Марина Крамер - Жить на свете стоит
Ника не выдержала и рассказала подруге о своих подозрениях в отношении Артема. Ирина, внимательно выслушав, попробовала возразить и доказать, что Ника ошибается, однако тут Стахова выложила последний козырь, после чего у подруги пропало желание что-то говорить, защищая Масленникова:
– А к выходным Темочка приготовил мне шикарный подарок. Сегодня вышла вторая статья о Гавриленко, подписанная, разумеется, моим именем. Так вот, я в этой статье даже точек не поставила. И там такое написано, что теперь мне не замок дверной – мне голову вскроют, скорее всего. И я не могу доказать, что Артем какой-то хитрый план имеет, понимаешь? У меня нет никакой информации, кроме интуиции, я просто чувствую, что тут нечисто, что кто-то весьма влиятельный сливает моему шефу материал, а тот кропает статьи на заказ, прикрываясь моим именем. А знаешь почему? Потому что он искренне полагает, что связываться с бабой Гавриленко не станет.
– Глупости какие-то… – пробормотала Ирина, закуривая. – Как это – не станет, когда уже есть и письма, и взлом, и даже синяк в пол-лица уже был?
– Как видишь, Артемушку это не убеждает, и он продолжает подставлять меня.
Ей вдруг очень захотелось выпить – так сильно, как уже давно не хотелось. Но Ирина отказалась поддержать компанию, сославшись на назначенную завтра утром встречу, а пить в одиночестве Ника все-таки считала дурным тоном. Пришлось удовольствоваться десертом.
– Может, ты ко мне ночевать поедешь? – предложила Ника, так как до ее дома было намного ближе, но Ирина снова покачала головой:
– Прости, Никуся, но, если я не высплюсь и не буду выглядеть завтра на все сто, у меня сорвется важная сделка, а это, как ты понимаешь, не в моих интересах.
Ника понимающе кивнула, хотя в душе все же немного обиделась. Но Ирина не могла знать о ее внутренних переживаниях, о ее страхах и опасениях, да и вообще не была обязана выполнять при подруге роль няни и аниматора в одном лице. В конце концов, она и в Москву-то приехала по своим делам, а не для того, чтобы проводить время с Никой в ресторанах.
– Жаль-жаль, – проговорила Ника огорченно, – а то поговорили бы…
– Знаю я наше с тобой «поговорили», – весело отозвалась Ирина. – Не спать до шести утра, потом подремать часик, вскочить и с больной головой и синевой под глазами мчаться на встречу к потенциальному партнеру! Уволь, дорогая, не сегодня. Я ведь надолго приехала, успеем еще наночеваться и наговориться.
Сонный консьерж догнал ее у лифта и сунул в руки букет – на сей раз белые лилии.
– Щедрый поклонник у вас, – буркнул он, широко зевнув.
– Да… – неопределенно пробормотала Ника, чувствуя раздражение.
Гавриленко, судя по всему, начал активные действия – в букете обнаружились два билета на концерт известной оперной дивы. В другое время Стахова с удовольствием бы пошла, пусть даже спутником оказался бы Максим, но сегодня, после очередной ссоры с Артемом, сама мысль о подобном походе показалась кощунством. Она, конечно, не собиралась носить траур, но и развлекаться не хотелось.
В субботу с утра Стахова села в машину, небрежно кинув на заднее сиденье букет лилий и конверт с билетами, и понеслась прямо к офису «Изумрудного города». Она не была уверена, что застанет Гавриленко, все-таки выходной день, но это нестрашно – она просто оставит «подношение» внизу у охранника. Даже объясняться не придется.
Но все сложилось совершенно иначе. Едва Ника вошла в холл, как столкнулась нос к носу с самим Максимом, как раз вышедшим из лифта. При виде Ники он притормозил, но потом решительно двинулся наперерез:
– Вероника? Вы ко мне?
– Да… – чуть смешалась она, но быстро взяла себя в руки и сунула букет Максиму. – Вот. И попрошу больше мне ничего не присылать.
– Но я ведь по-дружески…
– Мы с вами не друзья, Максим Алексеевич, если вы еще не поняли! Даже если вдруг мы с вами прогулялись вечером и кофе попили вместе. И я не прекращу писать о ваших махинациях ни за букеты, ни за билеты, ни даже за деньги. Ведь это – последний аргумент в любом деле, да? Вы ведь так считаете? Так действуете? Всех купили? Ну а со мной осечка вышла! – запальчиво проговорила Ника, глядя в растерянное лицо Гавриленко. – Я не продаюсь, понятно? И в вашей дружбе тоже не нуждаюсь! Не может быть дружбы с человеком, угрожающим женщине перебить пальцы!
Она повернулась, чтобы уйти, но Гавриленко крепко ухватил ее за рукав пальто:
– Ну-ка постойте!
– Что еще? – рванулась Ника.
– А то, что приличные люди не разбрасываются обвинениями налево и направо, а потом не убегают, поджав хвост! Я требую объяснить, в чем вы меня обвинили! Требую, понимаете?
Ника испугалась, поняв, что сотворила величайшую глупость: воевать с таким соперником, как Гавриленко, да еще на его территории – это ж надо совсем не иметь соображения!
Максим меж тем, воспользовавшись растерянностью, быстро увлек ее за собой в лифт. В кабине Ника немного пришла в себя и спросила:
– Куда мы едем?
– Ко мне в кабинет. Я не могу разговаривать посреди холла, да еще и на глазах у охраны. Вам не кажется, что вы наговорили лишнего?
– Нет, не кажется.
– Тогда тем более мне интересно узнать подробности, – подытожил Максим. – Прошу, – галантно предложил он, пропуская Нику вперед. – Алии сегодня нет, так что чай я сделаю сам. Или утром вы все-таки пьете кофе?
– Утром пью, – буркнула Ника, садясь в кресло.
Максим варил кофе с профессионализмом заправского барристы, делая это не в кофе-машине, стоявшей в углу приемной, а на небольшой жаровне с песком.
– Оригинальничаете? – не удержалась Ника, и Гавриленко улыбнулся:
– Стараюсь поразить вас.
– Вы меня уже поразили достаточно. Нет смысла еще что-то выдумывать.
Гавриленко налил кофе в маленькие фарфоровые чашки, ловко сервировал все на подносе и поставил перед Никой:
– Прошу.
Усевшись напротив нее, он взял свою чашку, сделал глоток и вопросительно взглянул на Стахову:
– И все-таки!
– Что?
– Вы сказали что-то насчет перебитых пальцев и приписали эти слова мне. Объясниться не хотите?
Ника пожала плечами и потянулась к чашке:
– Максим Алексеевич, давайте не будем ходить вокруг да около. Мы взрослые люди. Я прекрасно понимаю, что своими статьями вторглась в сферу, которую вы хотели бы уберечь от посторонних глаз, и это, наверное, объяснимо – с вашей точки зрения. Но это моя работа. Я не ваш прикормленный журналист, могу писать то, что вижу.
– Я как-то вам мешаю? – пропустив мимо ушей слова о прикормленном журналисте, поинтересовался Гавриленко.
– Лично вы – нет, разумеется. Но кто-то из вашего окружения очень заинтересован в том, чтобы эти статьи перестали выходить. Поскольку все знают, что взяток я не беру, меня решили запугать, а если не остановлюсь, то, возможно, и устранить.
Лицо Гавриленко выражало такое искреннее недоумение, что у Ники на пару секунд возникло сомнение – а было ли вообще то, о чем она сейчас говорит? Был ли этот прыщавый человек, ударивший ее головой о машину, было ли разбитое стекло «Купера», письма в конвертах без подписи, взломанный замок входной двери? Не приснилось ли ей это все?
– Ника, подождите, – начал Гавриленко слегка растерянным тоном, – я на самом деле не понимаю, о чем речь. Я видел ваши статьи и не нашел в них ничего особенно криминального. Да и что я мог там найти? Это все давно муссируется на разных уровнях, и если бы я был как-то причастен к этим взяткам и подкупам, то уж наверное давно вызвал бы интерес совершенно других людей. Вам так не кажется?
– Максим Алексеевич, вы что, на самом деле думаете, что я наивная провинциальная девочка, которой легко вот так задурить голову невинным взглядом? – Ника вдруг подумала, что сама нарисовала для себя идеальный образ Гавриленко, а на самом деле вообще ничего не поняла в этом человеке. И он вовсе не тот, кем показался ей во время первой встречи. И даже не тот, кем был, гуляя с ней по бульварам и рассказывая о матери. И никакие разговоры о звездах и невесомости не помогут – он не тот, за кого она его приняла. Все выдумала, нафантазировала, приписала несуществующие черты. На самом деле он делец, который не остановится ни перед чем во имя достижения своей цели.
Максим отставил пустую чашку, тронул пальцем джезву на спиртовке и вдруг уставился Нике прямо в глаза.
– Мне казалось, что вы умнее, Ника. Что вы отличаетесь от этих прожженных щучек с журналистским удостоверением, что вам интересен я как человек, а не какие-то досужие домыслы, на которых вы и построили свое обвинение. Жаль… Я уже давно так не разочаровывался в людях…
– Ну уж простите, если я вас обидела, – язвительно сказала Ника, испытывая, однако, непонятную неловкость – слишком искренне звучали слова Максима, слишком натуральной была грусть в голосе, и даже взгляд как-то потух.
