Сергей Абрамов - Сложи так
— Таким и разгуливали в своей командировке?
— Для маскировки, товарищ полковник.
— Разрешаю побриться. Но усов и бачек не трогайте. И не стригитесь. Так вот, с этой минуты вы поступаете в наше распоряжение. В свой отдел пока не возвращайтесь, все уже согласовано.
— Есть, товарищ полковник.
— Называть меня можете Николай Петрович. И садитесь, пожалуйста. Говорят, вы марки собираете?
По глазам его вижу, что он ничего не понимает. И очень уж хочется ему узнать, в чем дело.
— Со школьных лет еще, Николай Петрович. Только в университете всю коллекцию обновил и скорректировал.
— Что значит «скорректировал»?
— Тематически. Собираю только русские марки, дореволюционные. А советские — только об авиации.
— Хорошую коллекцию собрали?
— Говорят, хорошую.
— Кто говорит?
— Собиратели.
— Вот мы и хотим ввести вас в этот круг, а конкретнее — в Общество филателистов.
— А я давно уже член общества. Даже на выставку марок в Ленинской библиотеке кое-что из моей коллекции взяли.
Я развожу руками.
— Засвечен твой кандидат, майор. Со старта засвечен.
Сообразительный Чачин сразу же понял меня и опережает с ответом Жирмундского.
— В обществе не знают, где я работаю.
— Это точно?
— Я никому о работе не говорил, да там и не интересуются, где кто работает. Только и речь, что о марках да выставках.
— Так в анкете же есть все данные.
— А я вступал в общество, когда еще в университете учился.
— На юридическом, — говорю я Жирмундскому. — Нам это может и помешать. Куда идут с юридического, сам понимаешь. Могут и к нам.
— Нет, — радостно улыбается Чачин: он уже понял смысл моей реплики, — я тогда на филологическом был. На юридический перешел после первого курса.
— Часто бываете в обществе?
— Больше в марочных магазинах и на почте — там у меня есть девушка, которая подбирает для меня марки, только что выпущенные. А в обществе не был с того дня, когда мою коллекцию на выставку отобрали. Она и сейчас там висит.
— Теперь будьте в своем собирательстве несколько пошумнее. И общайтесь с марочниками. У вас свободные деньги на марки есть?
— Для только что выпущенных много не нужно, а на редкие я все сбережения ухлопал. Уже мать жалуется.
— Вы женаты?
— Холост.
— Отлично. Нам удобнее. Если в связи с заданием возникнет необходимость в женской компании, не уклоняйтесь. Вас как зовут?
— Сергей Филиппович. Чаще Сережей.
— Значит, Сережа Чачин. Это и будут ваши позывные для связи. Никаких званий! В комитете больше не появляйтесь. Будем встречаться у майора — он тоже холостяк. А поскольку мы вас отправляем в командировку…
— Куда, Николай Петрович?
— В Москву. В общество собирателей марок, где бы они ни собирались. Говорите всем, что в отпуск не поехали, а отпускные пустили на пополнение коллекции. А если спросят, где вы работаете, скажете, что у одного профессора. У вас есть приятели среди собирателей? Ну и отлично. Похвастайте, что в скором времени поедете туристом в какую-нибудь капстрану — поохотиться за марками. Редкие марки вам, мол, для обмена пригодятся. А задание ваше состоит в том, чтобы этот намек дошел до сведения некоего Ягодкина.
— Знаю его.
— Знакомы?
— Нет. Только видел его недавно на выставке марок в Ленинской библиотеке. Потом ребята говорили о его выставочной коллекции. Редчайшее собрание марок, связанных с историей полярных исследований.
— А можно, скажем, такую коллекцию за год собрать?
— Сомнительно.
— Вот и узнайте все, что сможете, об этом собирателе. Добейтесь личного знакомства и сделайте так, чтобы эта возможность была случайной. В общем все.
11
В субботу мы едем в стоматологическую поликлинику. Она закрыта по воскресеньям, а суббота — неприемный день, когда из медицинского персонала дежурит только одна медсестра на случай экстренного вызова стоматолога на дом. И суббота — единственный день, когда мы без помехи можем проверить клиентуру Ягодкина.
Предварительно договариваемся с директором, просим назначить дежурной опытного, давно работающего здесь человека, способного обеспечить нам секретность нашей проверки. Директор сразу же объясняет нам, что дежурит в субботу именно такой человек — старшая медицинская сестра Корнакова, и робко спрашивает, нужно ли ему тоже быть в поликлинике. Мы поясняем, что в этом нет необходимости, пусть он предупредит сестру о нашем визите.
— У тебя есть план проверки? — интересуется Жирмундский.
— Какой еще план? Просмотрим регистрационные карточки пациентов Ягодкина за последние два года и отложим наиболее существенные.
— А принцип отбора?
— Элементарно прост. Во-первых, отберем карточки тех, кто работает в учреждениях военного ведомства или в так называемых «почтовых ящиках». Во-вторых, тех, кто был у него за эти два года всего однажды или два-три раза, но с большим многомесячным промежутком, да и то лишь на одном приеме. Ведь за полчаса или час на одном приеме не поставишь даже коронки. Вот мы и сопоставим один прием стоматолога с его диагнозом в медицинской карточке. И, в-третьих, отберем всех, кто живет не в Киевском районе, потому что для их обслуживания требуется специальное разрешение директора или ходатайство лечащего врача.
— Для такой проверки двух человек мало. Там прорва регистрационных карточек.
— Почему двух? Мы прихватим с собой еще двух-трех оперативных работников помоложе. А сами просмотрим уже отложенные карточки — и бесспорные и сомнительные. А потом отцедим наиболее интересные.
— А если самых интересных Ягодкин принимает без регистрации?
— Не думаю. Ягодкин не работает дома. Следовательно, любой «левый» заказ может быть выполнен только из материалов поликлиники и силами ее зубных техников, а оплачивать их работу должен сам Ягодкин из своего «левого» гонорара. Это затруднительно и невыгодно. Проще зарегистрировать пациента и официально оформить его заказ. Дополнительный же гонорар стоматолог получает, как говорится, с глазу на глаз без хлопот и дележки. Значит, и такие заказы не минуют регистратуру.
В поликлинике нас встречает директор — не удержался все-таки, приехал полюбопытствовать — и дежурная медсестра Корнакова, похожая на строгую учительницу старших классов.
Здесь непривычная для поликлиники пустота. Нет обычной суеты в коридорах. Тихо. Не звонят телефоны. Не мелькают белые халаты врачей.
Нас четверо — меня и Жирмундского сопровождают старшие лейтенанты Строгов и Ковалев. Все в штатском, что, по-моему, даже озадачивает директора.
— Целая делегация, — недоумевает он. — Чем обязан?
— Ничем, — говорю я. — Ваше разрешение ознакомиться с картотекой пациентов поликлиники мы уже получили по телефону. А сейчас, собственно, и начинается наша работа.
— Поднять всю регистратуру? — восклицает он. — Это же бездна работы. А могу я спросить зачем?
— Спросить можете. Нам необходимо установить по регистрационным карточкам некоторые данные некоторых пациентов. Не всех, конечно. Подымать всю регистратуру не будем. Нас, в частности, интересуют лишь некоторые пациенты доктора Ягодкина.
Глаза у директора круглеют, он даже руками всплеснуть готов.
— Михаила Федоровича! Так ведь он лучший протезист поликлиники. Самый честный и добросовестный. Только зарплата и никаких «левых» заработков.
— Нас не интересуют ни левые, ни правые заработки ваших врачей вообще и Ягодкина в частности. Мы ни в чем его не обвиняем. Нам нужен не он, повторяю, а кое-кто из его пациентов. Вот мы и настаиваем на соблюдении строжайшей секретности нашей проверки. Никто, кроме вас и товарища Корнаковой, не должен знать о ней, и тем более Ягодкин. Незачем бросать даже малейшую тень на врача, репутация которого вне подозрений.
— Но карточки у нас лежат не по фамилиям врачей, а по алфавиту, — директор явно растерян, — да и только за этот год. Все прошлогодние записи сданы в архив.
— У нас есть списки пациентов каждого стоматолога, — вмешивается медсестра, — а прошлогодних пациентов, которые вновь обращаются к нам, мы регистрируем заново. — Она протягивает мне список посетителей Ягодкина. — Не так уж много работы, товарищ.
— Один вопрос, — останавливаю я уже уходящего директора, — а бывают у вас случаи приема без регистрации?
— Нет, конечно. «Леваков» мы не держим. Наши протезисты, особенно Ягодкин, работают на износ. Усердно и доброкачественно. Никаких претензий к ним не имею.
А Строгов и Ковалев уже разбирают карточки, взятые с полок. Жирмундский присоединяется к ним. Я же тихо беседую с Корнаковой.
— Это все из-за того иностранца? — спрашивает она.
— Отчасти, — говорю я.
— Так он как раз и не был зарегистрирован.
