Эдгар Бокс - Смерть идет по пятам. Вне подозрений. Кровь в бухте Бискайн
— Вполне вероятно.
— Кроме того, нельзя исключать того, что кто-то, зная, что она собирается купаться, мог просто подложить ей снотворное, например, в кофе.
— Да, это другая возможность. Отношение Гривза было трудно понять.
— Но как кто-то мог быть уверенным, что именно так все произойдет? Она чувствовала себя не лучшим образом… и могла отказаться идти на пляж. Думаю, это скажут и другие. Сейчас, оглядываясь назад, я припоминаю, что был даже удивлен, когда она пошла купаться.
— Человек, давший ей снотворное, видимо, знал ее лучше вас. Наверняка он был уверен, что она обязательно полезет в воду, невзирая на свое состояние, — произнес Гривз, одновременно продолжая делать какие-то пометки в своем блокноте.
— Но человеком, знавшим ее лучше всех, был, несомненно, ее муж.
— Я бы этого не сказал.
Гривз посмотрел мне прямо в глаза.
— Кто же тогда? Даже если бы я был Брекстоном и собирался избавиться от своей жены, я не решился бы на подобное на глазах у всех.
— К счастью, вы — не Брекстон.
Холодный тон, каким были произнесены эти слова, дал мне необходимый ответ. Значит, полиция все-таки подозревает Брекстона в убийстве жены. Не знаю почему, но даже тогда я подумал, что он тут ни при чем. Видимо, причина заключалась в том, что мой разум отказывался воспринимать очевидное, хотя очевидное, как утверждают многие детективы, в девяти из десяти случаев соответствуют истине.
Я подбросил ему еще одну идею.
— Тогда почему, если намеревались от нее избавиться, ей не дали смертельную дозу?
— А вот это необходимо выяснить, — глубокомысленно произнес Гривз. Я ему явно надоел.
Намереваясь хоть как-то заинтересовать его на будущее, я, как бы мимоходом, заметил:
— Я буду освещать происшедшее в «Нью-Йорк Глоуб».
Эффект был именно такой, как я рассчитывал.
Гривз вздрогнул и поморщился.
— Насколько я помню, мистер Сарджент, вы занимаетесь связями с общественностью.
— Это так, — согласился я, — но когда-то я работал в «Глоуб».
В последние годы я написал для них целую серию статей. Надеюсь, вы помните убийство сенатора Роудса пару лет тому назад…
Гривз взглянул на меня с некоторым интересом.
— Так вы тот самый парень? Я помню это дело.
— Я оказал, скажем так, некоторую помощь полиции.
— Я, правда, слышал несколько иное.
А вот это начинало раздражать.
— Не имеет значения, что вы слышали. Я собираюсь написать для «Глоуб» серию очерков об этом деле, в случае, если действительно было убийство, в чем я очень сомневаюсь.
— Интересно.
Гривз задумчиво посмотрел на меня.
В этот момент вошел полицейский и что-то прошептал ему на ухо. Гривз кивнул. Полицейский, протянув ему платок с двумя небольшими цилиндрической формы вещицами, удалился.
— Флаконы от таблеток со снотворным?
Мои догадки оказались верными.
Он кивнул и осторожно развернул платок.
— Как профессионального журналиста и сыщика-любителя вас, мистер Сарджент, наверняка заинтересует, где мы их нашли. Так вот, они были в двух местах — в шкатулке миссис Брекстон и в ванной комнате Флетчера Клейпула. В обоих флаконах содержится барбитурат, обнаруженный в организме миссис Брекстон. Таким образом, нам остается только выяснить, из какого флакона были взяты таблетки.
— Только и всего?
— Да, мистер Сарджент.
У меня в запасе оставался один выстрел, и я его сделал.
— Синяк на шее миссис Брекстон появился до того, как она отправилась купаться. Я заметил его еще вчера вечером во время обеда.
— Вы очень наблюдательны, мистер Сарджент. Благодарю вас.
Глава третья
Примерно в час ночи я пробрался на лестницу, прошмыгнул через пустынную кухню и черным ходом выбрался из дома. Дежуривший полицейский сидел в плетеном кресле на углу дома и меня не заметил, поскольку смотрел совсем в другую сторону.
Пригибаясь, я побежал между дюнами, в душе кляня безоблачное небо и яркую луну, которая отбрасывала глубокие тени между дюнами и серебрила холодное море.
Я двинулся в сторону шоссе. Похоже, меня никто не заметил.
Гривз приказал всем не выходить из дома до дальнейших распоряжений. Я был в гостиной недолго. Извинившись перед остальными гостями, я поднялся к себе в комнату и приготовился, к побегу, надеясь, что танцы в яхт-клубе еще не закончились.
К счастью, они еще продолжались.
Истхэмптон — странный городишко. В нем немало различных групп людей, взаимно исключающих друг друга. Летом центром местной жизни является группа старожилов, членов яхт-клуба «Лейдирок», занимающего странное по архитектуре здание, к которому примыкает длинный пирс. Располагается клуб примерно в миле от дома миссис Вииринг, по дороге к Аммангансетту.
Членами клуба были хорошо обеспеченные (но не богатые), с положением в обществе (но не «известные») представители американского среднего класса, гордившиеся древностью своих родов, восходивших, как правило, к фермерам восемнадцатого века. Имена их никому ни о чем не говорили, но сами они считали себя основой американской пирамиды. Это убеждение зиждилось на том, что их не принимали в обществе богатых и великих мира сего, а сами они не желали признать никого, ниже по положению, и беднее себя. Величайшая степень одобрения оценивалась ими словом «милый». В их обществе это слово звучало чуть ли не на каждом шагу. Боже мой, говорили они, какой это «милый» человек, чего не скажешь о других. Мир у них, естественно, делился на две половины — приятных и неприятных людей. Они были просто счастливы в своем кругу и никогда не переходили его границ.
Принадлежность к их кругу давала возможность стать членом клуба и порицать мир за присутствие в нем таких отвратных элементов, как евреи, художники, красотки и различные знаменитости. Если какой-нибудь из этих четырех групп дать хотя бы полшанса, считали они, то она уничтожит всю красоту и прелесть этого мира. К счастью, другие не замечают их присутствия, в противном случае в этом разделенном мире всегда бы царила беда.
Вот почему художники и подобные им проживали в южной части городка, в то время как их «милые» соседи самодовольно укрепились в огромных домах и небольших коттеджах вокруг «Лейдирока». Они посещали театр Джона Дроу, давали друг другу приемы, на которых половина гостей, по крайней мере, упивалась в доску, а вторая половина обижалась насмерть; они обменивались между собою мужьями и женами, а дети их в новеньких автомобилях носились по всему побережью — от Хэмптона до Хэмптона,[6] обнимаясь друг с другом и временами делая остановки у телефонных будок. Типичное курортное общество, причем довольно приятное. Здание клуба было освещено японскими фонариками. Играл хороший ансамбль. Университетские парочки толпились у перил неосвещенного пирса, уходившего далеко в море. После небольшой заминки у входа, вызванной поиском моего приглашения, меня допустили до общества «милых» людей, которые делились на хорошо одетых, откормленных стариков, и золотую молодежь, прибывшую на летние каникулы.
Людям среднего возраста, таким, как я, приходилось немало работать, чтобы накопить денег для покупки здесь летнего домика и для вступления, как правило, в возрасте, близком к сорока, в яхт-клуб «Лейдирок».
Я направился в бар и заказал «Манхэттан». Там меня и высмотрела Лиз.
Она была просто великолепна — в черно-белом платье, с ярким украшением в волосах. По блеску ее глаз я понял, что она уже чуть-чуть поднабралась.
— Прекрасно! Тебе удалось сбежать. А я опасалась, что ты там так и застрянешь! — Она со вздохом посмотрела на мой бокал. — Пошли потанцуем.
— Чуть позже, когда я допью.
— Ну, хорошо, тогда пошли на пирс. Я очень хочу с тобой поговорить.
Мы медленно двинулись к выходу из зала, пробиваясь сквозь танцующие пары. Молодые и старые козлы старались как бы нечаянно прикоснуться к Лиз, явно бывшей царицей бала. По пути мне встретилось несколько старых школьных друзей, лысых и полных, не членов клуба, а таких же гостей, как и я, и с полдюжины знакомых женщин, которые явно не понравились Лиз.
— А ты — ловелас, — произнесла она, как только мы оказались на пирсе.
Луна стояла прямо над нами. Дальше по пирсу располагались влюбленные парочки.
Какие-то пьяные весело шатались по дощатому настилу, отделявшему пирс от клуба.
— Я уже давно тебя жду.
Лиз не скрывала своей заинтересованности в том, что произошло в «Северных Дюнах». Она считала, что это убийство.
— Об этом говорит весь город! — в восхищении воскликнула она. — Все уверены, что ее утопил Брекстон.
— Интересно, кто распустил эти слухи? — уклончиво заметил я.
— О, ты же все знаешь и только делаешь вид. — Она посмотрела на меня укоряющим взглядом. — Я обещаю, что никому не скажу ни слова.
