Владимир Гоник - Стойкий запах лосьона
13
Когда Левин зашел в кабинет Михальченко, тот, вальяжно развалившись в кресле у окна, читал какую-то тоненькую брошюрку в пожелтевшей выцветшей бумажной обложке.
- Что, Иван, Чейза читаешь, учишься работать? - спросил Левин.
Медленно отстранив от глаз книжицу, Михальченко ответил:
- Вы это тоже читали? Правда, давненько, лет двадцать назад. Называется это произведение "Криминалистическое определение предельной дальности полета пули для установления местоположения стрелявшего". Методическое пособие. Авторы А.Бугаенко и Е.Левин. Слыхали?
- Слышал, слышал. Где это ты откопал?
- Наводил порядок у себя в кладовке, нашел несколько методичек со времен, когда еще в школе милиции учился. Притащил сюда, чего им валяться, поставлю тут на этажерочку.
- Нам это, Иван, уже ни к чему.
- Как сказать. В брошюрке ведь приведена сводная таблица почти всех существующих патронов: и пистолетных, и револьверных, и промежуточных. Начиная с "Маузера" 1896 до нашего АКС и израильского "Узи"... Долго корпели, пока составили эту таблицу?
- Долго... Пули сейчас забота не наша... Ты был в аптекоуправлении?
- Теперь это называется иначе: производственное объединение "Фармация". Не умер, так сдох. Был я там. Пропавшие лекарства - это картонная коробка размером приблизительно сорок на пятьдесят, фирменная, в ней и были упаковки с лекарством. А попала она туда с таможни.
- Каким образом?
- Таможня задержала. Уж больно внушительное количество. Это во-первых; во-вторых, в разрешительном перечне Минздрава этих таблеток нет. Следовательно, к провозу на территорию страны они запрещены. И реализовать через аптеки тоже возбраняется.
- Кто тебе это сказал?
- Сотрудник информационного отдела "Фармации".
- Что же делают дальше с таким товаром?
- Передают в налоговое управление. Создается комиссия из представителя налогового управления, таможни и "Фармации", составляется акт: подлежит уничтожению. Но не успели.
- Да, кто-то оказался пошустрей.
- Зав информационным отделом "Фармации" успел накануне взять из упаковки один туб для образцов. Вот как эта штуковина выглядит, Михальченко достал из кармана небольшую металлическую колбочку зеленого цвета. - Я у него выпросил, чтоб вам показать.
Туб, как туб, плотно закрыт красивой винтовой герметической крышкой, чтоб сорвать ее, надо слегка нажать и повернуть вправо. Левин не сразу это понял, повозился.
- Хитро, - сказал он, отвинчивая колпачок с замысловатой резьбой внутри.
- Это для герметизации, - объяснил Михальченко.
- Ты знаешь, я это уже понял, - хмыкнул Левин, высыпав на ладонь несколько маленьких розовых таблеток. - Запаха нет, - поднес он таблетки к носу. - Хочешь попробовать на вкус?
- Воздержусь.
- Мне тоже что-то не хочется... А вот аннотация, - Левин вытащил маленький листок глянцевой бумаги. Он был забит таким мелким шрифтом, что даже сквозь очки Левин ничего, кроме названия и надписи, что лекарство изготовлено в Германии, прочитать не смог. Название ничего ему не сказало. - Я возьму эту штуку домой, покажу жене, она все-таки провизор со стажем. А что, если это связано с наркотиками?
- Вот этого не спросил.
- Что еще можете сообщить по делу, гражданин Михальченко?
- Все склады в девять утра снимаются с охраны и открываются. В тот день со склада, где хранилась эта коробка, и еще с одного склада шофер "москвича-фургона" получил товар и развез по аптекам, у которых в этот день завоз. Склад снова тут же был опечатан и взят на сигнализацию. Наш сотрудник вместе с их вахтером сидел в дежурке у ворот, когда машина выезжала. Говорит, что вахтер, как обычно, проверил у шофера бумаги, заглянул в фургон и открыл ворота.
- Вот именно, заглянул. Ты думаешь, он сверял груз с накладной? Да ни в жисть! Поверь моему опыту... Как-то очень похоже: груз президента Чекирды исчез таким же образом, как и ящик с "Фармации", хотя склады в разных концах города, - сказал Левин.
- Словно один и тот же "заказчик" или один и тот же исполнитель.
- Возможно... Хорошо бы, конечно, задать шоферу вопрос: "Куда завез коробку, кому? В какую аптеку?" Но он тебе может ответить: "Никакой коробки в глаза не видел. Развез по аптекам товар по списку, так что, господа любезные, идите вы на..." Если даже коробку вывез он.
- А на кой нам хрен все это нужно, Ефим Захарович? Сотрудник наш тут ни в чем не повинен, лицо нашей фирмы не загажено. Остальное - проблемы "Фармации".
- Пусть обращаются в милицию.
- Уже обратились.
- Ну и славно. А у нас с тобой есть господин Чекирда и его проблемы, - сказал Левин.
- Сейчас они и наши, поскольку наш счет увеличится за его счет.
- Ничего, не обеднеет.
- Я тоже так думаю... К осени у нас будет достаточно денег, чтоб купить факс, - поднял палец Михальченко.
- Думаешь, он нам очень нужен? Разве что для пижонства.
- Почему же? Вспомните, как мы жалели, что нет факса, когда вели дело с Густавом Анертом из Мюнхена! А дело о вымогательстве по Донецку!
- Ладно, ладно. Покупай хоть "мерседес". Я старый ретроград... Интересно знать, у кого эта коробка была конфискована на таможне?
- Чего вы опять вернулись к ней? - спросил Михальченко.
- Да так, инерция.
- Ни к чему нам эти заботы, - пожал плечами Михальченко. - Этот элементарный вопрос задаст на таможне любой опер. Но едва ли ответ его утешит: владелец конфискованной коробки скажет ему: "Да, забрали у меня. С тех пор я ее не видел". А если действительно владелец тут ни при чем?
- Тут опер может его спросить: "Зачем такое количество лекарств?" Я бы на его месте спросил, - сказал Левин.
- А я бы на месте владельца ответил: "Дефицит. Хотел подзаработать..." Пошли обедать, Ефим Захарович. Нечего над этой фигней ломать себе голову...
14
Костюкович допивал чай с вишней, когда раздался телефонный звонок. Второй, параллельный аппарат висел на кухне.
- Слушаю, - Костюкович снял трубку.
- Квартира доктора Костюковича? - спросил медленный баритон.
- Да, - Костюкович пытался вспомнить голос.
- Марка Григорьевича, пожалуйста, если можно.
- Я у телефона. С кем имею честь?
- Здравствуйте. Моя фамилия Думич. Я следователь прокуратуры Шевченковского района. Марк Григорьевич, нам надо бы встретиться.
- В связи с чем?
- В связи со смертью вашего больного Зимина.
- Понятно... Жалоба?
- Вы угадали. Когда сможете зайти?
- Да хоть завтра, - как можно равнодушней ответил Костюкович.
- Меня это тоже устраивает. А время?
- Могу только после работы, около четырех.
- Годится. Жду вас, доктор. Вы знаете, где прокуратура Шевченковского района?
- Бывать не приходилось, но найду.
- Седьмой кабинет.
- Седьмой так седьмой. Всего доброго, - Костюкович спустил трубку. "Продолжение следует, - подумал он. - Режиссер выстраивает новую мизансцену. Кто же он, этот искатель справедливости?.."
Следователь Думич оказался молодым человеком, почти ровесником Костюковича, но уже с лысиной, просвечивавшей сквозь редкие, очень светлые волосы. Он вскинул на вошедшего голубые близорукие глаза, казавшиеся испуганными за толстыми линзами очков. Костюкович уловил во взгляде вопрос, сказал:
- Я доктор Костюкович.
- Ага! - словно обрадовался следователь. - Садитесь, доктор... Ну что, приступим к делу, чтоб не терять времени?
- Уже и дело есть? - улыбнулся Костюкович, усаживаясь в плохонькое кресло.
- Бумажка во всяком случае имеется, - суховато ответил Думич. Познакомьтесь, - и он вынул страничку из тощей папки.
Сперва Костюкович посмотрел на дату. Жалоба поступила давно, как и та, которая у главврача, обе поступили еще до болезни Костюковича и до кражи в архиве Каширговой.
Затем он пробежал глазами текст, усмехнулся, возвратил следователю.
- Все это я уже читал.
- Где?
- Аналогичная чушь поступила и к нашему главврачу. Автор тот же. Хотя не уверен, что это истинный автор.
- Ну, а что бы вы могли сообщить по этому поводу, Марк Григорьевич?
- В объяснительной на имя главврача я уже все сказал, другого ничего быть не может, вот, - и он извлек из кармана копию той объяснительной, какую оставил главврачу, - можете подшить к делу.
- Мне бы хотелось услышать это в живом изложении. Сперва.
- Изложу, - и Костюкович пересказал всю историю с Зиминым.
- Значит похищенное из патологоанатомического отделения - протокол вскрытия и некропсийные материалы - это единственное опровержение жалобы?
- Единственное.
- Кому же понадобилось красть это? И зачем? У вас нет никаких предположений на сей счет?
- Нет.
- Плохо, - следователь посмотрел в глаза Костюковича, затем после паузы, сказал: - Копию этой вашей объяснительной вы, пожалуйста, перепишите для нас, так сказать собственноручно. Два дня вам хватит на это? И занесите мне, будьте добры.
- И что дальше?
- Жалоба на вас, как вы, надеюсь, понимаете, стала уже бумагой казенной, официальной. И я человек казенный. А речь в ней идет о том, что по вашей вине умер человек. Так что работы у меня прибавилось, следователь тоскливо вздохнул, встал, давая понять, что на сегодня все...
