Юрий Михайлик - Ошибочная версия
Белову предстояло выяснить еще один вопрос: знала ли Светлана о существовании Жалейки, говорил ли ей Сухарев хоть что-нибудь о своем постоянном клиенте и пассажире. Оказалось, что нет. Хотя вспоминал когда-то, что есть среди его пассажиров люди с большими деньгами…
Разговор уже подходил к концу, когда раздался звонок. Светлана подошла к дверям, открыла их, о чем-то поговорила с мальчишкой лет двенадцати. Потом вернулась в комнату.
— Кто это? — спросил, улыбаясь Белов.
— Да мальчик соседский, Валерия спрашивал. Я сказала, что уехал.
Когда за Беловым захлопнула дверь, Светлана бросилась на кровать и заплакала.
Белов вышел со двора и увидел на улице метрах в сорока от ворот мальчишку и мужчину среднего роста. Белов осторожно прикрыл калитку, помедлил и выглянул. Мальчик остался на месте, а мужчина уходил. Он был уже метрах в пяти. Белов вдруг услышал, как у него стучит сердце. По улице не спеша шел невысокий человек в коричневом пиджаке — мальчик провожал его взглядом. Белов подождал, пока мальчик зашел в соседний дом, потом двинулся следом за мужчиной. Так они прошли до магазина, где работала Светлана. Там у в киоска уходивший стал в очередь за пивом. Немного погодя в очередь пристроился Белов. Мужчину он мог разглядеть подробно — невысок, худощав, светловолос. И коричневый пиджачок. Невысокого отделяли от Игоря трое. Вот он взял кружку пива, отошел в сторону, нагнулся, сдувая пену. Карман пиджака был зашит крупными неровными стежками.
Невысокий поставил кружку на прилавок, огляделся и пошел дальше. Белов был уверен, что ни разу еще не попал в его поле зрения, ни разу не был замечен. Отпустив невысокого шагов на пятьдесят, лейтенант двинулся следом. Когда коричневый свернул за угол, Белов заторопился. Но за углом сразу сбавил шаг — невысокий стоял на автобусной остановке, закуривая. Рядом были мужчина с девочкой, пожилая женщина, двое юношей — длинноволосых, высоких. Все в порядке, можно подойти. Белов остановился, рассматривая витрину магазина. В стекло было отчетливо видно все, что делалось за его спиной. Медленно подкатил автобус номер двенадцатый. Коричневый вошел одним из первых. Белов втиснулся, когда автобус уже отходил. Белов остался на задней площадке, устроился в углу у дверей.
Коричневый сошел через минут тридцать.
Он шел совершенно спокойно, явно не тревожась. Белов проводил его до поворота. Дальше сразу стало трудно. Коричневый шел по тропинке вдоль длинного желтого забора. Улица была пустынна, спрятаться, скрыться здесь было негде. Сразу же обнаружишь себя. Достаточно только коричневому обернуться. Белов замедлил шаги. Его догоняла молодая женщина с девочкой.
— Я устала тебя таскать, — наставительно говорила женщина, — тебе уже пять лет, а все на ручки просишься.
— А я устала… — канючила маленькая.
— Давай я тебя понесу! — предложил Белов.
— А папа меня носит на плечах.
— Давай на плечах. Алле-оп! — Белов подкинул девочку вверх и посадил себе на плечи. Там, впереди коричневый остановился, нагнулся завязывая шнурок ботинка. Когда Белов свернул за угол, впереди уже никого не было, только качались ветки деревьев над калиткой одного из домов. Там за верхушками сада виднелась зеленая крыша.
— Вы не устали? — спросила женщина, догоняя.
— Нет, но я уже пришел.
— Спасибо вам большое.
Белов осторожно опустил девочку землю, погладил ее по голове.
Он пересек улицу, осторожно заглянул через забор. Никого. Калитка не была заперта, Белов мягко открыл ее, стараясь, чтобы не скрипела. Тихо скользнул во двор и остановился за кустами. Тропинка вела к дому, там у крыльца коричневый разговаривал с какой-то женщиной.
Похоже, что он тут не живет, подумал Белов. Иначе зашел бы в дом. Стоит и говорит как гость. Надо выбираться и ждать его снаружи. И надо сообщить в управление. Жаль, раньше не подумал.
Белов пригнулся и начал осторожный поворот — медленный и спокойный. Когда он приподнял голову, то увидел в каком-то метре от себя пыльные черные ботинки, обтрепанные обшлага брюк. Кто-то стоял за ним. Белов хотел выпрямиться, но внезапный тяжелый удар оглушил его. Не охнув, он упал лицом в траву, пыльную и жесткую. Он лежал, судорожно вдыхая пыль, ему казалось, что кто-то чужой водит пальцами по его лицу, а он никак не может отстраниться, повернуть голову, отодвинуться. Последним усилием Белов дотянулся рукой до груди, но больше ничего не было, потому что стоявший над ним мужчина снова опустил руку с зажатым в ней серым булыжником.
— Сволочь! — сказал Белый. — Сволочь!
И ударил Костика по лицу. Костик отшатнулся, прикрыв лицо руками, Белый отошел и сел, тяжело дыша.
— Еще чуть-чуть, и ты все дело завалил бы, паскуда. Черт меня дернул связываться с тобой, с фраером.
Костик молчал.
— Анна! — негромко позвал Белый.
— Что? — отозвался рыдающий голос.
— Дай мешок. Мы его пока в сараюшке укроем. А вечером покажешь место на огороде.
— Нет, — тихо сказала Анна. Руки ее тряслись, губы прыгали.
— Да не реви ты, дурища. Ночью зароем, ни одна душа не узнает. Давай мешок.
— Нет, — снова сказала она. — Хоть убей, не дам я его тут зарывать. Я жить не смогу. — Она спрятала лицо в передник, стараясь унять рыдания.
— Ну тихо, тихо, — почти ласково сказал Белый. — Сказано тебе, не реви. Ну придумаем что-нибудь. Иди к себе.
Потом Костик и Белый молча сидели в комнате. Костик все вытирал лицо, ощупывал подбородок Белый ходил от двери к окну.
— Мелким фраером ты прошел, — повторял он. — Я тебе сколько раз говорил — сразу сюда ехать нельзя. Смотри, чисто сзади или нет. Отрывайся, сквози, а ты все думал, это разговоры. Вот и привел. Он ведь за тобой еще в городе уцепился. Он с тобой в одном автобусе приехал. А ты даже глазом не моргнул. И привел как миленького. Хорошо, что я его раскнокал, прикрыл тебя сзади, а то сейчас бы уже все, хана, повязали бы нас, как дурачков, в один момент… Одного я понять не могу. Где он к тебе пришился? Возле пивной будки он вывернулся и сразу за тобой. Неужели они на парня вышли?
— Нет парня. Сказано — уехали.
— Это они тебе могут такую травлю заправлять — уехал. А если он после того разговора прямо к ним побежал? А если он уехал в КПЗ — в камеру предварительного заключения, чтобы ты его там не достал?
— Он перепугался тогда. Не должен бы.
— Должен — не должен. Вот и перепугался. А они что-то знают, иначе на тебя бы этот не засекся так сразу. Хорошо, что он один был. Слушай! — Белый остановился, словно внезапная мысль осенила его: — А может, это ты напылил? Пискнул кому-то или у тебя другое дело было, а ты молчал?
Костик аж взвился от таких обвинений:
— Да не было у меня никаких дел. Чистый я сижу. Ничего за мной нет. И никому я ни слова не говорил, что я — баклан какой?
— Крутишь, гад. А почему он так прямо на тебя и вышел?
— Не знаю, — потупился Костик.
— И я не знаю. Но почему-то вышел! Засек тебя. Но ты теперь поимей в виду — мы с тобой навек повязаны. Этого мента нам не простят. Это все. До вышки.
— Слушай, Белый, — робко сказал Костик, — может, надо смываться?
— Я тебе смоюсь! — прикрикнул Белый. — Нет, милый, теперь уже смываться некуда. Теперь уже до конца.
— А Анна? Не продаст? — Костик мотнул головой в сторону двери.
— Я с ней поговорю сегодня вечерком. Пока мы здесь — не продаст. Побоится. А потом пусть ищут
Белый вновь обретал всегдашнюю уверенность в себе.
— А знаешь, Костик, это все. даже хорошо получилось. А то я все сомневался: как это ты со мной на расстрельное дело пошел? У меня петелька завязана, мне все равно. Но ты-то чистенький, свой срок отсидел, тружусь, в кино хожу, телевизор смотрю, на собраниях выступаю. Как игрушечка, полный порядок. И ты в такое дело с легким сердцем ахнулся? Вот теперь будет полный порядок. Теперь тебе обратного хода тоже нет, раз на нас кровь висит.
— А на мне почему? Я ж его не трогал.
— Ты скажи, что я. А я скажу, что ты. Это за мной он сюда пришел. А ты его сзади по кумполу и шарахнул. Ну, иди, беги, признавайся. — Белый подтолкнул Костика, словно в самом деле посылал его в милицию. Костик чуть отодвинулся. — А-а-а, не хочешь! Знаешь, что будет! И никто тебя, бедняжечку, не пожалеет. Мне за того хмыря в поезде все равно уже полагается. И я его на себя приму. А вот этого — нет. Они народ башковитый, смекнут, если я одну смерть принимаю, а от второй отмазываюсь, значит, я правду говорю. Мое со мной, а чужого мне не надо. Все равно ж расстрел! Усек? Вот так, миленький. — Белый снова остановился, положил руку на плечо Костику, тот съежился под этой рукой. — И запомни. Игрушки кончились. Теперь — до конца. И вались спать. А я пойду с Анной побеседую. Ночью надо будет что-нибудь придумать с этим. — Он мотнул головой в сторону сарая.
Вечером раздался звонок Селихова.
