Ира Зима - Гелен Аму. Тайга. Пионерлагерь. Книга первая
Вот это действо привлекло внимание уже всей поляны, зрители начали вокруг нашего пятака собираться и бурно аплодировать прорвавшейся через край страсти, это же «новость» какая — Алена сделала Валевского, добилась своего! Ванька сидит в таком же офигении, как и я, уж слишком циничная схема была нам не просто предложена, но тут же и осуществлена. Мы даже понять ничего не успели! Но во мне начала проливаться волна нагноения, большего абсурда и быть не может, такой дикий «перевертыш» и в голову крайнего психа не придет! Что за мерзость!
— Вы оба, вы совсем уже ничего не чувствуете? Это же уродство! Вы сами-то понимаете, что сдаетесь на любой произвол!? Как собирать себя потом будете? Вы кто вообще такие? Да я никогда не пойду в твою «команду»! Да подавись! А еще раз упомянешь своим поганством мою мать, то осуществлять свои планы будет нечем — разобью в хлам! И не смей со мной никогда разговаривать! Никогда! И ты, «горе-любовник», прежде чем подкладываться, думай, чем жертвуешь, совсем не сечешь, чего делать нельзя? Уроды…
— орала я на всю поляну, многие откровенно удивились моей реакции, я никогда не ору и даже не разговариваю громко, закваску этой истории все пропустили, но мне уже нет дела до всех. Клапан сорван! Все! Не могу больше! Да я в таком дерьме просто не выживу!
И, не раздумывая, что есть силы и стремительности я удалялась в целительный пустой, свободный от «перевертышей» лес, и только когда шум и голоса, мерцание костра и ручных фонариков остались позади, я начала дышать. Заноза вышла, все занозы — вышло все! За один вечер вышло то, что держало меня в тигеле закрытого сознания столько лет? Наконец я вывернулась сама собой наизнанку, как обратилась в нечто неведомое в себе, ведь я никогда не знаю, какой лик вынырнет из вечности, какой я стану здесь в очередной жизни. Конечно, я стану «собой», кем еще я могу быть, но какой «собой»? Какой стороной вывернется «беспредельное» и в моих чертах, и моих гранях — этого не знает никто! И это больно быть только частью себя, только одной односложной гранью, только мелким отражением того, что «есть я». Каждый раз возрождение личности это резня «по живому», когда отсекается «целое», и я остаюсь лишь обрубком волны жизни, являюсь млечностью вечного, хотя оно и есть я. Ни одна олицетворенная жизнь не способна вместить «безмерное», можно лишь держать эту первородную пуповину, сохраняя связь с домом. Но я знаю, что скоро времена истратят свой срок, придет день, и мне не придется больше рваться и выворачиваться, и быть так надолго покинутой домом. Весь мир, от самого начала, разбросанный по временам и пространствам, свернется единым смыслом и временем, и мой дом будет только здесь, и я буду только здесь, я стану цельной, навсегда. «Земля» — мой истинный «утробный дом», и все изменится, когда мир будет, наконец, рожден, уже слышу это движение, схватки, когда несет инстинктивная сила, которую нельзя остановить…
Это тайга так баюкает меня, показывает мне разные картины мира и их значение, обещает неведомое, впускает внутрь меня понимание, всегда слишком глобальное, и мне воспринимать все это удается не больше чем «звезде», наблюдающей бескрайний непостижимый космос, я и есть «звезда». Иду по тайге, ее непролазной кромешной темноте, но сейчас являюсь «звездой», дрейфующей по бескрайним мирам, тайга не сдерживает мое сознание, и я владею этой стихией трех миров, в которых есть «я», и которые являются мною. Мир людей убивает, сковывает, не дает дышать, осуществляться, и что мне сделать, чтобы «быть»? Как? Как, если за века и тысячелетия все так дико перепутано, перекручено, и платится любая цена за «пустое»? Сочное живое настоящее утрачено и нет ему места ни в судьбе, ни в повседневности. Но тайга — все еще первородная жизнь, святая, священная, бескрайняя и щедрая… здесь все на своих местах, она все еще является мной. Сколько длился этот транс единения? Может, я вообще бы не вернулась из «бескрайности», а тело так и осталось бы бродить по лесам, но уже без меня? Возвращает на место шелест веток за спиной, пора вернуться на передний край сознания, такой нестабильный, такой не имеющий важности «там», но я должна быть «здесь»… Ветки расступились, облило светом фонаря как ударом, закрепившим мое сознание в одной точке «тут».
Ну вот, это Женька примчался исполнять свой долг, вызволять из леса оскандалившуюся пионерку, сам бы не потерялся, горе-таежник:
— Совсем сбрендила в тайгу ночью одной уходить! Ты о чем думаешь? — засвеченное лицо было сердито трогательным, он сам был рад, что нашелся.
— Не перегибай, я тут с шести лет шатаюсь и ни разу не терялась, то ли ассимилировала, то ли с компасом родилась…
Мы двинулись строго к лагерю, причем вела Женьку я. Вот, дурной, реально потерялся бы, а у нас тут и медведи, и рыси, и еще чего только нет, вот кто из нас взрослый!
— Так не бывает, снова выпендриваешься! — сказал Женька, он мне не верит.
— Выпендриваюсь? Так это комплимент, думала, я не умею такого! Спасибо, очень уместно! Но я не выпендриваюсь, правда, никогда не теряюсь. Мне лет шесть было, когда я сюда впервые попала, родилась в Москве, городской студенческий ребенок, я и леса-то не видела, зарослями считала кусты в «пансионате», а тут такое! У меня было ощущение, что я фея, а это мой дом, и я полетела деда своего и его сестру близнеца искать, они пропали где-то тут. И, конечно, меня потеряли тогда, прочесывали лес, помню, как я испугалась, когда увидела всю эту суету, что устроила…
— И когда тебя нашли? Как ты не погибла? Сколько тебя искали?
— Нашли? Ты что? Сама пришла, когда стало темно, ничего не было видно, вот я и вернулась. Ничего я тут не боюсь, может, поэтому не теряюсь?
— А чего ты боишься?
Женька шел гораздо медленнее, чем я, все своими шлепанцами за все подряд цеплялся, поцарапался, замучился, но виду не показывал, видимо привык физический дискомфорт преодолевать. Или меня не хотел разочаровать? Но вообще-то любой крутой дядька в такой непролазности замучается, тут тебе ни тропинок, ни опушек, сплошные заросли, настоящая чаща, глядишь, с тесаком идти и пробивать проход было бы сподручнее, но меня ветки отчего-то не бьют и не задевают, то ли я такая эластичная, то ли конфликта с природой у меня нет.
— Людей… Не всех конечно, только некоторых, злых, глупых, зацикленных на «внешнем», словно ничего больше нет, которые только «тут», «тут» и никогда больше, такие раковые опухоли… Страшнее ничего нет.
— Это так…
— Странно? Так нечего было за мной ходить и спасать, сидел бы себе у костра! Егор же не сорвался? И никто не сорвался…
— Кстати, почему?
— Потому что я странная, и все кроме тебя это знают, и меня искать себе дороже! Сама вернусь… Все привыкли, такая я местная «дикость», издеваться над этой особенностью перестали даже самые стойкие издевальщицы. Ну и потом, я бываю очень полезна!
— Да уж, такое «не пропьешь»! Надо же, не поверил бы… я заблудился, пока тебя искал.
— Дурной! Это тайга! Кто тут в сланцах ходит и с одним фонарем? Хоть бы факел взял, зверье на огонь не полезет.
— Ну, ты-то вообще без всего!
— Говорю же, дед у меня тут со своей сестрой пропал, и еще четверо ребят, экспедиция у них была, и я родилась с генетической памятью, бабушка до сих пор деда ждет… Если детей с такой молитвой рожать, так они хоть в космос без скафандров полетят! Знаешь, какая у меня Зоя крутая — до сих пор на Ермак забирается, а ей под шестьдесят уже, если такой человек со всего духа чего-то желает, то горы расступаются! Деда, конечно, не вернешь, но причину его смерти бабушка во мне напрочь нейтрализовала.
— Так не бывает…
— У тебя есть другие объяснения? Или моя ориентация в елках уже не свершившийся факт? Может, и не бывает… Но ты сейчас примешь душ и пойдешь спать в тепле и уюте, а мог валяться покусанный в овраге, ну или просто круги еще три дня нарезать, пока егеря не найдут! Факт? Пока, спаситель, и спасибо, все-таки это приятно, что ты пошел меня искать…
Мы с Женькой расстались у жилых комнат, он был очень замучен, и я тоже пошла спать в уже сопящей темноте. Все давно вернулись с костра.
Глава 3. Открытие лагеря
На «зарядку» встать не было никаких сил. Сколько я спала? Часа два? И что это за ночь такая бестолковая? Кому такое надо? Нет, пора что-то срочно менять в своей судьбе, решительно, веско, и у всех на глазах, чтобы все сплетники мои истории видели и мне же их потом рассказывали. И пусть это будет роман с зашибенным парнем, Кирой, например, и плевать тогда на паршивцев. Растрепана я была неприлично, но Кира же в «спортивном», а нравиться тут, кому попало, я вообще не хочу! Наташка хихикнула, глядя на меня: драные шорты, пацанячья майка, волосы собраны на макушке в полный бардак, щеки помяты, потому что спать надо было больше, и губы покусаны… Ну это я сама себя вчера кусала от нервов.
