Рекс Стаут - Лига запуганных мужчин
Чейпин обернулся. Мне показалось, что он насторожился. Он ответил:
— Возможно. А в чем дело?
— Дело очень простое. Я полагаю, вы пользуетесь пишущей машинкой?
— Разумеется. Свои рукописи я сам пишу на машинке.
— У нас тут есть пишущая машинка. Вы не могли бы подойти к письменному столу мистера Гудвина и напечатать кое-что под мою диктовку?
— Зачем это? — Он колебался, теперь он совершенно явно был настороже. Он посмотрел вокруг и увидел, что на него устремлены двенадцать пар глаз. Тогда он улыбнулся и небрежно произнес: — Если вы так хотите, почему бы нет? — И захромал назад к моему столу.
Я вытащил пишущую машинку, поставил ее на стол, вложил чистый лист бумаги. Потом встал и подержал Чейпину стул. Он покачал головой, и я отодвинулся. Он прислонил палку к столу и с трудом устроился на стуле, рукой засунув под стол свою искалеченную ногу. Никто не издал ни звука. Он обернулся к Вульфу и заявил:
— Но я пишу не очень быстро. Писать через два интервала?
— Скорее через один. Это будет больше похоже на оригинал. Можем начать? — И вдруг совершенно неожиданно Вульф заговорил сильным глубоким голосом: — Надо было б меня вам убить и следить за последним мгновением…
Воцарилась смертельная тишина. Так продолжалось секунд десять. Потом пальцы Чейпина зашевелились, и пишущая машинка затрещала. Уверенно и быстро. Я следил за словами на валике. Первые пять прошли гладко, но на шестом он заколебался. На букве «б» в слове «убить» он остановился. Снова наступила такая тишина, что можно было бы услышать, как падает перышко. Нарушил ее сам Пол Чейпин. Он двигался не торопясь, но весьма решительно. Оттолкнулся от стола, поднялся на ноги, схватил свою палку и заковылял вон. При этом он задел меня, а Арчер Коммерс вынужден был отойти, чтобы уступить ему дорогу. У самой двери он остановился и обернулся. Он не выглядел слишком растерянным, и, насколько я мог видеть со своего места, в его светлых глазах не появилось никакого нового выражения.
— Я был рад помочь вам в действительно серьезном эксперименте, мистер Вульф, — заявил он, — но я не желаю становиться жертвой какого-то трюка. Кстати, я говорил вначале об уме, а не о вульгарной и ординарной пронырливости. — Он снова повернулся.
Вульф проворчал:
— Арчи!
И я вышел, чтобы помочь Чейпину надеть пальто и открыть ему наружную дверь.
7
Когда я вернулся в кабинет, все говорили разом. Майкл Эйерс отправился к столу выпить, три-четыре человека присоединились к нему. Доктор Бертон стоял, глубоко засунув руки в карманы, и слушал Фаррела и Прэтта. Вульф разъединил пальцы на животе, его внутреннее волнение проявилось в том, что он тер пальцами нос. Я подошел к его столу как раз в тот момент, когда адвокат Кейбот говорил:
— Сдается мне, что вы получите ваш гонорар, мистер Вульф. Я начинаю понимать, на чем основана ваша репутация.
— Я не предоставляю скидок подлизам, сэр, — вздохнул Вульф. Самому же мне сдается, что если я смогу получить свой гонорар, то мне придется для этого как следует потрудиться. Ваш приятель мистер Чейпин — человек незаурядный.
Кейбот кивнул:
— Пол Чейпин — непонятый гений.
— Каждый гений — непонятый. Не исключая меня. А как Пол Чейпин получил свое увечье? Я имею в виду этот пресловутый несчастный случай. Насколько мне известно, там была какая-то странная история в общежитии.
— Да, это было ужасно, — Кейбот присел на край письменного стола. — Без всякого сомнения. Хотя другие, например, на войне… Я бы сказал, что Пел выделялся уже с самого начала. Он был новичок, учился на первом курсе университета, а мы все — остальные — были уже на втором и старших курсах. Вы ведь знаете Ярд?
— Ярд?
— В Гарварде.
— Я там никогда не был.
— Ну хорошо. Там находятся спальни, их называют Тайер-холл. Это произошло в центральном корпусе Тайера — в Адских воротах. Мы устраивали внизу небольшую пьянку. Там было и несколько парней с других факультетов — именно поэтому к ним присоединились и Гейнс, и Коллард. Мы закладывали за воротник часов этак до десяти, когда вдруг пришел один парень и заявил, что не может попасть в свою комнату, забыл ключи внутри, а дверь за ним захлопнулась. Понятное дело, тут все захлопали в ладоши.
— Это что, была такая популярная шутка — забыть ключи?
— Да нет. Мы захлопали потому, что появился повод поразвлечься. Если вылезти из окна холла или из другой комнаты, то можно по узкому карнизу пройти до самого окна запертой комнаты и залезть туда. Это был настоящий акробатический трюк. Сегодня я не решился бы совершить его, даже если бы мне пообещали место в Верховном суде, — но на первом курсе я это проделывал, да и многие другие тоже. Тогда существовал дикарский обычай: если ключ забывал кто-нибудь со старших курсов, он вербовал на эту службу любого первачка. Для ловкого молодого человека в этом не было ничего необыкновенного. Поэтому, когда этот парень — а это был Энди Хиббард — сообщил нам, что захлопнул дверь, то все мы, ясное дело, приветствовали оказию провести небольшой экзерсис в порядке укрепления дисциплины. Мы стали искать жертву. Один из нас услышал в холле шаги, выглянул и увидел, что кто-то идет мимо. Он зазвал его к нам. Тот зашел. Это был Пол Чейпин.
— Новичок?
Кейбот кивнул:
— Пол был выдающейся личностью. Уже тогда в нем была какая-то особенная внутренняя сила. Возможно, что он и тогда уже был несколько того… Я не психиатр. Энди Хиббард говорил мне… впрочем, сейчас это не имеет для вас значения. Во всяком случае, мы предпочитали оставлять его в покое. Ну а тут он случайно попался нам в руки. Кто-то разъяснил ему, чего мы от него хотим. Он даже не волновался. Спросил, на котором этаже комната Энди, а мы сказали ему, что на четвертом, тремя этажами выше. Он ответил, что в таком случае он сожалеет, но не сможет этого сделать. Фред Бауен заявил: «А в чем дело? Ты не калека? Или да?». Потом, когда Бее произошло, мы вспомнили об этом. Пол ответил, что совершенно здоров и в порядке. Билл Гаррисон, который был рассудительным, наверное, уже в колыбели, поинтересовался у него, не страдает ли он головокружениями. Тот сказал, что нет. Тогда мы отконвоировали его наверх. Обычно в подобных случаях полюбоваться на эту потеху собралось бы не более дюжины, но, принимая во внимание то, как он это воспринял, вверх по лестнице нас отправилось тридцать пять человек. Никто его и пальцем не тронул. Сам пошел, потому что знал, что было бы, если бы он отказался.
— А что было бы?
— Да все что угодно. Что нам в тот момент пришло бы в голову. Вы же знаете студентов.
— Так мало, как только возможно.
— Да. Итак, он пошел. Я никогда не забуду, какой у него был вид, когда он задом вылезал из окна в холле. Он был весь белый как простыня, но в нем было и еще что-то, не знаю что. Меня это проняло до глубины души. Энди Хиббарда тоже, потому что он бросился к Чейпину и крикнул, чтобы тот вернулся обратно, что он пойдет сам. Но остальные оттащили Энди назад и посоветовали ему не сходить с ума. Все, кто мог, повысовывались в окна и смотрели наружу. Остальные побежали в соседнюю комнату и смотрели в окна оттуда. Была лунная ночь. Чейпин удачно выбрался на карниз, выпрямился, продвинулся немного вперед и, вытянув руку как можно дальше, попытался достать до соседнего окна. Я этого не видел, я не смотрел, но другие мне говорили, что он вдруг задрожал и тут же полетел вниз.
Кейбот замолчал. Он полез в карман за портсигаром и закурил, довольно неуверенно держа спичку у сигареты. Несколько раз затянувшись, он добавил:
— Вот и все. Так это и случилось.
— Вы говорили, что вас было тридцать пять? — пробурчал Вульф.
— Да. Это выяснилось потом. — Кейбот втянул дым. — Разумеется, мы скинулись и сделали все, что можно. Два месяца он пролежал в больнице, перенес три операции… Не знаю, откуда он раздобыл список наших фамилий, предполагаю, что от Энди. Энди вообще ужасно переживал эту историю. Во всяком случае, в тот день, когда он вышел из больницы, он прислал нам стихи, которые сам написал. Он нас благодарил… Это было ловко написано! И только один из нас оказался достаточно догадлив, чтобы разобраться, какого рода была эта благодарность. Питни Скотт.
— Питни Скотт, таксист?
Кейбот поднял брови:
— Вам следовало бы заняться историей нашего курса, мистер Вульф. Пит начал пить в 1930-м. Одна из жертв экономической депрессии. Но пьет не так, как Майкл Эйерс, — чтобы портить настроение другим. Он пьет, чтобы сделать хуже себе. Я видел, что вы установили ему сумму в пять долларов. Я их заплачу.
— Действительно? Но это свидетельствовало бы о том, что вы склонны принять мое предложение.
— Конечно, склонен. Все мы склонны. И вы это знаете. А что еще мы можем сделать? Нам грозит смерть, вне всякого сомнения. Я только не могу понять, если Пол Чейпин носил это в себе, почему он так долго ждал, прежде чем решил от этого избавиться. Возможно, недавний успех добавил ему ту щепотку веры в себя, которой ему недоставало. Или денег на финансирование его плана — не знаю. Разумеется, мы принимаем ваше предложение. А вам известно, что примерно месяц назад Эдлер, Прэтт и Бауен всерьез обсуждали идею нанять гангстера, чтобы убить его? Они хотели привлечь и меня, но я отказался — в определенный момент у каждого из нас начинает сжиматься желудок. А мой начало выворачивать прямо тогда, и они отказались от этой идеи. Что же еще мы можем поделать? Полиция бессильна, я это понимаю и нисколько на них не обижаюсь, они способны справиться с обычными людьми, но не с Полом Чейпином — следует отдать ему должное. Месяц назад трое из нас наняли частных детективов, но с таким же успехом мы могли бы привлечь отряд бойскаутов. Детективы проводили целые дни в поисках пишущей машинки, на которой были написаны имена с угрозами, но так ничего и не обнаружили. Да если бы и нашли, они не смогли бы пришить это Полу Чейпину.
