Елена Михалкова - Восемь бусин на тонкой ниточке
– Вы нуждаетесь в раскрепощении? – с дружелюбным удивлением спросила Маша. – Могу порекомендовать знакомого психоаналитика. Он ведет тренинги личностного роста. Говорят, неплохо раскрепощает.
Улыбка исчезла с лица Евы.
– Спасибо, но вряд ли мне это пригодится. У меня нет лишних денег на психоаналитиков.
– Конечно, Борис обойдется значительно дешевле, – тут же согласилась Успенская, сохраняя выражение идиотского дружелюбия на лице.
«Она надо мной смеется?!» – Ева подозрительно уставилась на молодую женщину. Но та улыбнулась еще шире и пожелала хорошей ночи.
– Спокойной ночи, – любезно попрощалась Ева. – Завтра предстоит непростой день.
Обе они даже не догадывались, насколько непростым он окажется.
Глава 4
Утро Маши началось не с крика петуха, как она ожидала, а с мелодии Вивальди. Телефон вибрировал на стуле, угрожающе подползал к краю и грозился окончить жизнь самоубийством, если Маша немедленно не ответит на вызов.
Маша нашла сонным взглядом часы на стене. Стрелки стыдливо показывали семь двадцать.
Звонить в семь двадцать Маше мог только один человек. Она вздохнула и подхватила телефон, который уже нависал над пропастью.
– Привет, Олеся.
– Успенская, здорово! – Голос подруги звучал до отвращения бодро. – Ты что, еще спишь? Утро красит нежным светом!
– Олеся, у тебя совесть есть?
– А у тебя? Обещала позвонить, как только приедешь, и отчитаться. Я беспокоилась!
– Прости, забыла обо всем, – покаялась Маша. – Слишком много впечатлений.
– Мужчины? – жадно спросила Олеся и, не дождавшись ответа, потребовала: – Рассказывай!
Маша снова вздохнула. Это утро обещало стать утром тяжелых вздохов.
Олеся была давно и счастливо замужем. Ее муж обладал темпераментом флегматичной коалы, и все безумные Олесины затеи разбивались о него, словно волны об скалы. В качестве более податливой жертвы Олеся выбрала Машу и вот уже несколько лет бомбардировала подругу идеями о том, как обустроить ее жизнь.
На первом месте стоял выбор спутника. С энтузиазмом собаки, выкусывающей блох, Олеся выискивала мужчин в самых неподходящих и труднодоступных местах. Апофеозом ее заботы о Машиной судьбе стал визит в школу моделей, откуда Олеся привела за руку домой к подруге высоченного негра. Негр был цвета перезревшей сливы и не говорил по-русски.
Когда первый приступ естественного изумления у Маши прошел, она поинтересовалась, что ей делать с этим сокровищем.
– Распоряжайся! – разрешила Олеся с широким жестом Деда Мороза, отдающего ребенку весь мешок с подарками. – Заодно попрактикуешься в английском.
В эту секунду ее добыча, широко улыбнувшись, бойко залопотала по-французски.
– И во французском тоже, – ничуть не смутилась Олеся. – Машка, ты что?! Посмотри, какой красавец! Я ведь тебе не предлагаю выходить за него замуж. Приглядитесь друг к другу, обвыкнете… А там видно будет.
Маша обреченно привалилась к стене.
– Безумная ты женщина! – простонала она. – Отведи его туда, откуда взяла.
– Что, не нравится? – огорчилась Олеся. – На тебя не угодишь… Может, все-таки присмотришься к нему?
Но Маша так взглянула на подругу, что та поспешила ретироваться вместе с темнокожим спутником. Они исчезли, но Маше показалось, что широкая белозубая улыбка еще некоторое время висела в воздухе, как у чеширского кота.
С возвратившейся Олесей Маша попыталась поговорить очень сурово, чтобы вразумить раз и навсегда. Но куда там!
– Тебе двадцать восемь лет! – в Олесиной интонации звучал затаенный ужас, словно Маша давно перешагнула двухвековой рубеж. – А ты до сих пор не замужем. Ты женщина с неустроенной личной жизнью!
– С устроенной! – сопротивлялась Маша. – Меня все устраивает – значит, с устроенной! Хватит осаждать меня красавцами. Дай мне прийти в себя после развода!
– Уже шесть месяцев прошло!
– Олеся!
– Ну, хорошо, хорошо! Больше не буду о тебе заботиться, даже если попросишь.
Но исполнить обещание Олесе было не под силу.
– Так что там с мужчинами? – уточнила Олеся, заинтригованно дыша в трубку.
– Мужчины спят, – сообщила Маша. – И я тоже сплю! Позвоню позже.
– И все расскажешь! – настойчиво потребовала Олеся.
– И все расскажу, – слукавила Маша. – Пока!
Она отложила телефон и закрыла глаза. Но сон, как назло, испарился после разговора. Маша лежала в постели и вспоминала свой неудачный брак.
…………………………………………………
Есть взрослые женщины, которые настоящие взрослые женщины, а есть выросшие маленькие девочки, играющие во взрослых женщин. Их нормальное состояние – это удивление. Они рожают детей, удивляясь сами себе, водят машину, говоря каждый раз «ну, я совсем как большая», ходят на работу с той же увлеченностью, с какой в пять лет играли в куклы. С некоторых эта детскость облетает со временем сама. Другие теряют ее, получив оплеуху от судьбы – резко, наотмашь. А третьи сохраняют до самой смерти. И в гробу лежат с таким лицом, как будто сами удивляются: «Надо же! Вы только посмотрите, я – и в этом деревянном ящике! Разве не странно?»
Маша Успенская была из этих, последних.
Когда она встретила Артема, ее все в нем удивляло. Во-первых, невероятный красавец. Во-вторых, что поражало еще больше, не глуп.
Маше единственный раз в жизни попадался похожий типаж мужской красоты: он пользовался в компании большой популярностью, поскольку умел глазом открывать пивные бутылки. Когда все бутылки бывали открыты, окружающие теряли к нему интерес. В том числе и девочки.
Поэтому поначалу Машу поражало даже умение Артема строить связные фразы. Глобально – его способность разговаривать. В нем было что-то от красоты дерева, скалы или цветка. Ведь никто не ожидает, что они станут обсуждать пьесы Чехова или живопись Моне…
Но Артем разговаривал, и говорил умно и по делу. Он даже подшучивал над собой, что поднимало его в Машиных глазах на недостижимую высоту. Красивый умный мужчина, ироничный, образованный, прекрасно играющий на фортепиано, влюбленный в нее… Маша перечисляла достоинства любимого и мрачнела. Должен существовать какой-то подвох. Должен!
И подвох нашелся. Он носил красивое имя Изабелла, сокращенно – Белла. Белла Андреевна.
Белла Андреевна была мамой Артема. Она вырастила сына одна, без мужа. То есть мужья наличествовали, даже двое или трое, но к воспитанию мальчика не допускались. Белла желала сама взрастить цветок своей души.
Артем привел Машу в просторную квартиру в старом районе Москвы, где подъезд называли парадной, как в Питере, а возле лифта сидел консьерж с моноклем. Этот консьерж так поразил Машу, что она даже не услышала предупреждение Артема.
– Мама вечно боится, что я приведу кого-нибудь не того, – с улыбкой сказал он. – Постарайся ее понять. Все-таки я единственный сын.
Белла Андреевна оказалась прелестной крошечной женщиной с балетной осанкой. Рядом с ней Маша почувствовала себя неуклюжей дылдой. Белла окинула Машу ничего не выражающим взглядом и предложила поговорить тет-а-тет.
Машу провели в комнату, все стены которой были увешаны картинами кубистов. Успенская заинтересовалась одной, самой большой, висящей напротив входа. Художник, как ей показалось, весьма натурально изобразил ингредиенты для окрошки. Маша уже собиралась сделать комплимент таланту живописца, но тут Изабелла уронила мимоходом:
– Это мой портрет.
И Маша прикусила язык.
Ее усадили в кресло и приступили к допросу.
– Кто вы по профессии?
– Музыкант, – улыбнулась Маша. – Играю на флейте.
– Ах, на флейте, – зловеще протянула Белла Андреевна.
Это прозвучало так, словно ее ближайшие родственники погибли от рук сумасшедшего флейтиста. Маша поежилась и попыталась исправить дело.
– Флейта – чудесный инструмент… («Господи, зачем я оправдываюсь?») Если хотите, я могу вам как-нибудь сыграть…
– Боже упаси, – отказалась Белла. – У нас приличный тихий дом.
Маша едва не брякнула, что ведь она и не предлагает сплясать канкан, но удержалась.
Белла закурила, откинула назад черноволосую головку и выпустила дым в потолок.
– Ну, хорошо, – утомленно произнесла она, словно они беседовали целый час, – а животных вы любите?
– Люблю.
– И собак?
– Собак особенно, – подтвердила Маша.
Белла Андреевна приподнялась на стуле, вытянула шею, как цапля, напряглась и вдруг взвизгнула так громко, что Успенская вздрогнула.
– Леметина! Леметина! – верещала Белла.
Личико ее покраснело.
– Леметина!!!
У Маши мелькнула страшная мысль, что она наблюдает начало приступа болезни. А кричит мама Артема, требуя лекарство. Цвет лица Беллы укреплял Машу в ее подозрениях.
Она вскочила, готовая бежать за чертовым леметином и проклиная неизвестно куда пропавшего Артема. Он не может не слышать эти крики! Может, нужно вызвать врача?
