вийнблада, — но в дальнейшем прошу воздержаться от подобного типа информации, пока я ее не запрошу. Я обычно стараюсь сначала составить собственное представление. Я, знаете, судебный медик, а не гадалка.
— Конечно-конечно, — промямлил Вийнблад.
— Что-нибудь еще? — Она смерила его взглядом.
— Вы можете сказать что-нибудь насчет времени наступления смерти?
— В момент звонка свидетельницы — около восьми. Ничто этому не противоречит. Это вы мне послали факс? Подписано, во всяком случае, вами.
— Я вот все размышляю, — осторожно начал Вийнблад. — Рост Эрикссона метр семьдесят два… Я представляю убийцу как человека высокого роста, намного выше Эрикссона, к тому же незаурядной физической силы. Я имею в виду направление раны и ее глубину, — уточнил он.
Это-то она должна сообразить, подумал он. Наверное, институт окончила.
Она почему-то улыбалась, и Вийнблада это встревожило.
— Значит, вы его так себе представляете, — сказала Биргит.
— Ну да. Преступник высокого роста, примерно метр девяносто, очень сильный… и удар, так сказать…
— А-а, вот оно что… — спокойно произнесла Биргит, разглядывая коротко подстриженные ногти. — Я-то предполагала, что Эрикссон сидел на диване, — видела диван на вашей фотографии. А что касается ранения, тут особой силы не надо. Острый нож прошел точно между ребер. Преступник подкрадывается сзади и наносит удар. Если б я была на его месте, я бы очень удивилась, как все ловко вышло.
— Может быть, профессионал? — предположил Вийнблад. — Если вспомнить, насколько точно нанесен удар, можно предположить изрядные анатомические познания.
— Откуда вы все это берете? — вздохнула Биргит. — Могу себе представить, о какой чепухе вы тут болтаете с Миланом. Это чистое везение или невезение — как хотите. Откуда он мог знать, где у убитого ребра? Бедняга же был в рубашке. Вы ведь не думаете, что преступник подошел к нему и ощупал ребра, перед тем как нанести удар?
— Нет, конечно, — выдавил Вийнблад.
Она совершенно невыносима! — подумал он. Его даже пот прошиб.
— Что-нибудь еще? — спросила она и выразительно посмотрела на стенные часы. — У меня еще много работы.
Точно как Бекстрём, с ненавистью вспомнил Вийнблад. Он с трудом преодолел желание немедленно уйти, но ему надо было задать еще один вопрос, хотя он с удовольствием предоставил бы эту честь жирному прохвосту из уголовки.
— Еще одно… — промямлил он. — Хотелось бы знать… На вскрытии вам не бросилось в глаза что-то, что могло бы навести на мысль, что Эрикссон… то есть убитый… не был ли он, так сказать, гомосексуалистом?
— Вы что имеете в виду, не нашла ли я у него хвост? — весело спросила Биргит.
— Нет. — Вийнблад нервно улыбнулся. — Ну… вы же наверняка понимаете, что я имею в виду.
— Не очень, — сказала Биргит. — Могу только догадываться. Вы интересуетесь, не нашла ли я каких-либо следов пенетрации в прямую кишку в связи, скажем, с постоянными анальными сношениями?
— Именно. Да… например, с анальными.
— Или следов спермы в прямой кишке? Не сделала ли я еще каких-нибудь ужасающих открытий касательно, допустим, его пениса?
— Да-да, именно так, — пробормотал Вийнблад, чувствуя, как пот стекает у него между лопаток. — Что-нибудь вы нашли?
— Нет, — твердо сказала она. — Так что вы и ваши ребята, на Кунгсхольмен можете спать спокойно.
— Значит, нет… Ну хорошо, позвольте вас поблагодарить…
— Не за что, — холодно откликнулась Биргит.
Из Центрального статистического управления Ярнебринг и Хольт направились в головную контору САКО — профсоюза, объединяющего работников с высшим образованием, — что расположена на Эстермальме: в конце разговора начальник Эрикссона вспомнил, что накануне, то есть в день убийства, Эрикссон был на конференции по правам трудящихся, которую проводил САКО.
— Да-да, мы послали ему приглашение, как представителю академиков[14] ЦСУ, они объединены в ТСО, профсоюз служащих, — подтвердила женщина, отвечавшая за организацию конференции.
Полицейским дали программу конференции и список участников. Это было однодневное мероприятие, началась конференция в девять утра и закончилась в пять вечера, с перерывом на ланч между двенадцатью и часом. Проходила она как раз здесь, где они сейчас находятся, обсуждались, как уже было сказано, вопросы прав трудящихся, что всегда интересно для профсоюза. Кроме Эрикссона присутствовало еще около пятидесяти человек.
