Юрий Гаврюченков - Пожиратели гашиша
В дверь позвонили. Один длинный звонок. Кто бы это мог быть? Мама? Вряд ли, у нее есть ключи, да и наш семейный сигнал — четыре коротких.
Ира? Исключено. Я так думаю. Больше мы не разговаривали, вернее, она со мной. Встретились вчера на улице, она выгуливала свою малышку, я попытался открыть рот, но мадам поспешно ретировалась. Обиделась. Полагает, что я крепко ее подставил. Ах-ах!..
Однако кого это принесло? Не ментов ли? Когда я только начал накачиваться, по двору шастал ОМОН, а потом завалил какой-то опер, пытавшийся выяснить, не слыхал ли я стрельбы. Но я уже был в таком состоянии, что все вопросы у него отпали. Я выбрался из толчка, подтянул тренировочные штаны и поплелся в прихожую.
— Who is it?[Кто это? (англ.)] — поинтересовался я, сожалея, что не удосужился вставить глазок.
— Чего? Сам ты ху… — Английский по ту сторону двери не понимали. Илья?
Ну вообще: «Здравствуй, жопа, Новый год!» Это-то еще кто? Судя по тону, он меня знает, следовательно, не мент. Кто-то из сокурсников? Те придумали бы ответ покорректнее. Зоновские кенты? Но, кроме Петровича и Славы-афганца, я никому свой адрес не оставлял. Славе я даже пару писем с новыми координатами черкнул, но ему еще сидеть и сидеть. Может быть, он с кем-то информацией поделился. Допустим, приперло человека. И вот притопал ходок.
Какого черта ему от меня понадобилось? С бодуна я ничего предположить не мог и решил поскорее закончить неприятную процедуру сомнений. Я отщелкнул замок и распахнул дверь.
— Здорово!
Ой, мама родная! Не «здорово», а здорово. Почти с первого раза угадал, ну и интуиция у меня: на пороге во весь свой саженный рост, подпирая плечами косяк, стоял Слава-афганец, оскалив щербатый рот в приветственной улыбке. Конечно, кореша встретил. Снова-здорово!
— Заходи, — выдавил я и, пошатываясь, уступил дорогу.
— Киряешь? — поинтересовался Слава, с жадностью втянув носом воздух, когда мы переместились на кухню.
— Будешь? — неопределенно предложил я, сам не зная, что именно.
— Не откажусь.
Я потянул ручку холодильника, в котором обнаружились пластиковые тарелочки в фольге, специфические мешочки, подносики, обертки, занимающие все три полки. Ой, ё!.. Неужели это все я наковырял? «Птица-Гриф» летала в дни запоя, видимо, беспрерывно. Я долго и с недоумением взирал на этот бардак, пока наконец не увидел в самом низу две целые бутылки водки, за которыми и потянулся.
Сбросив на пол счета и рекламные бумажки «Пиццы-Риф»[Служба доставки продуктов питания], я выставил остатки заливного, блюдо с засохшими раками, какой-то сырок и пол-литровую бутылку «Смирнофф». В дополнение к ним прибавил полувыпотрошенный пакет негритянского пюре «Дядя Беня» и поставил чайник на огонь.
— Давай за… — я замялся, не в силах ничего вообразить.
— За тех, кто на зоне, — деликатно продолжил Слава, которому эта тема была несколько более близка.
— Верно. — Я разлил по стаканам, плеснув себе на два пальца. Мы чокнулись.
— Эх, хороша!
Мне также полегчало, но на этом я решил остановиться — подлечились, и будет. Еще пошарив в холодильнике, я извлек банку с болгарскими огурцами и налил себе рассольчику.
— Ты пей, — сказал я Славе, — а мне пора останавливаться.
— Ну, давай, — хмыкнул корефан, обрадованный угощением. Врезать он был не дурак.
Я дернул рассолу и даже начал как-то приходить в себя. Отлично. Сейчас поедим, и станет совсем прекрасно. Чайник начал кипеть. Я выключил его и приготовил пюре.
— Ништяк живешь, — заметил Слава.
— Эге, — ответствовал я. — В термах патриции предавались оргиям с гетерами. А я чем хуже?
— Промышляешь?
— И не говори.
Пока пюре остывало, я выгреб из холодильника упаковочный хлам и затолкал его в мусорное ведро.
Раскопки привели к интересным результатам — в морозильном поддоне я нашел пачку намокших купюр, среди которых попадались баксы. Это значило, что я обнулил заначки и на жизнь осталась лишь имеющаяся на руках сумма.
— Видел, как деньги делаются? — похвастался я.
— У тебя там сейф, что ли?
— Нет, — я вернулся к столу и затолкал банкноты иод телефон, — зелень храню, чтоб не завяла. А у тебя как дела?
Слава загадочно улыбнулся: — Амнистия.
Я недоуменно замер.
— Тебе — амнистия, с твоей статьей?
— Ага, — осклабился Слава. — Как воюющему в Чечне.
— Где?
— В Чечне, в Чечне, — покивал, подтверждая этот театр абсурда, Слава. Ты этот указ не застал. Указ президента Российской Федерации об амнистии для воюющих сторон. Написал заявление на имя Ельцина, что хочу воевать в составе Российской армии, через два месяца пришел положительный ответ. Ну а дальше как по маслу: укомплектовали этап, спецрейсом самолетом в Чечню, приземлились — на машинах в горы. Там выдали «железо», сказали, где чечики, — и вперед. В общем, повоевали.
— Ну и?
— Получил, — Слава достал из кармана справку об освобождении.
— А дальше?
— А чего дальше? Дернул.
Я промолчал. Снова штрафные батальоны? «Искупить кровью».
— Сегодня только в Питер приехал. Пойду с жильем разберусь. Вечером пустишь перекантоваться?
— О чем речь!
Прикончив бутылку, Слава отправился по своим квартирным делам, а я стал прибираться на кухне, попутно анализируя обстановку на сегодняшний день. Обстановка, честно признаться, была достаточно гнилая. Живых денег осталось тысяч триста плюс сто двадцать баков. На какое-то время хватит, а дальше? Надо срочно что-то выдумывать и проворачивать за этот период, пока есть на что есть.
Класть зубы на полку отчаянно не хотелось.
Но если бы все дело было только в деньгах!
Инцидент с раритетами получился совсем нехороший. Ухлопали кучу народа, я сам кого-то положил. Как бы хашишины не вернулись воздать должное древнему обычаю кровной мести. А ведь есть еще взорванный офис испанцев, которые могут сгоряча и поквитаться со мной, узнав, что предметы ушли к их врагам. Мертвый Гоша Марков. Тут уж совсем плохо. Гошу жаль ужасно, жаль как друга, да и как компаньона. Надо хотя бы Борису Глебовичу позвонить, встретиться, «Дельту» отдать, соболезнования выразить. А заодно закинуть удочку насчет дальнейшего сбыта. Люди рождаются и умирают, а дела идут. Хотя и помимо Маркова партнеры, заинтересованные в работе со мной, имелись, обратиться к человеку с приличными каналами не помешает. Подумав о каналах, я припомнил Марию Анатольевну. Вот с кем еще придется поговорить.
Ну, тут будет легко: я — без денег, Петровича убили прямо на месте раскопок. Жалко вдову, но придется госпоже Афанасьевой поискать счастья в другом месте. Сто двадцать баксов ее вряд ли устроят.
С такими мыслями я вышел на балкон и выдохнул в атмосферу порцию перегара. Поев и удержав пищу в желудке, я стал чувствовать себя значительно лучше. Теперь надо ввести в организм изрядную порцию витаминов, глюкозы и белков. День сегодняшний я решил полностью посвятить процедуре восстановления. Голова — прибор тонкий и требует основательной доводки для приведения в рабочее состояние. А со спиртным пока все. Более ни капли, тем паче что положительных результатов все равно не приносит.
Однако что же дальше-то делать? Денег надолго не хватит. По старым домам Петроградской стороны, что ли, прошвырнуться? На чердаках искать бесполезно — там уже все просеяно, а вот в подвалах еще можно кое-что найти, если повезет. В периоды смутного времени люди всегда старались упрятать от чужих глаз что-нибудь ценное, а таких периодов в двадцатом веке для Санкт-Петербурга хватало. Многие не вернулись, поставленные к стенке пьяным матросом или отправленные ЧК-ГПУ-НКВД в «солнечные края», где и «дошли» в снегах вечнозамерзлой Сибири, а ценности, схороненные на черный день, так и остались дожидаться своих хозяев. Не обязательно это были золото и бриллианты — для чьего-то сердца дороги и семейные фотографии или личный дневник, не предназначенный для посторонних глаз.
Хотя попадалось и оружие, и даже воинские знаки отличия. У каждого своя шкала ценностей. Да и диссидентские рукописи, и самиздатовские сборнички стихов времен застоя иногда находились. С творчеством Бродского, например, я познакомился именно таким образом. Во все времена люди, предчувствуя обыск, тащили самое сокровенное на чердак, реже — в подвал. Подвал все-таки место сырое, грязное и приземленное, а чердак — сухое и возвышенное. Да и прятали свои реликвии — одно слово «прятали»: кто в стене кирпичом заложит, кто щебнем засыплет в углу, а один раз просто старым тазом накрыли, и никто на протяжении семидесяти с лишним лет — никто! — этот таз не поднял. Эх, Россия, страна честных и наивных людей!
Но, бывает, прячут и так, что и не найдешь, если ищешь не зная, что до революции в этом доме проживал купец первой гильдии такой-то, расстрелянный либо в семнадцатом-восемнадцатом году, либо уже в тридцатых. Вот эти заныкивали по-настоящему вечные ценности: драгметалл, самоцветы; реже (в моей практике один раз всего) — бумажные купюры. Видимо, после обыска хотели забрать, да не получилось. Серьезные люди к делу подходили серьезно, и чисто житейской смекалки для устройства тайников у них было побольше. Не на каждом чердаке, конечно, лежит клад, иногда приходится крепко поломаться, чтобы его найти. В некоторых случаях в домах остаются стенные сейфы, камины с заложенным дымоходом и прочие тайники, но это, скорее, могут обнаружить только строительные рабочие. Они и сами рады почистить дома, предназначенные на снос или капремонт, и среди них есть свои профессиональные кладоискатели. Конкуренция, в общем. Очень круто с этой работы не поднимешься, разве что повезет, но кое-что на хлеб заработать можно.
