Данил Корецкий - Рок-н-ролл под Кремлем. Книга 4. Еще один шпион
Очки. С очками Родик расстался чуть позже. Кажется, январь 2007-го. Профессор Кальвен намекнул, что Пантеон-Ассас всегда славился своей баскетбольной командой, в числе ее болельщиков и спонсоров состоят многие мэтры, от которых будет зависеть судьба его стипендии... Да и не только стипендии. Родик при его спортивных данных легко прошел отбор, был записан во второй состав. Единственное условие, которое поставил тренер: заменить очки на линзы. Никаких проблем. И Сесиль, его тогдашняя подружка, сказала, что без очков он выглядит гораздо мужественнее.
Да, мужественнее.
И дело было не только в очках. Три последующих года Родион работал как проклятый. «Баланс личного и общественного в европейской юриспруденции: трансформация философии со времен средневековья» – мама родная! Заголовок его диссертации, кажется, навсегда отпечатался в мозгу, как след электрического разряда на фотобумаге. Он именно работал, пахал – слово «учеба» здесь не в ходу. Днем – в библиотеке, в отделе редких рукописей, потом до глубокой ночи дома. Иногда засыпал, уткнувшись лицом в ноутбук. Утром включал принтер, по привычке выводил очередной кусок текста на бумагу, прятал в папку, потом привычно выкраивал статьи, рассылал по научным журналам электронные варианты и снова отправлялся к манускриптам... И так день за днем.
В Пантеон-Ассас ходили слухи, что за успехами талантливого российского ученого (!) пристально следит сам председатель Комиссии по правам человека при Совете Европы.
В апреле 2008-го слухи подтвердились: Совет Европы назначил Родиону Сергеевичу Мигунову персональную стипендию.
19 сентября 2010-го баскетбольный клуб «Университе д’Ассас» выиграл кубок министерства образования Франции. На счету Родиона, вышедшего на замену в финальном матче – пять трехочковых бросков.
Через день состоялся предварительный диспут по его диссертации. Апробация перед защитой. Аудитория была забита до отказа (нечастый случай на факультете). Диспут длился пять часов. Профессора кафедры, а также все участники из числа преподавателей Ассаса – единогласно дали положительный отзыв на диссертацию магистра Мигунова.
* * *
27 октября, около 17-00 местного времени (в ИК33 на Острове Огненном, где старший Мигунов заполнял свой дневник, вот-вот должен был прозвучать отбой), он вышел из здания Факультета права на площади Пантеон: высокий, уверенный в себе молодой мужчина без малейшего признака ученой сутулости. Жесткая линия губ, впалые щеки, твердый, без излишней тяжести подбородок: Родик Мигунов образца 2010 года. Припухлость и слащавость давно исчезли, вместе с ними ушла и та романтичная «красивость», от которой вырубало девушек независимо от их опыта и социального положения. Он как-то приподнялся над этим, окончательно превратившись в мужчину. Не Родик уже, не Родька, даже не Родион Сергеевич – мсье Мигунов, доктор Мигунов, мэтр Мигунов! Вот так. Только в глазах цвета парижского неба осталась толика близорукой неуверенности, которая выдает людей, вынужденных каждое утро вдевать в глаза контактные линзы.
В кейсе, который он держал в правой руке, помимо трех монографий и оттисков доброй сотни журнальных публикаций, лежал только что полученный гранатово-белый (родовые цвета Ассаса) докторский диплом.
Родин постоял на ступеньках, глядя на площадь Пантеон, которая на мгновение словно притихла при его появлении. Вздохнул. Улыбнулся. Поставил кейс у ног, застегнул плащ – со стороны Сены, из северо-восточных кварталов, дул холодный ветер.
Сзади хлопнула тяжелая дверь.
– По-моему, блестяще!
На улицу выбежал полный живчик в старомодной шляпе – профессор Жан Кальвен, он куда-то торопился и на ходу дружески тронул молодого доктора права за рукав.
– Еще один легендарный выпускник Ассаса, который войдет в историю! – крикнул Кальвен, уже сбегая по ступенькам. – Гарантирую! Ле Пен, госпожа Саркози и... мсье Мигунов!
– По-моему, до докторской никто из них не дотянул! – крикнул Родион вдогонку.
Кальвен, не оборачиваясь, расхохотался. Махнул рукой, останавливая такси, и через секунду исчез.
А дверь факультета продолжала хлопать. Вслед за Кальвеном наружу потянулись другие профессора, имена которых украшали небосклон европейской юриспруденции. И каждый считал нужным что-то ему сказать:
– Превосходно, мсье Мигунов. Образцовый, очень глубокий доклад...
– Очень смело и остро... Я даже не припомню такой защиты...
– Отлично, поздравляю!..
– Но скажите честно, мсье Мигунов... если в России рождаются столь талантливые юристы, почему ваша юриспруденция в таком чудовищном состоянии?..
– Буду рекомендовать своим ученикам ваши монографии, доктор Мигунов...
– Ни в коем случае не почивать на лаврах, дорогой Родион... Продолжайте работать! Вы правы: новые времена требуют новых парадигм! И современная концепция прав человека просто необходима!
Светила науки улыбались, поздравляли, жали руку. Родион тоже улыбался, отвечал на рукопожатия. Он знал, что это просто протокол, не больше. Но все равно было приятно.
– Спасибо. Спасибо огромное...
Последней неожиданно подошла незнакомая эффектная женщина лет сорока, которая не имела отношения к факультету, но присутствовала и на предварительном диспуте, и на защите. Невысокая шатенка с девичьей фигурой, миловидная, ухоженная, одета дорого, но строго и со вкусом. Родион спрашивал про нее у Кальвена – тот замялся, сказал, что знает мало, но это важная персона из руководства Комиссии по правам человека Совета Европы.
– Кажется, вы немного переборщили с обличением европейской мягкотелости? – заметила она, задержавшись возле Родиона, когда поток профессуры схлынул.
Свежеиспеченный доктор стоял, все еще вытянув правую руку, и по инерции улыбался. Маленькая рука в тонкой перчатке коснулась все еще готовой к рукопожатию ладони, подчеркивая, что это было не заявление или обвинение, всего лишь вопрос.
– Вам так показалось? – Родион улыбался.
– Знаете, да. Ловила себя на впечатлении, будто я член собрания домохозяек с избыточным весом, перед которыми выступает тренер по кик-боксингу.
Родион сразу не нашелся что сказать. Честно говоря, он опешил. Его собеседница рассмеялась, и маленькая рука опять коснулась его ладони.
– Ничего, ничего. Бывает очень даже полезно. «Добро должно быть с кулаками» – так говорят у вас в России, правильно?.. На самом деле я вам благодарна. Редкий случай, когда вхожу в аудиторию сторонницей некой концепции и выхожу... ну, можно сказать, выхожу уже сторонницей другой концепции, противоположной... Как бы «Я», превращенное в «анти-Я»... А ведь меня переубедить очень трудно. Понимаете?
Родион коротко кивнул. Черт. Сейчас он уже не был уверен, что ей сорок. Ну, тридцать пять – тридцать семь от силы ... Или меньше?
Она протянула ему синеватую визитку с эмблемой Совета Европы. «Мадлен М. Дюпарк, председатель экспертного совета Комиссии по правам человека»...
– Надеюсь, мы еще увидимся. Даже уверена. Напрямую эксперты не подчиняются никому в Совете, но с нашим мнением считаются все, включая председателя. Это вам обязательно понравится. Как человеку независимому и самостоятельному.
– То есть, вы хотите сказать...
– Да. Можете расценивать это как неофициальное «добро пожаловать» от ведущего эксперта Комиссии. Официальное приглашение придет чуть позже к вам на почтовый адрес. Звоните, если что. Всего доброго.
Родион еще некоторое время продолжал стоять, улыбаясь ей вслед. Да-а... Мадлен М. Дюпарк определенно любила называть вещи своими именами. В этот момент Родион не отказался бы, пригласи она его хоть в разносчики пиццы. Или в кафе «Клозери де Лила». Или...
Так сколько же ей все-таки лет?
* * *– Да ты запал, я вижу, а? – Боб громко рассмеялся и даже похлопал ладонями по ручкам кресла. Несколько голов за соседними столиками с любопытством повернулись в их сторону. – Нет, извини, просто я... Дюпарк, Дюпарк... Знакомая фамилия. Стоп! Точно! Госпожа Дюпарк курировала в 2003-м пресс-обслуживание Восточно-Европейского саммита. Я брал у нее релизы и через нее договаривался о встрече с Вацлавом Гавелом... Холеная такая кошечка, стрижка каре, фигура, как у студентки спортивного колледжа? Ну, точно!.. О, тогда я тебя понимаю, Родион. Грандиозная женщина. Только...
Продолжая улыбаться во весь рот, Боб погрузил лицо в широкий стакан с виски.
– Что «только»? – поинтересовался доктор права Мигунов.
– По-моему, уже в 2003-м ей было сорок четыре.
Родион прищурил глаза.
– Не может быть.
– Чтоб в моем принтере чернила высохли. Саммит был в июле, и она зазвала нескольких ведущих журналистов к себе на пати по случаю дня рождения. Сорок четыре, точно говорю. Я лично пел ей «хэппи бёздей».
Заметив взгляд Родиона, Боб сделал серьезное, даже несколько скорбное лицо. И тут же снова расхохотался на весь зал. Янки есть янки, ничего не попишешь.
