Хелен Рейли - Невеста в саване
Насколько видел Макки, все это не имело отношения к смерти Барбары Бэрон, — исключая разве то, что девушка была наследницей отца, и Фэрчайлд мог собираться жениться из-за денег, которых лишался.
— Итак, сейчас вы распоряжаетесь деньгами Титуса Фэрчайлда, мистер Бэрон?
(Зацепись за это. Тут может что-то быть).
При слове «распоряжаетесь» Бэрон надменно выпрямился и сухо бросил:
— Счет открыт для любого, кто захочет его проверить. Как вы, возможно, знаете, законы такого опекунства строги. Когда оплачиваются расходы Титуса, проценты пересчитываются…
Макки любезно улыбнулся:
— Я не спрашивал о ваших методах, мистер Бэрон. Я просто все выясняю. Я никогда не был силен в арифметике, даже в детстве. Относитесь снисходительно, пожалуйста, — он смутно чувствовал, что напал на что-то, хотя не знал точно, на что. — Дайте я окончательно разберусь, прежде чем мы закроем тему. После смерти Титуса Фэрчайлда от его более чем двухсоттысячного состояния Джордан Фэрчайлд получит только четыре, я прав? Остальное уйдет к женской ветви семейства?
— Правильно! Хотя Титус собрал силы и составил другое завещание — оно недействительно.
— Джордан Фэрчайлд когда-нибудь выражал недовольство таким неравным разделением состояния сводного брата?
Бэрон улыбнулся.
— Часто, и вполне оправданно. Титус хотел сделать наследником Джордана. Начальные четыре тысячи Титуса выросли в семь или восемь раз, и пропорционально Джордан должен бы получить около тридцати тысяч. Действительно, были какие-то предложения по этому поводу, и когда понадобится, их, возможно, учтут.
— Когда вы впервые узнали, что ваша дочь собирается замуж за Фэрчайлда?
— Сегодня днем, когда мне позвонила Фанни Инглиш — это было сразу после того, как Барби от них ушла.
— Вы высказали дочери свое недовольство?
— Да.
— У вас произошла ссора?
— Скорее… расхождение во мнениях.
— Мистер Бэрон, я хочу задать вам прямой вопрос. Вы были сегодня вечером в художественной школе не ради показа, верно?
— Нет, инспектор, конечно не ради показа. Я пришел увещевать Джордана, попытаться заставить его понять, что их свадьба просто абсурдна.
— И все же ушли, не сделав этого.
Бэрон потер глаза. Он выглядел очень усталым.
— То, как выглядела Барби, стоя на подиуме, меня прогнало. Все выглядело таким чудовищным… Она была так молода, так — о, я не знаю. Я боялся, что потеряю самообладание, если останусь.
Не потерял ли он его, когда спускался с балкона; не присоединился ли к девушке на балконе? Несложно догадаться, что вышла за сцена, мольбы Бэрона: «Не выходи за него, Барби», отказ слушать; порывистое его движение, быть может, без намерения столкнуть её вниз.
— Вы уверены, что не видели дочери после того, как вышли из студии и спустились на четырнадцатый этаж?
— Совершенно уверен. Я вообще не заходил в зал. Кроме того, инспектор, как я мог знать, где она? Помещение большое, я там не слишком хорошо ориентируюсь.
Это была правда. И это была мысль. Без точного знания, где Барбара Бэрон, убийца не мог действовать быстро и точно. И все же в поведении Хью Бэрона чувствовалось непонятное и необъяснимое напряжение.
— Эта спичка в камине, мистер Бэрон, — Макки кивнул Пирсону, который её вытащил, — вы бросили её туда после возвращения домой?
— Да. Такой коробок лежал на столе мисс Карлайл. Я сунул несколько штук в карман, когда проходил через её комнату на балкон, но обнаружил, что забыл сигары. Закурил сигарету и забыл о них.
Макки решил не развивать этот вопрос. Это была ложная нить. А их и так развелось слишком много.
— Ваша дочь говорила когда-нибудь о мистере Монтане, преподавателе из их школы?
Бэрон кивнул.
— Фил Монтан? Да, я знал его отца, Джона. Крутой был парень.
Бэрон был слегка смущен такой переменой темы, но почти расслабился.
— Это загадка, инспектор. Никогда не знаешь, что делать с детьми. Если слишком строг — они перестают слушаться, если слишком мягок — результат тот же.
Его мнение о молодежи было не высоким. Макки все больше и больше склонялся к мнению, что отношения между отцом и дочерью не были близкими.
— Джон Монтан был строг с Филиппом, — продолжал Бэрон. Они дрались, как бандиты. Старик чуть не сошел с ума, когда Филипп решил стать художником; он отказывался видеться и говорить с ним и оставил все после смерти кошачьему приюту. А сам всегда ненавидел кошек.
— Поэтому работа в школе была для Филиппа так важна?
Бэрон осторожно заметил:
— Я так думаю. Как на самом деле, не знаю. Все хотят есть.
— Джордан Фэрчайлд обвинил Филиппа Монтана в убийстве вашей дочери.
Бэрон уставился на шотландца, не сводя глаз. Что-то промелькнуло в этих сине-зеленых льдинках. Он откинулся на спинку стула.
— Фил Монтан! Я не верю. Зачем ему убивать Барби?
Несмотря на все его удивление, Макки мог поклясться, что первым чувством было облегчение.
— По Джордану Фэрчайлду, потому, что он был без ума от мисс Бэрон и делал ей непристойные предложения. Фэрчайлд поймал его сегодня днем. Монтан не знал, что его видели. Он убил её, чтобы не позволить рассказать Фэрчайлду и не потерять работу.
— Без ума от Барби… — Бэрон был искренне поражен. — Но я думал, они с Найрн… по крайней мере, когда Барби впервые пришла в школу…
Когда он говорил о своей молодой родственнице, в его голосе было что-то, чего не было, когда он говорил о дочери, какое-то тепло, какое появлялось при упоминании имени девушки и у дежурной лифтерши, и даже у непреклонной мисс Дрейк. Хью Бэрону, без сомнения, нравилась Найрн Инглиш.
— Вы думаете, между мисс Инглиш и Филиппом Монтаном что-то было, мистер Бэрон?
— Это мое впечатление. Ничего определенного.
Конечно, в студии Джордана Фэрчайлда девушка не выказывала к Монтану особой нежности. Но и не стала бы в том случае, если — кажется, этого было не избежать — он бросил её ради богатой, светской и известной в обществе кузины. Как только представилась бы возможность, она убила бы Барбару Бэрон. Ее мотив был сильнее и убедительнее, чем у Монтана. Дьявол не показывает ненависти…
Макки первую половину жизни потратил, чтобы избавиться от аксиом, а во второй признал, что их безоговорочность и циничная краткость сохраняет время и силы.
Больше ничего от Бэрона узнать не удалось. Бэрон собирался сказать. Вмешались подводные течения. Они есть всегда, но попробуй их уловить…
Через десять минут инспектор поднялся. Краткий осмотр спальни погибшей девушки этажом выше не прибавил ничего нового. Разве что подтвердил слова отца о привычке к роскоши. Странно, что она собиралась замуж за сравнительно небогатого человека вроде Фэрчайлда; должно быть, была безумно влюблена?
Было почти два часа, когда Макки со своими людьми вышел из дома. За четыре часа им удалось выявить девятерых человек, включая фотографа и женщину-репортера, которые могли убить Барбару Бэрон. Двенадцать, если считать идиота Вилли Клита, который не любил её и пытался сбежать, худую девушку с кроличьим лицом, которая была одна в рекламной комнате в десяти до десяти тридцати, и собственного отца Барби.
Признаков сговора не было, обвинить можно было только одного мужчину или женщину. Если смотреть на мотивы, они говорили, что единственной подходящей парой были Филипп Монтан и Найрн Инглиш. Девушка пребывала под наблюдением, Монтан — под стражей.
«Кадиллак» ждал у обочины. Оставив одного детектива приглядывать за симпатичным домиком на Шестьдесят третьей Стрит, Макки сел в длинный голубой седан и двинулся к восьмому отделению допрашивать Филиппа Монтана хоть до рассвета, если потребуется.
Велев остановиться у аптеки, он вернулся в машину, недоумевая, почему Джоан Карлайл, разговаривавшая с Хью Бэроном по телефону, когда тот вернулся домой, не упомянула, что Фэрчайлд обвинил Филиппа Монтана в убийстве и что Монтан арестован.
У неё на уме должно было быть что-то другое, что-то чрезвычайно важное.
Глава 9
К востоку от Шайнбоун-аллеи лежала часть города, известная как Гринвич Вилидж. Именно здесь, в маленьком ответвлении Гей-Стрит, жили Джоан Карлайл, Норма Дрейк и Найрн Инглиш, сюда Тодхантер последовал за ними после ухода инспектора.
С того момента, как Макки вышел из комнаты отдыха, отдав яркую девушку под его личное наблюдение, Тодхантер превратился в тень, неосязаемый туман, без размеров в пространстве, но с парой громадных глаз и ушей.
Школа дизайна опустела к половине второго, если не считать Джордана Фэрчайлда и горстки детективов, занятых рутинными операциями. Фэрчайлд жил здесь, когда не гостил у брата Титуса в Ривердейле на северном берегу Гудзона. Студии, холл и коридоры стали вдвое больше, померкли и отдавались эхом, уже не наполненные голосами и людьми.
