Дик Френсис - Охота на лошадей
– Черт возьми, это вовсе не секрет. Я позвонила шести или семи членам синдиката, как просил Дэйв, и сообщила им, что Крисэйлис прилетает. По-моему, пол-Кентукки знало об этом.
Она вдруг села и открыла глаза.
– Какого черта, разве имеет значение, сколько человек знали о времени прибытия Крисэйлиса? Ради бога, почему вы об этом спрашиваете? Ведь грабители охотились не на него. Они просто ошиблись и захватили не тот фургон.
– А если предположить, что они получили именно то, что хотели?
– Вы что, вчера родились? Чистокровность – вот за что платят заводчики. Если Крисэйлиса нельзя использовать как производителя, он не стоит и цента. Никто не пошлет приличную кобылу к первому попавшемуся жеребцу, если его имя не внесено в племенную книгу, если у него нет родословной и соответствующих бумаг. И тем более никто не будет платить за это пятнадцать тысяч долларов.
– «Жизненная поддержка» искала доказательства мошенничества, подстроенного для получения страховки.
– Могут искать до посинения. – Она взяла бокал, сделала глоток и скривилась. – Виски такое же теплое, как и бассейн, и такое же отвратительное. Сделайте мне еще бокал, хорошо?
Она протянула мне бокал, я поднялся с шезлонга, взял и свой бокал и пошел в дом. Там я налил ей ту же порцию, что и раньше, приготовил себе другое питье и вернулся к бассейну. Лед приятно позвякивал при каждом шаге.
– Спасибо. – Она одним глотком отпила половину. – Теперь лучше.
Я стоял возле бассейна и пробовал ногой воду. Она была чертовски теплая, почти горячая.
– Что у вас с ногами? – спросила она.
– То же, что у вашего мужа, только мои не сломаны.
– А что под рубашкой?
– Солнце слишком припекает, а мне не нужны солнечные ожоги.
– Ага, бело-розовый слизняк. – Она снова легла.
Улыбаясь, я сел спиной к ней на край бассейна и болтал в воде ногами. «Надо бы уехать и сделать что-то более полезное, – подумал я, – порасспрашивать, к примеру, Сэма Хенгельмена». Но Уолт, несомненно, уже учел это и встретился с ним, потому что его мигрень кончилась, как только машина, взятая напрокат для поездки сюда, скрылась из виду. Уолт и жена Дэйва не способны найти общий язык.
– Мистер Хоукинс? – вдруг проговорила она.
– Угу.
– Чем вы зарабатываете на жизнь?
– Я государственный служащий.
– Вот этим?
Раздался резкий металлический щелчок, и от одного этого звука волосы встали дыбом у меня на затылке, будто я никогда не покидал джунгли.
– Вы умеете обращаться с этой штуковиной? – спросил я светским тоном.
– Да.
– Тогда поставьте ее на предохранитель.
Она не ответила. Я встал, повернулся и уставился в дуло собственного пистолета.
«Беспечный, потерявший нюх идиот, я это заслужил», – мелькнула у меня мысль. Слова, которыми я ругал себя, не произносят при дамах.
Она сидела, поджав под себя ноги, стиснув в руке пистолет. Рука твердая, ни малейшей дрожи. Между нами ярдов пять. Слишком большое расстояние, чтобы пытаться сделать что-нибудь.
– Хладнокровный подонок, ничего не скажешь, – процедила она.
– Вы не станете стрелять в меня, – улыбнулся я.
– Почему?
– Я не застрахован на полтора миллиона.
– Вы имеете в виду, что я... – Она вытаращила глаза. – Что я... застрелила Крисэйлиса?
– Возможно.
– Полный идиот, вот что я вам скажу.
– С позволения сказать, вы не лучше. Эта игрушка очень легко стреляет.
Она взглянула на пистолет, будто забыла о нем, и, прежде чем я успел ее остановить, бросила его на дорожку, мощенную камнем. Удар о землю неизбежно привел к выстрелу. Пламя вырвалось из дула, пуля скользнула в густой траве рядом с ее шезлонгом, в девяти дюймах от ее тела.
С секунду она не понимала, что произошло, потом вздрогнула и закрыла лицо руками. Я поднял в траве пистолет и поставил его на предохранитель, потом опустился на скамью лицом к ней.
– Игры, – произнесла она потрясенным голосом. – Что я делаю? Только играю. Бридж и гольф. Все на свете игра.
– Это тоже? – Я сунул пистолет в кобуру под мышкой и защелкнул зажим.
– Мне только хотелось заставить вас попотеть.
– Почему?
– Хороший вопрос. Это чертовски хороший вопрос. Все – игра. Жизнь – проклятая игра.
– А мы все бедные проклятые неудачники? – саркастически спросил я.
Она опустила руки и посмотрела на меня. Глаза у нее были сухие, но половина ее самоуверенности растаяла, как лед в бокале.
– Это была только игра. Я не хотела причинять вам вред.
Она думала, что говорит правду, но мне слишком хорошо знакомы шутки подсознания, когда человек сам не может объяснить, почему он что-то сделал. А ей, несомненно, хотелось уничтожить меня, наверно, за то, что я спас ее мужа, или за то, что искал ее лошадь, или за то, что она видела в моем поведении демонстрацию мужского превосходства. Она и без оружия в руках была очень неуравновешенной дамочкой.
– Дайте мне ваш бокал, – резко бросила она.
– Я принесу вам виски.
– Вашего бокала хватит, – настаивала она.
Я протянул ей бокал, она сделала глоток – у меня было сухое имбирное пиво.
– Вы всегда обманываете? – осведомилась она.
– Во всяком случае, пиво мягче, безопаснее, и от него не такое сильное похмелье.
Я принес ей новый бокал виски. Она сделала скромный глоток и поставила рядом с пустым.
– Оставайтесь к обеду. – Это было скорее небрежное предложение, чем теплое приглашение, но я ответил на ее невысказанную потребность, не обратив внимания на тон:
– Хорошо.
Она кивнула, перевернулась на живот и теперь прожаривала спину. Я лег в шезлонг, закрывая одной рукой глаза от прямых лучей солнца и размышляя о вопросах, которые она не задала. К примеру, как чувствовал себя Дэйв, когда я видел его, и серьезен ли перелом бедра.
Немного спустя она снова перешла в бассейн.
– Идемте, – позвала она меня.
Я покачал головой.
– Не будьте таким чистоплюем. Я не девица, которая падает в обморок от вида царапины. Если ноги у вас в таком виде, то и все остальное тело должно быть не лучше. Снимите эту идиотскую рубашку и немножко расслабьтесь.
Было действительно очень жарко, и прозрачная голубая вода выглядела так заманчиво. Я вздохнул, поднялся, стянул рубашку и спустился в бассейн. Тепловатая, мягкая вода расслабила напряжение в нервах и мышцах, которое я даже не сознавал, и почти час я плавал и лежал на воде. Когда наконец я выбрался на траву, миссис Теллер покрывала себя свежим слоем масла. Стакан с виски опустел.
– Дэйв тоже в таком состоянии? – Она рассматривала синяки и ссадины у меня на плечах.
– В гораздо худшем.
Она состроила гримасу и, когда я снова надел рубашку, промолчала.
Солнце опускалось все ниже, тени от деревьев удлинились, золотистый свет падал на большой кремовый дом в колониальном стиле, отделенный от бассейна лужайкой.
– Здесь так красиво, – сказал я.
– Пожалуй, да. – Она небрежно взглянула на дом. – Но мы переедем, конечно.
– Переедете?
– Да, в Калифорнию.
– Переедет племенная ферма? Лошади и все остальное?
– Да. Дэйв недавно купил ферму недалеко от Санта-Барбары. И мы переедем туда осенью.
– А я-то подумал, что вы устроились здесь на всю жизнь. Разве это не ферма отца Дэйва?
– Конечно, нет. Мы переехали сюда лет десять назад. Старая ферма была по другую сторону от Лексингтона, недалеко от Версальс-роуд.
– Калифорния далеко отсюда, – протянул я. Но она не собиралась объяснять мне причины переезда, и после паузы я добавил: – Если вас не затруднит, я хотел бы посмотреть лошадей и конюшню.
– Бизнес или удовольствие? – Она, сощурившись, смотрела на меня.
– И то, и другое, – улыбнулся я.
– Пожалуйста, – пожала она плечами. – Но принесите мне еще выпить.
Гораздо проще было бы поставить холодильник возле бассейна, тогда бы не пришлось бегать взад и вперед. Но, может, ей нужна иллюзия, что она не пьет днем. Я поднял с травы ее бокал, сходил в дом, наполнил его и переоделся. Когда я подошел к миссис Теллер, она еще лежала в бикини лицом вниз.
– Скажите конюхам, что я прислала вас, – сказала она.
Но я не успел отойти, как позвонил Дэйв. Эва принесла телефон и включила длинный шнур в розетку на стене раздевалки. Жена Дэйва задала три-четыре неозабоченных вопроса о его состоянии, потом сказала, протянув мне трубку:
– Дэйв хочет поговорить с вами.
– Джин? – Его голос звучал так ясно, будто он звонил из Лексингтона, и гораздо бодрее, чем вчера утром.
– Привет.
– Послушайте, дружище, Сим и я хотим, чтобы вы прилетели к нам для совета. Можете вылететь завтра утром?
– Но расходы... – слабо запротестовал я.
– Черт с ними, с расходами. У вас же есть обратный билет. Значит, завтра утром?
– Хорошо.
– Вы еще не нашли лошадь?
– Нет.
– Думаете, найдете?
– Пока не знаю.
– Встретимся в четверг. – Он вздохнул и повесил трубку.
Конюшня располагалась в стороне от дома. Я пошел туда и поговорил с конюхом, Чабом Ладовски, крупным добродушным человеком с медлительной речью, птичьей головой и большими, похожими на окорока, руками. С радушным терпением и явной гордостью за свою работу он показал мне хозяйство. Оно было в образцовом состоянии. Кобылы и жеребята мирно жевали сено на аккуратно разделенных полосками с постриженной травой участках паддока. Чистота соблюдалась безукоризненная. Жеребцы занимали специальное помещение на шесть стойл, перед которым был паддок для тренировок, обнесенный изгородью, а по бокам, за высоким забором, – две площадки для спаривания. Только пять стойл были заняты, шестое, Крисэйлиса, пустовало.
