Павел Шестаков - Остановка
В тишину врезался звонок. Благо я поставил телефон у изголовья.
Протянул руку и взял трубку. Оттуда голос Вадима сообщил:
— Это я.
— Слышу.
— Ну и как?
— Как я и предполагал.
Вадим помолчал.
— А вы старались?
— По мере сил.
Я думал, что он положит трубку в своей манере, не прощаясь, но ошибся.
— Понятно. Сил у вас не хватило. Ничего. У меня хватит.
— Неужели собираетесь продолжать?
— Раз начал…
— Поверьте, это бесполезно. Я знаю.
— Ничего вы не знаете. Я еще с козырей не ходил.
— Что это значит?
— Вундерваффе — секретное оружие.
— Не поясните?
— Зачем вам? Вас ждет солнечный юг.
Я и сам бы не прочь уже поспешить, как говорится, к месту назначения, но возникла от его слов тревога за Полину Антоновну. Что он еще задумал?
— Надеюсь, вы понимаете, что домогательства…
— Что это еще за слово? Она нас пустит — и точка.
Разговор приобретал тупиковый характер, но повесить трубку, махнуть рукой, оставить Полину Антоновну один на один с этим человеком я уже не мог.
— Я пробуду здесь еще несколько дней.
— Очень приятно.
— Я хотел бы повидать вас.
Он хохотнул.
— Должок простить не можете?
Пришлось стерпеть.
— А есть надежда получить?
— Вообще-то я не из исправных плательщиков, но вы можете рассчитывать.
— Признателен. На том же месте?
— Ну, это не по протоколу. Теперь вы принимаете мое предложение. Завтра в одиннадцать у входа в пивную. Запеленговали?
Звучало это наподобие «командовать парадом буду я».
— Хорошо, — сказал я коротко.
Проснулся я не очень довольный собой. Было ощущение, что втянулся в нелепую историю, которой придал преувеличенное значение. Ну что этот неприятный парень, сторож с высшим образованием, может сделать Полине Антоновне? Ведь она, несмотря на возраст, человек-кремень. Кроме того, все равно уеду днями. Может быть, к Мазину на всякий случай обратиться?.. Тоже чушь. С его-то перегрузками серьезными делами бытовыми мелочами заниматься… Да, глупо получается. Однако назвался груздем — полезай в кузов. Или махнуть рукой все-таки?
Сомнения развеяла сама Полина Антоновна. Выглядела она насупленно. Разумеется, после смерти Сергея было отчего насупиться. Но оказалось и другое.
— Ты, Коля, с этим охламоном еще собираешься встречаться?
— А надо? — спросил я прямо.
— Сослужи службу. Скажи ему еще раз, что отказала я. Не хочу его больше видеть.
Вот и развеялись сомнения.
В час открытия бар оказался непереполненным. Впорхнувшие жаждущие быстро рассредоточились по столикам. Нам достался один из лучших, под окном из цветных стекол. Это подобие витража скрывало от глаз ноги прохожих в заляпанных брюках — ночью прошел дождь.
Вадим вытащил из кармана зеленую бумажку.
— Теперь вы при деньгах. Вам и карты в руки.
Я взял три рубля и покорился наглости.
— Сколько пить будете?
— По кружке.
Это мне понравилось. Чем трезвее, тем лучше.
— Креветки возьмите! — крикнул он мне вслед.
Неопрятная женщина налила пиво, бросила в тарелку креветок, много и невзрачного вида.
Когда я ставил кружки на столик, Вадим потянулся и зевнул.
— А вы, однако, уже причастились, — заметил я.
— Имею право. Я со смены.
— В ночной трудитесь? — не удержался я.
Вадим сделал большой глоток, вскинул глаза, посмотрел, поставил кружку и погрозил мне пальцем.
— Не нужно. Вижу, что старуха доложила.
Вел он себя, пожалуй, развязнее, чем вчера, но особенно пьяным не выглядел.
— Да, я знаю.
— Что вы знаете! Внушают вам, внушают, что каждый труд почетен, а вы как были заскорузлыми обывателями, так и остаетесь. Дешевый интеллигентский снобизм! В конторе «рога и копыта» штаны за сто двадцать рэ протирать для вас почетно, а на полезную работу фыркаете.
Он допил кружку залпом.
— Я не фыркаю.
— И не фыркайте. Возьмите-ка лучше еще по кружечке.
— Я больше не хочу, а вам, по-моему, достаточно.
— Обиделись? Ладно, я сам возьму. Но сначала объясню. Да, сторож. Если бы не я, у людей бы замки срывали, телевизоры тащили. Да что тащили… Били бы просто так, для потехи. Стулья ломали, гадили. Представляете, приезжаете вы на дачку, а там погром, мальчики порезвились и визитные карточки по углам оставили. Как вам покажется? А я имущество ваше берегу. Трудовое… и всякое. Так что ж вы на меня через губу смотрите?
И, не дожидаясь ответа, Вадим встал, отошел и вернулся с полными кружками.
— Ну, что? Почетный мой труд?
— Разве учительский менее почетен?
— А… Тетушка по всей анкете прошлась?
— Это закрытый пункт?
— У меня секретов нет. Знаете, как я покинул ниву просвещения? Почему?
— Нет, не знаю.
— Потому что я не Кутузов и не адмирал Нельсон. И мне не понравилось, когда некий дебил среднего школьного возраста попал мне вот сюда, — он прикоснулся пальцем к щеке возле глаза, — этакой стальной гнутой проволочкой.
— И вы покинули поле боя?
— Пришлось. Я упустил из виду, что право на самооборону на учителей не распространяется.
— Зато теперь вы этим правом располагаете?
Он усмехнулся зло.
— Будьте уверены.
— Спасибо. Я поостерегусь взламывать дачи на вашей территории.
Теперь он пил пиво маленькими глотками.
— А вы мужик с юмором.
— Одобряете?
— Одобряю. Воспринимать жизнь всерьез слишком расточительно. На каждый чох не настрессуешь. Представляете, маленький мальчик убил бабушку. Ужас! Волосы дыбом. А если так?
Крошка Вилли — вот потеха! —
Бабку застрелил для смеха.
Мама ласково сказала:
«Пуль и так у папы мало!»
Положительная эмоция. Юмор — это мостик между тем, что мы называем абсурдом, и реальным абсурдом жизни.
«Вот такой словесной эквилибристикой он и морочит голову Лене. А женщины все такие же. Хотя и шумят об эмансипации и даже «презирают» мужчин. А если и презирают, то не того, кого надо…»
— Но, как я понимаю, дачная жизнь вам абсурдной не кажется?
— Ловите на слове? Ладно. Есть преимущества. Воздух. Время свободное. Слыхали поговорку: с утра выпил, день свободен? А у меня еще лучше — с утра свободен, выпить могу.
— Часто пользуетесь?
— Ну, ну! В алкаши меня не записывайте. Не надо.
«Сколько их так говорит на полпути…»
— Я не за тем пришел.
— Я тоже. Ближе к делу. Итак, я дачник. Что об этом думают, мне плевать. Лично я доволен. Что мне ваша «жизни мышья беготня»?.. Но у меня жена. Ей нужно жить «как люди». Возможность такая есть. В чем же загвоздка?
— Полина Антоновна предпочитает жить одна.
— Сколько? Кто ей хлеба купит или молока, когда свалится?
— Она собирается в дом престарелых.
— В богадельню?
— Есть люди, которые выбирают и такой путь.
— А квартирой какой-нибудь взяточник завладеет? Что, вы не знаете, как вымороченной площадью торгуют? Это справедливо, по-вашему?
Я приподнял руку.
— Вадим! Вы на меня производите двойственное впечатление. Нужду в жилье я и сам пережил. Но закон на стороне Полины Антоновны. Принудить ее никто не может.
— Вы уверены?
«Вот сейчас нужно разобраться».
— Послушайте! Вы не в первый раз намекаете на какие-то возможности оказать давление на Полину Антоновну. Это серьезно или блеф?
— Я слов на ветер не бросаю.
— Что вы в виду имеете?
— Это мое дело.
— Тогда придется ее защищать. Я не позволю… Это и мое дело.
Он вдруг приподнял кружку на уровень глаз и посмотрел на меня через стекло.
— Ха-ха-ха!.. На вид вы такой благообразный, а присмотришься… страшный.
— Это глупо.
— Не скажите. В этом что-то есть. Иногда стоит присмотреться через… магический кристалл. Ладно…
«Ладно», как я заметил, было его любимым словом.
— Но я вас предупредил.
Вадим пренебрежительно махнул рукой.
— Бросьте. Ловите лучше бархатный сезон. Не ваше это дело.
Я приподнялся невольно. Хотелось выплеснуть пиво прямо в физиономию наглецу. Он отклонился торопливо.
— Вы что? Сердце поберегите. Что вы взъерепенились?
— Я вам не позволю…
— И не надо. Не позволяйте. Я вам только сказал, не ваше это дело. И не мое, если вы уж так хотите.
«Что он? Струсил? Уступает?»
Но нет…
— Лена к ней пойдет. Их это дело! Ясно?
Совсем мне не было ясно. Но сердце колотилось под сорочкой, а я знал, что мне такого допускать нельзя.
— Вы, кажется, не хотели жену впутывать, — сказал я, немного задыхаясь.
— Не беспокойтесь. Она распутает. Они вместе распутают. Дышите глубже.
Я послушался и вздохнул. Полегчало.
«Ну что за истерия!.. Угораздило. А ведь этот негодяй в чем-то прав. У Полины Антоновны с Леной какие-то отношения особые. Какие?»
