Марина Серова - Венок для мертвой Офелии
И тогда девушка пошла к берегу и вошла в воду. И здесь она стала звать юношу.
– Дай моему народу пищи, – попросила она. – И дай ему воды для питья.
– Нет, пока отец твой не разрешит тебе выйти за меня замуж, – ответил ей морской юноша, – пока ты не станешь моей женой, в водах не будет вдоволь пищи.
И чтобы спасти народ, умиравший от голода и от жажды, отец ее уступил. И только одного просил он у юноши моря:
– разреши моей дочери приходить к нам раз в год. Чтоб мы видели, счастлива ли она в браке с тобой.
Юноша охотно согласился на это, и девушка пошла вслед за ним в воды пролива. А люди на берегу следили за ней, пока она не скрылась в водах пролива. Последними они видели ее длинные волосы, плававшие на поверхности вод.
И вскоре вода возвратилась в реки. И раковины и лососи стали возвращаться в море. И народ самиш снова стал сытым. Верный своему обещанию, юноша моря разрешал своей жене раз в год приходить к своему народу. Четыре раза она приходила к ним, четыре года. И каждый раз перед ее приходом у них становилось рыбы больше, чем бывало когда-нибудь.
И каждый раз люди замечали в ней перемены. В первый раз увидели они, что ракушки начинают расти у нее на руках, а потом – на плечах. А в последний раз увидели они ракушки на ее прекрасном лице и заметили, что она недовольна тем, что ей пришлось выйти из моря. И холодным ветром веяло от нее, когда она шла между ними.
И люди посовещались между собой и сказали ей осторожно:
– Мы возвращаем твоему мужу его обещание. Если тебе не хочется выходить из моря, то не нужно навещать нас каждый год. Не приходи, пока не захочешь сама.
И женщина больше не выходила из вод. Но она всегда охраняла свой народ. И всегда было много пищи в море и много чистой воды в ручьях и реках. И народ понимал, что это она заботится о нем. А когда волны прилива и отлива проходят через Пролив Коварства, люди видят, как ее длинные волосы полощутся на воде. И они знают, что это дева моря следит за ними.
Ах, знать бы нам, что скоро и тихое Лопатниково можно будет назвать Селением Коварства…
Поднимались мы с некоторым трудом, поскольку для располневшей Ольги это было тяжеловато. Она останавливалась в каждом пролете, чтобы отдышаться, а мне приходилось ее ждать.
– Вот ты, Тань, спортивная, – сказала Ольга. – А я совсем стала квашня…
– Ты не квашня, – успокоила я подругу. – Просто вам не надо тут по лестницам бегать, а для нас это привычно.
– Тань, не успокаивай, – вздохнула Ольга. – Тут ведь можно вон по лугам… по полям… Вместо зарядочки-то…
Я не стала ее разубеждать, хотя собиралась вроде побродить по этим полям-лугам для поддержания нужной спортивной формы, однако свежий воздух и некоторая разлитая в воздухе нега совсем не способствовали физическим нагрузкам и спортивной ходьбе. Так что я вполне понимала Ольгу. В самом-то деле – зачем она нужна, форма эта спортивная?
Мы поднялись на нужный этаж. Торкнулись в дверь гримерки. Она была открыта. Мы вошли. Гримерка была пуста.
– Ась, – позвала я, оглядываясь.
Почему-то мне стало не по себе – отозвались мои воспоминания: вот так, бывалоча, зайдешь в пустую комнату, а из шкафа на тебя труп хозяина падает или просто лежит несчастный хозяин, бессмысленно в потолок остекленевшими глазами смотрит – и все. Такое вот «Здравствуй, Таня».
Словно в ответ на мои мысли, тихо шевельнулась занавеска… слегка, и я почувствовала себя почему-то героиней какого-нибудь фильма Хичкока. По моей спине пробежал нервный, неприятный холодок. Я оглянулась, пытаясь понять, что заставило Аську покинуть свое убежище, почему она сначала заперлась от матери, а потом пропала в неизвестном направлении, оставив дверь открытой?
Косметика-то осталась. Я посмотрела на ее богаства – дежурный набор для любой хорошенькой девочки ее возраста. Вот только большинство девочек ее возраста красится все-таки более дешевыми «Ивом роше» и «Пьером рико». А у нашей Аси была косметика… Нет-нет, это был не тот набор за четырнадцать миллионов долларов – тушь и блеск для губ от ювелирной компании H. Couture Beauty, который был заказан одним бизнесменом для своей дочери в качестве подарка на ее двадцать пятый день рождения. Тюбик для блеска был изготовлен из тысячи двухсот розовых бриллиантов и восемнадцатикаратного золота, а упаковка для туши – из восемнадцати карат золота и двух тысяч пятьсот голубых бриллиантов. В общем, некоторые люди живут немного нескромно. Я бы сказала, что им стоит наконец подумать о голодных стариках и сиротах. Да и о несчастных бездомных, например. Но, как говорится, все к Богу пойдем, и вряд ли Ему там эти туши-тюбики понравятся. Так вот, я в косметике разбираюсь хорошо. У Аськи косметика была чуточку поскромнее. Но – от фирмы Герлен. Ее тоже далеко не всякий себе может позволить. Странно, что скромная актриса могла…
Однако я положила косметичку на место, почему-то подумав про отпечатки пальцев, и огляделась.
«В конце концов, она могла уйти ненадолго, – попыталась как-то успокоиться я. – Например, в туалет».
Но почему-то от логичных, простых объяснений Аськиного исчезновения мне легче не становилось.
Меня немного напрягало, что она так спокойно ушла, оставив дверь открытой, оставив на столе дорогущую косметику. Можно быть, конечно, такой оторванной от жизни и парящей в облаках барышней… Ей наплевать, если все это исчезнет, я не спорю. Можно даже предположить, что наша девочка и не в курсе того, сколько стоит эта косметика.
Или она думала, что этого не знают односельчане. Впрочем, она могла быть уверена в них.
Но куда же она ушла, оставив дверь открытой?
Ольге тоже явно было не по себе. Наверное, от этого она неожиданно громко гаркнула:
– Ась, ты где?!
Ответа не было, и трупа, к счастью, тоже. Это меня успокоило. Значит, она все-таки просто вышла.
Я открыла – очень осторожно – шкаф и убедилась, что Аськи там нет. Там висело ее сценическое платье. Значит, она переоделась, подумала я. Опустившись на корточки, я посмотрела на коробку с туфлями – и присвистнула. Второе потрясение за сегодняшний день.
Туфли были украшены маленькими стразиками, с первого взгляда было видно, что они дорогие. «Ну, слава богу, хоть не брюликами», – подумала я, аккуратно складывая обувь обратно. Иначе у меня разыгрался бы комплекс неполноценности, и я срочно захотела бы в театр «русская комедия» на работу!
Вот только я ни разу не видела у Ленки, которая была, несомненно, примой этого театра, такой обувочки. И такой косметики – тоже. И я не думаю, что актрисы этого «нового» театра, в котором работает Аська и которого я не знаю, щеголяют в таких черевичках…
Я осторожно закрыла дверцу шкафа.
– Я сейчас! – вдруг радостно вскричала Ольга. – Может, у нее желудок прихватило…
Она быстро исчезла, мы с Варькой услышали, как она долго и гулко зовет Аську в туалете.
– Глупо как-то, – заметила Варька. – Если там все двери открыты и она везде посмотрела, чего кричать? Что, Аська в унитазе спряталась? Или в раковине?
Ольга вернулась.
– Нет ее, – напряженно и немного испуганно прошептала Ольга.
Я кивнула, стараясь сохранить на лице спокойное и деловитое выражение, поднялась с корточек и сказала:
– Куда она денется, Оль… Где-то поблизости. Вряд ли она без присмотра свои вещи бросит…
– Да ты Аську не знаешь, – вздохнула Ольга. – Если ей что в голову взбредет, она все бросит.
– Значит, ей что-то взбрело в голову, – согласилась я. – Но мимо нас она не проходила. Другого выхода тут нет. Значит, она еще здесь.
– Есть тут другой выход, – сказала Ольга. – И кивнула в сторону коридора. – В самом конце… Спускаться неудобно, правда. Железная лестница… Но Аська там как дома. Она ж в этом Доме культуры все свое детство провела.
Мы выползли наружу. В коридоре было спокойнее, хотя так же пусто и нелюдимо, но хотя бы слышались голоса. Доносились они, впрочем, из странного места – кто-то тихо разговаривал наверху, почти возле двери на чердак.
Я прислушалась.
– …оставь меня в покое, все изменилось…
– …ничего не изменилось, и ты знаешь это, я хочу, чтобы ты была со мной…
– …а иначе?
– …а иначе сама знаешь, что я сделаю…
Тихий смех.
– Убьешь меня, что ли?
Тишина. Потом вдруг ответ:
– Да…
Мне показалось, что один из голосов принадлежал Асе.
– Слава богу, нашлась ваша Ася, – сказала я.
Ольга прислушалась. Услышав Аськин голос, она открыла рот, чтобы позвать ее. Я приложила палец к губам. Мне было интересно – почему эта парочка уединилась для выяснения отношений на чердаке? И кто этот человек, с кем Аська разбирается?
Потом я услышала быстрые шаги и инстинктивно втащила Ольгу в укромную темную нишу, имевшуюся между мужским и женским туалетами.
Мимо прошел Витька, сын нашей соседки. А затем мы увидели Асю. Она спустилась вниз, явно расстроенная, и прошла к себе в гримерную. Она даже не заметила нас. Мне показалось, что она плачет.
