Наталья Александрова - Венец Гекаты
— Кажется, это звучало так! — проговорил он наконец, изящно помахав листком в воздухе, чтобы просушить чернила, и протягивая его принцессе.
— Туанетта, я не сомневаюсь, что кардинал играл для тебя! — И принцесса передала нотную запись королеве.
— Ты полагаешь? — Мария-Антуанетта растерянно переглянулась с маркизом. — Что же мне с этим делать? Пожалуй, передам это маэстро Люли, пусть исполнит как-нибудь в концерте…
— Не думаю, что это хорошая идея! — проговорил маркиз, сжав узкие губы. — Вряд ли это понравится аббату Вермону.
При воспоминании о Вермоне настроение молодой королевы резко ухудшилось. Аббат, духовник Марии-Антуанетты, был доверенным лицом ее матери, австрийской императрицы Марии Терезии, и регулярно докладывал императрице о каждом шаге ее легкомысленной дочери. Уродливый, с маленькими глазами и кривыми желтыми зубами, он сообщал в Вену о каждом поступке и каждом слове молодой беспечной королевы, а потом передавал той строгие упреки и советы матери.
Мария-Антуанетта преклонялась перед матерью, благоговела перед ней, считала ее величайшим и самым могущественным человеком в Европе, но в то же время бесконечные наставления и поучения матери раздражали и мучили ее.
— Вы здесь музицируете в узком кругу? — В дверях салона появился брат короля, принц Карл. — Моя дорогая свояченица, музыка скучна! Пойдемте лучше играть, без вас не удается составить партию.
— Почему бы и нет? — улыбнулась деверю Мария-Антуанетта. — Я и так несколько дней была слишком добропорядочной. Пора немного и поразвлечься… вот только что делать с этими нотами?
Она шаловливо оглядывалась по сторонам, держа в поднятой руке листок с нотной записью.
— Туанетта, это очень важно! — негромко, но настойчиво проговорила принцесса Роган. — Отнесись к этому со всей серьезностью.
— Непременно… — королева наморщила лоб. — Вот, кстати, мастер Монтрё показывал мне тайник, который он устроил в этом клавесине. Там я и спрячу эти ноты до более подходящего случая… да, и можно будет устроить игру в фанты. Только, умоляю, никому не говорите об этом тайнике!
Она подошла к инструменту, откинула его крышку и нажала пальчиком на скрытую кнопку. Боковая стенка клавесина откинулась, как дверца шкафчика, открыв небольшой тайник.
— О, моя дорогая свояченица, вот где ты прячешь свои деньги! — воскликнул Карл, заглядывая через ее плечо. — В следующий раз, когда много проиграю, буду знать, к кому обратиться.
— Увы, Карл, здесь так же пусто, как в моей кассе! — вздохнула Мария-Антуанетта, пряча в тайник ноты. — Теперь в нем будет хоть что-то, но вряд ли эта бумага заменит деньги.
— Все, господа, идемте играть! — воскликнул Карл и повел свояченицу к карточному столу.
Двое сидевших за столиком долго молчали.
— Ну, сделайте же что-нибудь! — первой не выдержала Лиза. — Я разбираюсь в нотах, но не в шифрах. Это же вы нашли в записке какой-то смысл! Стоило так стараться, чтобы остановиться на полдороге. Или вы хотите сказать, что зашли в тупик?
«Вот почему я не женился, — подумал Старыгин, глядя, как сердито, как раздраженно шевелятся ее губы, — вот, казалось бы, такая симпатичная интеллигентная девушка. Профессия творческая — пианистка. Талантливая, образованная, воспитанная. А все равно: как только что-то не по ней — так сразу прорывается этакая скандальная, требовательная интонация. Все они одинаковы. И будут зудеть и пилить — сделай то, пойди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что! А у человека может быть выходной, и свои дела тоже имеются! Нет, прав был Василий, когда не хотел меня сегодня отпускать!»
Тут Дмитрий Алексеевич осознал, что он элементарно брюзжит, как закоренелый старый холостяк. Жизнь снова подбрасывает ему необычайную загадку, а он еще недоволен! Разленился, жирком оброс в обществе кота на диване!
— Что вы на меня так смотрите? — сварливо спросила Лиза. — Сделайте же что-нибудь! Вспомните про Шерлока Холмса — он по одному волоску сумел бы определить, в чем тут дело!
— Мне незачем воображать себя Шерлоком Холмсом, — сказал Старыгин, — я и так эксперт. И между прочим, профессиональный реставратор, и профессия моя заключается не только в соскабливании старой краски с холста, а еще и в умении исследовать материал, будь то доска, холст или бумага. Так что будет лучше, если вы посидите и помолчите, пока я поработаю.
С необъяснимым удовольствием он заметил, что Лизины глаза потемнели до чернильной густоты, даже зрачков не было видно.
— Можете улыбаться, — посоветовал он невинным тоном, — вам так гораздо больше идет.
— Нет уж, — процедила она, — я лучше помолчу.
«Теперь будет дуться и обижаться на весь свет, — подумал он, отворачиваясь, — нет, все-таки правильно, что я не женился…»
Старыгин оставил в покое письмо и обратился к конверту. Конверт был маленький, очень аккуратный, розоватая бумага хорошего качества. Было видно, что конверт этот в свое время взяли новый, положили в него отрывок записки и убрали в тайник, чтобы больше к нему не прикасаться, и он тихо состарился в своем укрытии. В правом верхнем углу конверта имелся рисунок — нечеткий, но все же было видно, что это изображение герба.
— Что там такое? Вы поняли? — Лиза вытянула шею и придвинулась ближе.
— Это родовой герб. Вот видите — щит, в верхней половине изображен орел…
— Вы считаете — это орел? — с сомнением спросила Лиза.
— А что, по-вашему, на дворянском гербе ворон изображали? — не выдержал Старыгин. — Или воробьев?
— Птеродактилей, — ответила Лиза, и глаза ее при этом были самого невинного, почти голубого цвета.
— Над щитом — рыцарский шлем, и корона просто дворянская, без титулов, и поддерживают щит два льва, не вздумайте сказать, что это — домашние кошки!
— Да мне и в голову такое не приходило! Львы так львы, как вам будет угодно, не собираюсь с вами спорить. И вы знаете, я, кажется, видела такой рисунок у Амалии Антоновны.
— Да ну? — усомнился Старыгин.
— Точно! Это была старая-старая вышивка, основа совсем расползлась, Амалия говорила, что это еще ее бабка вышивала. Так вот, там точно был этот герб: на верхней половине нитки голубые, на нижней — красные. Львы серо-желтые, корона золотая…
— И чей же это был герб? — Старыгин по-прежнему смотрел на девушку с недоверием.
— Я не знаю, Амалия Антоновна ничего не говорила. Да я и не спрашивала, маленькая тогда была, мне больше открытки нравились и посуда красивая. А вот здесь есть еще буквы…
Действительно, под гербом были отпечатаны две буквы — «М» и «Н».
— Это я выясню, — решительно сказал Старыгин, — уж в Эрмитаже специалисты по геральдике обязательно найдутся.
С лицевой стороны на конверте больше ничего не было. Когда же Старыгин перевернул его, то они увидели едва заметную надпись, сделанную от руки: «Ambitio accola!»
Рядом стояла римская единица, а внизу была оттиснута странная печать.
— Амбицио аккола! — воскликнул Старыгин. — Что по-латыни означает: «Ищи рядом, ищи поблизости!» И цифра один, то есть это первая часть письма. Кто-то разделил его и спрятал в разных местах. Но поблизости друг от друга!
Лиза не отвечала, она как завороженная уставилась на оттиск печати. У нее был такой вид, словно она увидела привидение.
— Что с вами? — осведомился Старыгин, заметив это странное выражение на ее лице.
Ничего не отвечая, Лиза расстегнула две верхние пуговицы на кофточке и вынула цепочку, на которой висел небольшой золотой кулончик. Не отрывая глаз от конверта, она расстегнула цепочку и протянула ее Старыгину. Мимоходом он отметил, что цепочка, несомненно, новая, современного плетения, а кулон — очень старый, золото не того цвета, проба другая.
Кулончик был выполнен в виде вертикального ромба, а внутри его выгравирован полумесяц, перечеркнутый ключом. Лиза взяла из рук Старыгина цепочку и аккуратно приложила кулон к печати. Все совпало, как будто срослось.
— Откуда у вас этот кулон? — отрывисто спросил Старыгин.
— От бабушки, она мне его на шестнадцатилетие подарила, часто его ношу… фамильная драгоценность… — Лиза грустно улыбнулась. — Только не спрашивайте меня, что все это значит, сама ничего не понимаю! Знаю только, что Амалия Антоновна понятия не имела ни о каком тайнике в клавесине — это ведь из-за него фальшивило нижнее «до». Если бы она знала о тайнике, она бы так не сокрушалась. И еще. Дмитрий… Алексеевич, я хотела вам сказать… это очень важно, — Лиза вздохнула и убрала кулон в сумочку. — Дело в том, что… кажется, Амалия Антоновна умерла не своей смертью: ее убили!
— Убили?! — недоверчиво переспросил Старыгин. — Ну, уж это вы… кому нужно было убивать очень пожилую женщину? Сами же мне говорили, что ничего у нее не пропало, а из ценностей была только старинная мебель, но ее как раз продал племянник, то есть о грабеже не может быть и речи.
