Жорж Сименон - Время Анаис
Многие месяцы все его помыслы и силы были направлены не на то, чтобы заработать на кусок хлеба, а на то, чтобы суметь расплатиться с одной из тех девиц, что разгуливали по тротуару. Подчас желание становилось столь мучительным, что он рыдал. Однажды за неимением денег он предложил случайной подруге отцовские часы. Она, видно, решила, что часы краденые.
Он был одинок и испытывал горькое чувство несправедливости, совершенной по отношению к нему. Чувством этим он упивался с какой-то злой радостью. Бывало, часами простаивал у витрины, засунув руки в карманы плаща, в котором он всегда зяб. В жалкой лавчонке на улице Блан-Манто, расположенной возле ломбарда, он продал все, что только можно, даже костюм, купленный к похоронам отца. Вечно ждал почтового перевода то от матери, то от бабушки. В письмах Альбер умолял никому не рассказывать о его просьбах и каждый раз придумывал какую-нибудь новую невероятную историю.
У Горвица работали только двое — Фернанда и он сам. Это был венгр, приехавший в Париж всего несколько лет назад и с горем пополам объяснявшийся по-французски. Контора его занимала квартиру из трех тесных комнатенок с низкими потолками, где было темно и потому постоянно горел свет. В конце коридора приткнулась кухня с проржавевшей плитой.
Фернанда устроилась на службу раньше Альбера, тоже по объявлению в газете. В первый же день Бош увидел, как она закрылась вместе с Горвицем, низеньким лысым толстяком лет сорока, от которого пахло потом. Альберу стало противно: поначалу Фернанда показалась ему девушкой приличной. Она почти не пудрилась, вовсе не красила губы; одежда, купленная в магазине готового платья, сидела на ней ловко, хотя и небрежно.
Фернанда целыми днями украдкой наблюдала за ним. Около недели он почти не обращал на девушку внимания. Альбер уже знал, в котором часу она уходила в кабинет к Горвицу. Дверь была не настолько массивной, чтобы не понять, что за ней происходит. Казалось, Фернанда нарочно разговаривала так громко. Нередко она выкрикивала слова, вгонявшие Альбера в краску. Выходя с блестящими глазами от Горвица, Фернанда с вызовом смотрела на Боша. Иногда мимоходом нарочно прижималась к нему.
Зачем все это сейчас вспомнилось? Да и не касается это никого. О чем же спросил его Уар? А! Была ли она его любовницей до брака? Да. Когда Горвиц исчез неизвестно куда и они вдвоем пришли в контору, в которой ничего не обнаружили — Горвиц унес даже адресные книги, — они из экономии решили жить в одной комнате.
Поженились лишь год спустя.
— Видите ли, господин Уар, о преступлении из ревности не может быть и речи. Это-то я и пытаюсь им объяснить.
— В этом твоя беда, мой мальчик!
— Я уже говорил, Сержа я убил потому, что не мог поступить иначе. Правда, когда с Фернандой познакомился, я едва сводил концы с концами, но дела мои пошли в гору. Почти каждую неделю мои статьи печатались в разных газетах. Особенно в еженедельниках, посвященных проблемам кинематографа. Со дня на день должен был получить постоянную рубрику. Об этом уже был разговор. Мне пообещали. Денег у нас с Фернандой не было, но в нищете мы уже не жили.
— Составь мне перечень газет, в которых ты сотрудничал. Это важно.
— Хорошо, составлю. Единственная ошибка, которую я совершил, состояла в том, что я не остерегся. Это тем более непонятно, что раз уже погорел, служа у Горвица. Когда Николя впервые заговорил со мной в ресторане Фуке, он заявил, что мне придется знакомиться со сценариями, которые ему присылают десятками, и высказывать свое суждение о них. Он предложил нечто вроде должности заведующего сценарным отделом. По его мнению, я вполне справился бы с такой работой. Конторой на Елисейских полях тогда он еще не обзавелся. Мы встречались в барах, я даже не знал его домашнего адреса. Кинокомпания также не была еще создана. Мы только бумаги оформляли.
— Почему ты не посоветовался со мной, прежде чем подписывать эти документы?
— Я не думал, что это потребуется. Озилю Серж меня представил не сразу. Уверял, что у него солидная финансовая поддержка. Все твердил, будто режиссеры недостаточно предприимчивы, что они, дескать, со своими претензиями лишь гробят кинематограф. До прихода Гитлера к власти Серж работал на студии «УФА», потом в Вене. Знакомил меня с кинозвездами, с которыми находился в приятельских отношениях… Вместе с декоратором мы осмотрели помещения, которые он намеревался снять в аренду.
— Это тогда Николя заявил, что оформляет документы на твое имя?
— Да, примерно в это время. Объяснил это тем, что, как иностранец, не имеет права юридически сделать это сам. Словом, все это должно оставаться между нами. И поскольку финансовую сторону дела он берет на себя, я ничем не рискую. Перед тем привел меня к своему портному и заявил: «Дорогой, в Париже люди делятся на два сорта, на тех, которые одеваются у хорошего портного, и на прочих. Когда выйдете от моего мастера, то почувствуете себя совсем другим человеком».
— Кто присутствовал при подписании документов?
— Его адвокат, тоже иностранец, не зарегистрированный в парижской коллегии защитников, который жил в гостинице на авеню Фриланд.
— Ты руководитель компании СИФ?
— Да.
— Хоть каким-то количеством акций располагаешь?
— Формально — да. Но согласно конфиденциальной встречной расписке я их уступил Сержу Николя. По документам мне назначен астрономической величины оклад. Но в соответствии с подписанным накануне контрактом, который аннулировал договор, сумма оказалась гораздо меньше.
— Однако лишь два года спустя ты сообразил, что ты пешка в их игре?
— Не услышь случайно разговора Николя с Озилем, я, возможно, понял бы это еще позже.
— Кто этот Озиль? Где он живет?
— В «Гранд отеле». Я встретил его лишь через несколько недель после того, как мы въехали в помещение, снятое для компании. Серж представил его как своего друга, лицо весьма состоятельное и со связями, которое вложило свои капиталы в ряд предприятий Европы и Америки.
— Возраст?
— Лет сорока. Господин восточного типа. Очень полный, рыхлый, холеный, наманикюренный, как женщина. Часто посещает турецкие бани. Вещи, которые извлекает из кармана, скажем, портсигар, зажигалка, перочинный нож или брелок для ключей, — все из золота. Вечно улыбается, точно Будда. Со мной подчеркнуто вежлив. Я заметил, он часто звонит по телефону. Когда он приходил в контору, Серж уводил его к себе в кабинет, заявляя при этом, что никого не принимает. Я также обратил внимание на то, что Серж никогда не принимал никаких решений сразу, а откладывал их на завтра со словами: «Утро вечера мудренее, дорогой!»
— Словом, ты полагаешь, что Озиль играл важную роль?
— Я в этом убежден.
— Что они о тебе говорили?
— Озиль беспокоился, как бы я не узнал об их махинациях. На это Николя ответил, что опасаться, нечего, так как я чересчур простодушен.
— И все?
— Все.
— И ты хочешь, чтоб я тебя защитил?
Озадаченный Уар с грустным удивлением рассматривал молодого человека.
— Если все было так, как ты мне рассказал, почему же ты убил Сержа, а не Озиля? Ты можешь упрекнуть их обоих лишь в том, что без твоего ведома они использовали твое имя, назначили тебя управляющим сомнительного учреждения и в случае фиаско взвалили бы вину на тебя.
Сформулированные подобным образом метром Уаром действия Боша показались и самому Альберу бессмысленными.
— К тому же надо сначала доказать, что предприятие было сомнительным.
— Сделать это нетрудно.
— Каким же образом?
— Однажды произошла такая история. Сгорел фильм, который был застрахован на весьма значительную сумму. Дрянной сам по себе фильм. Позднее я понял, почему ни работа с актерами, ни режиссура Сержа не интересовали. Главная его забота заключалась в том, чтобы создать рекламу, а это он умел, что позволяло ему заключить как можно больше контрактов с прокатчиками. Знаете, как это делается?
— Приблизительно. Продолжай.
— Если бы фильм вышел на экраны, это явилось бы катастрофой для нашей кинокомпании, означало бы ее конец. Потому-то и сгорел при пожаре негатив. Расследование, которое ведет страховая компания, не закончено. Никаких улик нет. Один из инспекторов компании, человек вежливый, но настырный и, видно, понимающий в киношных делах, раз десять приходил ко мне в кабинет и задавал весьма каверзные вопросы. Его тоже интересовало, каким образом я стал управляющим, чем занимался прежде; вскользь он упомянул и имя моей жены.
— Когда это произошло?
— Последний раз он приходил десять дней назад. Намеревался зайти снова.
— Как на это отреагировал Николя?
— Заявил, что визиты эти его не волнуют, что инспектор, дескать, честно зарабатывает свой кусок хлеба, не более того.
— И это все?
— Что именно?
