Александра Авророва - Шутка с ядом пополам
— Восхищаюсь вашим профессиональным мастерством, Игорь Витальевич! — иронически прокомментировал Некипелов. — За столь короткое время собрать такое количество сплетен…
— Не надо быть мастером, чтобы по списку гостей на дне рождения сделать определенные выводы. Там, по-моему, собрались две категории лиц. Ученики и любовницы, я правильно понял?
— Вам лучше знать. Я стараюсь не лезть в чужую личную жизнь.
— Сергей Михайлович! — не меняя флегматичного тона, обратился Талызин. — Неужели вам хочется являться по повестке в прокуратуру, подписывать бумагу об ответственности за дачу заведомо ложных показаний или за уклонение от таковых и беседовать под стрекот пишущей машинки?
Тот пожал плечами.
— Я не даю ложных показаний и не уклоняюсь. Просто не люблю сплетен.
— Когда человек погиб, это уже не сплетни, а сбор фактов.
— Прекрасно. Спрашивайте меня о любом факте, с удовольствием отвечу.
— Перечислите, пожалуйста, гостей, собравшихся на день рождения, и расскажите, что вам известно о взаимоотношениях каждого с Бекетовым.
— Пожалуйста! Панин Николай Павлович, мой коллега. Я уже упоминал сегодня парадокс Панина. Это не мешает ему быть одним из любимых учеников Владимира Дмитриевича. Их отношения не испортились даже после такого наверняка известного вам события, как уход к Бекетову Колиной жены Ани.
— Удивительно! — не удержавшись, съязвил Игорь Витальевич.
— Ничего удивительного. Это научный мир, здесь… Как там в песне?
«Первым делом — самолеты, ну, а девушки потом».
— А почему Анна Николаевна ушла от первого мужа?
— Ну, это вы лучше спросите у нее. Я не обладаю достаточной проницательностью, чтобы обосновывать поступки женщин. Не исключаю, что они и сами-то обычно не в силах этого сделать. Я лишь готов осветить факты. Далее по хронологии иду я. Бекетову пятьдесят, Панину сорок четыре, мне тридцать восемь. Мы с Владимиром Дмитриевичем не во всем были согласны — я уже говорил о расхождениях в методологии, — но это не мешало дружеским отношеньям. Бекетов был и остается моим единственным учителем. Следующая по времени учебы Мариночка Лазарева, я уже характеризовал ее отношение к Бекетову. Далее Андрюша Петренко, ему двадцать пять. Очень перспективный парень, жалею, что в свое время не попал в руки ко мне.
— Но теперь, когда он остался без руководителя, вы ведь можете…
— Могу, — улыбнулся Некипелов, — но, надеюсь, вы не полагаете это достаточным поводом для убийства? Мы все же помешаны на науке не до такой степени. Хотя убежден, что мой стиль работы подходит парню больше. Впрочем, взаимоотношения с Бекетовым у него были прекрасные, без сучка без задоринки. Думаю, если б не Бекетов, Петренко бы остался в Америке. Он ведь там недавно защитился.
— И ему предлагали остаться?
— Да, но он совершенно прав, что отказался. Там он бы погряз в рутине. Он еще не наработал нужного научного потенциала и научного авторитета, чтобы диктовать свои условия. И с его отношением к науке вряд ли наработает. Сами понимаете, наших там берут на должности гораздо худшие, чем следовало бы. Я, например, и то не рискнул бы там остаться, хотя мой научный авторитет достаточно высок. Вот скоро съезжу, проведу там ликбез для местных ученых — и вернусь. Пока я живу здесь, они вынуждены признавать мое превосходство, но, переедь я к ним, и любой местной бездари будут предоставлены условия гораздо лучшие, нежели мне. Правда, с точки зрения доходов выгоднее быть на последних ролях в Америке, чем на первых у нас, но это уже другой вопрос. Так, далее идет Гуревич — о нем мы уже говорили. С учениками все.
Талызин мысленно отметил, что и этот собеседник отнес Марину к ученикам. Однако, судя по всему, он не мог не знать, что в свое время ее и Бекетова связывало нечто большее. Или мог?
Между тем Некипелов продолжал.
— Теперь остальные. Нынешняя жена Бекетова Анна Николаевна. Мать двоих его детей — сына и дочки. Взаимоотношения? Разнообразные, как и в любой семье. Бывшая жена Татьяна Ивановна. Мать его дочери. Взаимоотношения ровные. Она работает библиотекарем, сами понимаете, при какой зарплате, так Владимир Дмитриевич на неофициальных началах платит на ребенка хорошие алименты. Ну, и видится регулярно. Так, еще Лидия Петровна, давняя знакомая, и юная лаборантка Кристина. Кажется, огласил весь список. Вы удовлетворены?
— По поводу двух последних… какие отношения были у них с Бекетовым?
— Помня об ответственности за дачу ложных показаний, не смею утверждать ничего определенного. Думаю, хорошие отношения — иначе он бы их не пригласил.
— А как кто среагировал на заявление Бекетова о самоубийстве?
Сергей Михайлович пожал плечами.
— Разумеется, все перепугались и принялись уверять его, что с ним все в порядке.
— Все?
— По-моему. Но учета я, разумеется, не вел.
— Удивительно, что никто не выкинул этот пузырек, — флегматично заметил следователь.
— А вы прозорливы! Кто-то ведь действительно пытался… Таня, да. Очень впечатлительная дама. Она схватила пузырек и пыталась выкинуть в окно, но Николай Павлович ей не позволил, мотивировав тем, что пузырек заприходован. Поскольку Таня работает в фондах библиотеки, аргумент ее убедил.
«Панин не дал выбросить яд? Интересно», — подумал Игорь Витальевич, а вслух произнес:
— В дальнейшем вы этот пузырек видели?
— Разумеется.
— Когда?
— Вчера, когда ваш любезный коллега просил его опознать.
— А кто его унес из лаборатории, вы не помните?
— Понимаете ли, — кротко, словно безобидному дебилу, объяснил Сергей Михайлович, — нельзя помнить или нет то, о чем ты никогда не знал.
Талызин, которого все больше раздражала ирония ученого, не выдержав, спросил напрямик:
— Мне сообщили, что Бекетов собирался расстаться с Анной Николаевной ради Кристины.
Некипелов молчал.
— Так что же? — поторопил его Талызин.
— Ничего. Вы утверждаете, будто вам так сообщили. Не имею оснований вам не верить. Полагаю, вам действительно это сообщили.
— Но вы сами… вы знаете об этом?
Сергей Михайлович тряхнул головой, чтобы отогнать навязчивое видение, однако оно упорствовало. Удивительно, после своей смерти Бекетов стал занимать в мыслях бывшего ученика куда больше места, чем все последние годы. Наверное, столько, сколько в славные студенческие времена. Тогда Сережа тоже вел с учителем непрекращающийся внутренний диалог, поверял его мнением собственные поступки, обдумывал случайно брошенные фразы. Но в те дни это было естественным, а теперь глупо. Вот зачем в памяти всплыл случайный и, прямо скажем, неуместный в данный момент эпизод? Накануне рокового дня рождения после последней пары Сергей заглянул в лабораторию. Владимир Дмитриевич был там — сидел, задумчиво наблюдая за работой примитивного макета, долженствующего иллюстрировать студентам типы потоков. Господи, ну, чего нового он мог извлечь из этой ерунды?
— О, привет, Сережа! Смотри…
— Смотрю. И что?
— Наводит на размышления. Вот он, турбулентный поток. Система, в которой число уравнений заведомо меньше числа неизвестных. Непредсказуемая система. А как же Лаплас с его принципом детерминизма? Якобы уже в момент большого взрыва движение каждого атома было предопределено.
— Лапласа давно опровергли.
— Да нет, Сережа. Ему перестали верить на слово — это другое дело, а чтобы опровергнуть… Курс математической логики утверждает, что есть суждения, которые в принципе невозможно ни опровергнуть, ни доказать.
— Так вы склоняетесь к детерминизму?
— И да, и нет. Турбулентные, непредсказуемые течения. Это, наверное, метафора нашей жизни. Взаимоотношения людей, их встречи и расставания — что это, как не турбулентные потоки? Но так кажется каждому из нас в отдельности, и для каждого из нас в отдельности это безусловная правда. И в то же время некто, наблюдая со стороны, обнаружит, что средний человек имеет одну целую, три десятых ребенка, вступает в брак ноль целых, семь десятых раза и еще много всяких интересных вещей. Это тоже будет правдой — хотя он не сможет предоставить в доказательство ни одного типа, количество детей у которого и впрямь один и три десятых.
Не зная, как реагировать на странное заявление, Некипелов произнес:
— Вы сегодня в философском настроении.
— Еще бы! Ведь мне завтра пятьдесят. Солидный возраст.
— Вам столько не дашь.
— Прибереги это для дам, Сережа, — пожал плечами Бекетов и, неожиданно добавив в тон иронии, заключил: — Кстати, завтра ты их увидишь.
— Кого?
— Моих милых дам. Завтра вечером в лаборатории большой сбор. Ученики и дамы. Надеюсь, придешь?
— Разумеется. А кто будет?
— Женька, ты, Андрюха, Коля. Марина, конечно. Аня, Таня, Кристинка. И — помнишь? — незабвенная Лидочка. Для тебя — Лидия Петровна. Помнишь ее борщи?
