M. Поповец - Последний Танцор
— Пошляк! — поморщилась девушка.
— А еще тебе здорово подпалило пятки, — невозмутимо продолжал Лан. — Ты что, босиком бегала?
— Нет, я... — Неудержимый приступ кашля скрутил ее, вызвав острую боль в груди и плече. — Я забралась на горящий джип, чтобы ликвидировать угрозу с фланга, — закончила Каллия, немного отдышавшись.
— Не заметил, извини, — покаялся Лан. — Я тебя потерял в дыму, а дальше все так смешалось...
— Не бери в голову. Кстати, где я нахожусь?
— В гарнизонном лазарете. Мы все-таки взяли эти треклятые казармы!
— Отлично! И какой счет?
— У них — под ноль. Кое-кто пытался сдаться, но самый первый оказался офицером Элиты, и я его даже слушать не стал. Ребята последовали моему примеру, так что пленных не оказалось.
— А у нас? — едва выговорила девушка. Лан замялся.
— Говори!
— В живых осталось двести шестьдесят человек. Подавляющее большинство имеют ранения той или иной степени тяжести.
Еще утром под началом Каллии было 1140 бойцов, мужчин и женщин.
Она устало смежила веки и погрузилась в целительное беспамятство.
Гарнизон Капитолия насчитывал двести десять тысяч миротворцев, чьей первоочередной задачей было защищать столичный комплекс правительственных учреждений. Будь у него достаточно времени, Генеральный секретарь Эдцор, без сомнения, выразил бы решительный протест против использования этих сил не по назначению.
Но Мохаммед Венс опередил будущего диктатора.
В течение двух часов снующие между крышей стратоскреба МС и космопортом Объединения на окраине Капитолия бронированные транспортные «аэросмиты» перебрасывали войска на посадочные площадки, где они тут же грузились в прибывающие один за другим шатлы и отправлялись в Калифорнию. Несмотря на непрерывный обстрел космопорта с захваченных мятежниками орбитальных батарей, подавляющему большинству «шаттлов» удалось уцелеть и вырваться из опасной зоны.
Переброска заняла существенно больше времени, чем намечалось по плану, но Венс все равно остался доволен. И даже мысленно похвалил себя за то, что не установил жестких сроков, отдавая приказ командующему транспортными частями. В результате все прошло слаженно, без спешки и нервозности и закончилось около семи вечера. А объяви он заранее предусмотренный планом крайний срок 18.00, транспортники наверняка проваландались бы до полуночи, в чем комиссар, наученный горьким опытом, почти не сомневался.
Воспользовавшись правом победителя и старшего командира — в отсутствие сестры, временно прикованной к больничной койке, — Лан оккупировал кабинет им же убитого капитана Гвардии, командовавшего миротворческим гарнизоном Лос-Анджелеса.
Он с первой же попытки вышел на связь с Домино, чей командный пункт располагался в Храме Эриды в нижней части города. Коротко доложил о выполненном задании и более подробно остановился на понесенных и нанесенных потерях. Внимательно выслушав рапорт, Домино на несколько секунд замолчала, переваривая информацию, а потом с беспокойством спросила:
— Как там Каллия? Только не обманывай меня, сынок! Лан пожал плечами:
— Не волнуйся, ничего страшного с ней не случилось. Так, помяло немного, но это ерунда. Через пару дней будет как новенькая.
Вырастившая обоих женщина облегченно вздохнула и тихо произнесла:
— Ты даже не представляешь, как я рада услышать, что с моей девочкой все в порядке!
Лан, не выносивший сантиментов и женских слез, незаметно поморщился и счел за лучшее сменить тему:
— Могу я попросить тебя об одном одолжении?
— Конечно.
— Понятия не имею, в чем мы с Каллией перед ней провинились, но мадемуазель Лавли вот уже две недели упрямо не отвечает на наши вызовы. Если бы сегодня мы смогли с ней связаться и получить необходимые подкрепления, список потерь был бы вдвое меньше. Так что передай ей, пожалуйста, от моего имени, что она выжившая из ума старая мочалка и неизлечимая шизофреничка.
Прежде чем разинувшая от изумления рот Домино собралась с ответом, Лан отключил связь и резко обернулся, заслышав за спиной шорох шагов.. Связистка. Совсем еще молоденькая и довольно симпатичная. Он благосклонно кивнул:
— Слушаю вас.
— Разрешите доложить, лейтенант Сьерран? — бойко пропищала девчушка, глядя на него восторженными глазами.
— Докладывайте.
— Из штаба поступил приказ о передислокации. Нам предлагается оставить раненых в лазарете и направить всех боеспособных солдат в Паркер-центр. О павших просят не беспокоиться — похоронные команды будут высланы в ближайшее время.
— Паркер-центр? Что там?
— Это здание Департамента полиции Лос-Анджелеса. Очевидно, они все еще сопротивляются.
Лан поднялся из-за стола и на секунду задумался.
— Передай командирам групп, — решительно заговорил он, — что я приказываю срочно собрать всех, кто может держать оружие, в ангаре. Мы воспользуемся «аэросмитами» миротворцев. Выполнять! — Оставшись в одиночестве, Лан расплылся в улыбке и задумчиво протянул: — Копы, значит. Ну я им покажу «взбесившегося спидофреника»!
Из тысячи шатлов, перебросивших в окрестности Санта-Моники свыше семидесяти пяти тысяч миротворцев и около двух тысяч гвардейцев, пятьдесят восемь были уничтожены огнем орбитальных лазерных батарей.
Мохаммед Венс отправился с авангардом, чтобы лично координировать на месте намеченные планом наступательные действия. Его персональный челнок едва не разделил участь других сбитых шатлов, но лазерный луч с небес угодил в соседа спереди, и автопилоту чудом удалось вывернуть и проскочить в каких-нибудь двадцати метрах от расплывшегося на его месте огненного шара.
В три пятьдесят шесть пополудни по времени Тихоокеанского побережья челноки первой волны начали садиться на широкую бетонную полосу на окраине Санта-Моники.
20
У нее выпали волосы.
И это, пожалуй, было худшим из последствий длительного облучения во время ее пребывания в открытом космосе. Нановирусная блокада, которой ее подвергли еще на базе повстанцев в Айове, позволила организму Дэнис избежать образования многочисленных раковых очагов.
Судя по присутствию у изголовья кровати медбота, она проснулась в больничной палате. Свежие, накрахмаленные простыни и другое постельное белье вызывали ощущение блаженства. Она как будто парила в воздухе, чувствуя себя до идиотизма счастливой и не обремененной никакими заботами. Во время одного из предыдущих пробуждений ей показалось, что в склонившемся над ней человеке она узнала Седона, но воспоминания об этом были смутными и отрывочными, как картинки раннего детства. Безмятежно улыбнувшись, она без усилий отогнала тревожные мысли и вновь погрузилась в полный сладких грез сон.
Дэнис не догадывалась, сколько прошло времени, но, когда снова выплыла из беспамятства, ею овладело такое безнадежное отчаяние, какого она еще ни разу в жизни не испытывала. Депрессия странным образом сказалась и на ее физическом состоянии — тело онемело, как будто его затянули в тугой, непроницаемый кокон. Стены и потолок палаты не светились; мрак частично рассеивал лишь включенный монитор на груди медбота.
Она тяжело приподнялась и села на кровати. Огляделась по сторонам. Даже ей почти ничего не удалось разобрать, кроме того что палата очень маленькая, а на левой стене, под самым потолком, торчит какая-то непонятная штука.
А еще ее обрядили в простенькую хлопчатобумажную ночную рубашку, под которой ничего не было.
Попытавшись отогнать тревожные мысли — впрочем, без особого успеха, — Дэнис развернулась на девяносто градусов и спустила ноги с кровати, машинально нашаривая тапочки. Тапочек не оказалось, зато зашевелился медбот.
— Чем могу служить, мадемуазель Даймара? — проскрипел он механическим голосом.
После долгого бездействия ее связки слушались плохо, и собственный голос показался Дэнис чужим и незнакомым.
— Давно я здесь?
— Такой информацией я не располагаю, мадемуазель.
— Тогда скажи, какое сегодня число?
Она ожидала аналогичного ответа, но автомат услужливо сообщил:
— Седьмое июля две тысячи семьдесят шестого года, четверг.
— Который час?
— Четыре сорок три пополуночи.
В голове стало потихоньку проясняться. Отдельные кусочки мозаики один за другим начали складываться в цельную картину. Она вспомнила круговращение звезд, отдающий резиной воздух в ее гермокостюме, плавающие по соседству обломки взорванной резиденции Чандлера, приближающийся корабль, чьи-то фигуры в скафандрах...
Потом провал и новые воспоминания.
Вот ей сбривают с головы остатки волос, а она глупо хихикает.
А вот ее допрашивают, и она с готовностью отвечает, растянув губы в идиотской улыбке; пластины электродов «детектора лжи» приятно холодят шею у основания черепа.
