Александра Авророва - Она была актрисою
— Ты права, да. Главное не то, собирался ли он ее бросать на самом деле, а то, что мнилось ей. А ей явно что-то мнилось. Значит, ты считаешь, это сделала она?
— О господи! — воскликнула возмущенная Вика. — Ничего подобного я не считаю! Я просто сказала, что она ревновала к Дашеньке, вот и все. А блок упал случайно, и люк был открыт случайно. Тебе вечно чудятся какие-то сложности там, где все просто.
— Две случайности подряд как-то маловероятны. Еще ладно, одна… О, идея! На генеральной действительно была случайность — кто-то открыл люк и забыл его закрыть. Но эта случайность навела убийцу на мысль. Он понял, как легко подстроить несчастный случай в театре, понимаешь? Пошуровал с этим блоком и вызвал Евгения Борисовича на разговор в подсобку. Ты ведь помнишь тост? «Разговор еще не закончен»… Что-то в этом роде. Я хорошо помню, потому что сперва отнесла к себе. Но я ему встреч не назначала, и он мне тоже. А кто-то назначил, это точно! И, если без дурных намерений, то должен был признаться милиции. Ты случайно не в курсе, кто-нибудь признался?
— Нет, — неохотно выдала тайну Виктория Павловна, — никто. Талызину это не понравилось. Он тоже считает, что в подсобке была назначена встреча.
— Вот видишь!
— Что вижу? Он считает, человек скрыл, чтобы лишний раз не связываться с ментами. Люди, мол, вечно от них что-то скрывают. Я и сама от него скрыла про люк — не хочу, чтобы он ходил и все вынюхивал! А он собирается нас допрашивать и искать, с кем же была назначена встреча.
— А, ты, значит, про люк не сказала? Это хорошо, — задумчиво пробормотала Марина.
— Почему?
— А вот почему! — горячо поведала та. — Предположим, убили не Галина Николаевна или Денис, а Таша или Тамара Петровна. Кто-нибудь, у кого на генеральной еще не было никаких причин. Пусть даже мы с тобой!
— Кто? Ты что, совсем спятила?
— Я не утверждаю, что это мы, я говорю к примеру. Да ты не ахай, ты представь! Позавчера у нас с Преображенским все было гладко, а вчера он пригрозил разрушить наши планы. Пусть не наши, пусть мои. Я вспомнила про открытый люк и поняла, что сумею подстроить нечто схожее. Попортила этот дурацкий блок и позвала туда Евгения Борисовича. Естественно, первая надежда, что все примут смерть за несчастный случай — это всего безопаснее. Но судьба привела за наш столик твоего Обалдевшего поклонника, который оказался следователем. Следователь слышал странный тост и догадался о назначенной встрече, а, догадавшись, заподозрил убийство.
— Да ничего он не заподозрил! Он и словом не обмолвился!
— А ты считаешь, следователи делятся с подозреваемыми своими подозрениями? Наоборот, они усыпляют бдительность. Такая у них профессия.
— Глупости! Он был очень со мной любезен. Он даже обещал допрашивать меня не в прокуратуре, а здесь или на работе. И вообще, он мой поклонник!
— Неужели? — подняла брови Марина. — Хочешь сказать, между вами что-то было?
— Пх! — фыркнула Вика. — Очень надо!
— Ладно, спрошу иначе. Он хотя бы делал какие-то попытки? Пусть минимальные.
— Нет, не делал. Я тоже думала, что в машине он обязательно… странный мужик, да?
— Ничего не странный. Просто он побоялся приставать к подозреваемой, чтобы ему что-нибудь не пришили за это на работе. Очень логично!
— Да? Ну, не знаю. Слава богу, я держала рот на замке. Послушай, ты что, действительно считаешь, что я могла убить Евгения Борисовича? Я, конечно, готова была выцарапать ему глаза, но…
— Вот именно, — засмеялась Марина. — Если б его нашли с выцарапанными глазами, я бы не усомнилась, что это сделала ты. Впрочем, ты бы и не сумела этого скрыть.
— Нечего считать меня дурочкой! — неожиданно обиделась Вика. — Очень даже сумела бы. Думаешь, я прямо-таки всем вам показываю, что у меня в душе? Между прочим, хитрю получше всякого, и с тобою тоже!
— Макиавелли наших дней! Да хитришь, хитришь, успокойся, и вертишь всеми нами, как заблагорассудится. Твоя черная, черная, черная душа скрыта от нас непроницаемой завесой, заглянуть за которую ты не позволяешь даже избранным. Твое коварство парализует нашу волю и заставляет нас приходить в студию, а там — о ужас! — принимать участие в постановке спектаклей, не требуя с тебя ни гроша.
Последние фразы произносились нараспев, словно детская страшилка.
— Да ну тебя, не издевайся! — попросила Вика.
— Я не издеваюсь, я шучу. Ладно, если настаиваешь, примем как версию, что убила ты, но по врожденной хитрости ловко скрываешь. Ты этого от меня добивалась?
— Никого я не убивала! Слушай, не выводи меня из себя!
— Да я и не собиралась. Просто хотела сказать, что я-то лично убеждена, что это сделала не ты, а вот Талызин не обязательно. В конце концов, он вчера первый раз словом с тобою перемолвился и характера твоего не знает!
Виктория Павловна упрямо помотала головой.
— Ничего подобного он не говорил и даже не намекал.
— Еще раз повторяю — было б странно, если бы взял и открыто изложил все свои подозрения. Кстати, он сразу меня удивил, даже еще пока я не знала, кто он. Очень неординарный человек.
— Да ты что! Наоборот — серый, как… как…
— Да, то, что называют темная лошадка. Или тихий омут, где черти водятся. Как раз с такими яркими, как ты, все достаточно просто, а вот эти тихони! Абсолютно не догадаешься, что у них на душе. Хотелось бы верить, что ты действительно ему нравишься. Кстати, это ты пригласила его на банкет?
— Нет, Евгений Борисович.
— Так они знакомы, — чуть прищурилась Марина.
— Нет. Преображенский просто его пригласил, и все.
— Чужого человека? С чего вдруг?
— Ну, откуда мне знать? Преображенский, он такой.
— Как раз он не такой. Он никогда не интересовался чувствами других людей, только своими, и он не из тех, кто постарается устроить кому-нибудь личное счастье. И вообще, если они не знакомы, о чем так долго говорили друг с другом?
Вика небрежно напомнила:
— О том, что Евгений Борисович очень высоко меня ставит.
— Да? И что, Обалдевший поклонник резко против этого возражал?
— Я думаю, наоборот. Почему возражал?
— Потому что я лично видела, как они горячились. Еще удивилась, что такой флегматичный с виду тип, как этот Талызин, умеет горячиться. Что ты на это скажешь?
— О господи! А что я должна сказать? Преображенский, он и мертвого разгорячит, да будет земля ему пухом.
— Это да, — согласилась Марина, — и все-таки странно. У меня все-таки складывается впечатление, что они были знакомы.
— Ну… если хочешь, я спрошу при случае у Игоря Витальевича…
— Так он тебе и ответит! Он явно предпочитает это скрыть. А почему? И вообще, почему он ходил в студию?
— Живет рядом. Да, еще ему нравится моя реалистическая манера постановки. А что?
— Да ничего. Просто думаю, что следователи тоже люди, и ничто человеческое им не чуждо. Наверное, среди них встречаются и убийцы.
Вика, не выдержав, расхохоталась, затем весело осведомилась:
— А тебе никто не говорил, что у тебя буйная фантазия? Буйная — это еще мягко сказано.
— Я знаю, — покаянно кивнула Марина, — и этот недостаток жутко мешает мне в работе. Я же физик! Но я ничего не могу с собой поделать. Я ведь не утверждаю, что все это правда, просто говорю, что оно м о г л о быть правдой!
Виктория Павловна глянула на собеседницу с нескрываемой симпатией. Умная-то она умная, а иногда такая смешная!
— Значит, по-твоему, убийца — следователь? Включи это в твою следующую пьесу, идея оригинальная.
— Да нет, я не думаю, что убил Обалдевший поклонник, на него я просто случайно отвлеклась. Про что же я такое говорила? А, вспомнила! Итак, предположим, Преображенского убила я. Хотела выдать за несчастный случай, но присутствие Талызина смешало мои планы. Он догадался, что это убийство. Тогда главное для меня — отвести от себя подозрения, так? Особенно в случае, если они изначально были.
— Что значит — изначально были?
— Ну, например. То, как тебе угрожал Евгений Борисович, кто-нибудь слышал? Кроме вас двоих, разумеется.
— Не знаю. Нет, наверное.
— В этом случае тебя подозревать у милиции причины нет.
Вика сообразила, что Марина снова сама себе противоречит, однако возражать не стала. Ей было очень интересно, она увлеклась.
— А взять, к примеру, не тебя, а меня. Мне Преображенский тоже угрожал, и, как выяснилось, это слышал посторонний человек.
— Какой человек?
— Да ваш директор, Сосновцев. В таком случае я должна волноваться, не сообщит ли он об этом следователю на допросе, так? Если сообщит, я тут же окажусь под подозрением.
— Погоди! — остановила собеседницу Вика. — Так он действительно слышал или это твоя очередная фантазия?
— Нет, это, к сожалению, не фантазия. Он весь вечер шептал мне в ухо, какие вы с Преображенским коварные, но обещал не дать меня в обиду. Конечно, при условии, что я буду с ним… скажем, в хороших отношениях.
