Крыстин Земский - Золотые щупальца
«Однако, устраняя неугодного по каким-либо причинам человека, не проще ли было имитировать несчастный случай? Столкнуть, скажем, кока за борт? Но ведь могло не представиться подходящего случая… Черт побери! Все это только гипотезы, – терялся в догадках Бежан, – гипотезы, построенные фактически на песке».
И тем не менее внутренне он был уверен, что напал на верный след. Агентурная информация, наименование теплохода, смерть кока, исчезновение его трупа, письмо из-за границы, доказывающее не только нелегальные операции, но и намекавшее на какую-то реальную опасность, интуиция, наконец. Всего этого со счетов не сбросишь. «Письмо, кстати, не первое из пришедших на варшавский адрес родственницы. Она здесь сыграла роль почтового ящика. Сознательно? – Эту новую мысль Бежан тут же отбросил. – Вряд ли она так легко согласилась бы на возобновление следствия, понимая, что это грозит опасностью и ей».
Бежан задумался. В ушах зазвучал ее голос. Перед самым его отъездом они встретились. У нее дома. Трехкомнатная кооперативная квартира обставлена со вкусом и по последней моде. Правда, мода эта, как видно, стоила недешево. Цепелевская мебель, дорогие ткани, множество безделушек. Картины – цветные пятна. Все изящно, в тон.
«Как тебе нравится у меня? – спросила она, заметив, что он с любопытством осматривает ее жилище. – Все это я устроила уже после смерти дяди. Прежде тут был сплошной антикварный магазин. Дядя старался покупать только то, что подороже и поценнее. Он рассматривал это как вложение капитала. А я чувствовала себя здесь будто в мебельном комиссионном магазине».
Да, ему нравилось. Даже очень. Сам он никак не мог найти ни времени, ни средств на устройство своей холостяцкой квартиры. Самое необходимое у него, конечно, есть. Во всяком случае, есть где спать, а при необходимости и поработать. Но это скорее гостиница, а не дом. Гостиница, в которой его никогда никто не ждет. Порой не занятыми работой вечерами на него нападало чувство одиночества. В такие минуты он склонен был даже отказаться от своей теории, что работа в контрразведке требует жертв. Что только человек одинокий, как он, действительно свободен и независим, никому не обязан отдавать отчета в том, что делает, куда и зачем идет, когда вернется.
Но столовки ему изрядно надоели, и он с удовольствием принял приглашение Янки пообедать у нее дома.
После обеда он опустился в удобное кресло и, неторопливо прихлебывая черный кофе, расспрашивал Янку о ее жизни, о дяде. О его вкусах, интересах, привычках. Это помогало ему раскрыть образ человека, лучше понять мотивы его поступков. Над этим методом частенько подтрунивал одно время Погора, считавший, что их работа состоит только в том, чтобы собирать факты, доказательства, анализировать их и делать по ним выводы, а психология – это, мол, дело педагогов, а не оперативных работников. Однако метод Бежана с успехом выдерживал испытания Жизнью, и после того, как Погора пару раз обжегся на своей теории голых фактов и доказательств, ему пришлось умолкнуть.
– Каким был дядя? – повторила Янка вопрос. – Обыкновенный человек. Он с трудом окончил начальную школу. Локтями пробивался в жизни. По характеру был человеком жестким, себялюбивым, любил деньги. Но когда немцы во время оккупации расстреляли моих родителей, он взял меня к себе, заботился обо мне й по-своему воспитывал. Уважение и даже зависть вызывали у него только люди состоятельные. «Будут у тебя деньги, – не раз говорил он, – тебе все дозволено. Все тебе простится и все забудется».
– Ты разделяешь эти взгляды?
– И да и нет. Да, поскольку я ценю деньги как средство получения иных ценностей. Материальная независимость дает мне возможность учиться ради удовольствия, работу выбирать не только с точки зрения зарплаты и вообще пользоваться всякими жизненными благами. Но я не разделяю взгляда, что все можно купить за деньги. Не купишь, к примеру, дружбы, любви, уважения. А счастье ведь не только в красиво и удобно обставленой квартире, – она повела вокруг рукой, – для счастья нужно нечто значительно большее… Вот ты, например, ты очень мне нравишься. Но я знаю, что твое расположение нельзя купить ни за какие деньги.
Он опешил и постарался изменить тему:
– А ты не думала, что дядюшка добывал деньги, не гнушаясь никакими способами?
Она поняла и рассмеялась:
– Хочешь переменить тему? Ладно. Пусть будет по-твоему. Нет, не думала. Дело в том, что я вообще очень мало знала эту сторону его жизни. Но деньги у него были, это факт. В Сопоте он ими особенно не разбрасывался. Скорее наоборот – старался производить впечатление человека скромного достатка. Заботился, так сказать, о своей репутации. Но однажды мы поехали вместе с ним в родные места, и вот здесь он развернулся, швыряя деньгами направо и налево. Ему хотелось, как я понимаю, блеснуть своим богатством, вызвать зависть у друзей детства, по казать, что вот, мол, он, человек необразованный, благодаря своей смекалке и практичности выбился в люди и превзошел их, неудачников.
«Она сказала: заботился о своей репутации. О репутации чаще всего заботятся люди, которым есть что скрывать».
– Поезд прибывает в Гданьск! – вывел его из задумчивости голос проводника.
Глава XVI
Ясное до этого небо вдруг потемнело, будто кто-то набросил на солнце темную вуаль. Врону, шедшего пружинистым спортивным шагом в сторону палатки, ослепила вспышка. Свинец темнеющих с каждой минутой туч рассекла молния. Раздался грохот – предвестник надвигающейся бури. «Успею», – подумал он, прикидывая расстояние до палатки. Но не успел. Струи воды стегали по лицу, по спине, по плечам. Он промок до нитки в одно мгновение. Тропинка превратилась в бурлящий ручей, ноги скользили и разъезжались в жидкой грязи. В палатку он ввалился всклокоченный, мокрый и перемазанный глиной, словно искупался в болоте.
– Дайте полотенце, черти, – взмолился он, плюхаясь на топчан.
Пока он докрасна растирался жестким крестьянским рушником, Радзик полез куда-то в угол и извлек термос.
– Ну-ка, погрейся, – наполнил он стакан желтоватой жидкостью. – Тут, оказывается, одна бабка самогоном приторговывает. Вот мы и запаслись на всякий пожарный случай.
Врона выпил, крякнул, покрутил головой:
– Ну и ну! От такой еще скорее ноги протянешь. Сейчас бы зайти к Котарским на рюмочку коньяку!
А надо сказать, что через несколько дней после того, как Врона обосновался в деревне, он решил свести знакомство с Котарскими. Оказалось это даже проще, чем он предполагал.
В тот день дома оставалась одна Котарская. Визит симпатичного соседа дачника она восприняла с радостью.
– Наконец-то хоть один интеллигентный человек из столицы, – пропела она, закатывая глазки и усаживая его в мягкое кресло на колесиках. На столе, мгновенно покрытом белой скатертью, появилась бутылка коньяка и тарелки с закусками. – Вы знаете, я здесь так одинока, – стала она жаловаться, едва они выпили по первой рюмке за знакомство. – Буквально не с кем слова сказать! Как в пустыне. Одно мужичье. Взбрело же в голову моему забраться в такую глушь…
«О муже сказала „мой“. Видно, и сама из деревни», – подумал Врона.
– У вас же есть автомобиль, в любое время можно прокатиться в Варшаву, – поддержал он разговор.
Она безнадежно махнула рукой.
– На автомобиле? Как? У меня нет водительских прав, а Ванек с утра до вечера в поле. Говорит, дела. И зачем ему эта работа? Мы заслужили лучшей жизни. Да разве ему втолкуешь…
– Зачем же вы ехали сюда? Не могли его отговорить?
– Он сказал, что ему советуют врачи… Временно… А потом, мол, опять вернемся в Варшаву.
«Пожалуй, он не посвятил ее в суть дела, – мелькнула у Вроны мысль, – иначе она не стала бы болтать всей этой ерунды».
После четвертой рюмки они уже были на дружеской ноге.
– Приходите, пожалуйста, хоть каждый день, – кокетливо улыбалась Котарская. – Вы очень меня обяжете.
И он вскоре зашел опять. Хотелось поближе познакомиться с самим Котарским. Да и с хозяйкой невредно было поддержать отношения – болтливость ее могла оказаться полезной.
Котарский произвел на него впечатление человека очень заурядного, серого, неприметного. Лет сорока с небольшим, лысеющий, с брюшком. Рыхлое, безвольное лицо. Водянистые глаза на собеседника смотрят прямо. От неожиданного визита на лице ни тени смущения.
– Рад с вами познакомиться. Жена мне о вас говорила… Мы здесь недавно, не успели еще обвыкнуться в этом чужом для нас мире…
– Я слышал, у вас неважно со здоровьем и только из-за этого вы согласились на временное изгнание? – говорил Врона, исподволь наблюдая за собеседником.
– Да, да, я чувствую себя скверно. Иначе бы мы, конечно, ни за что не забрались в такую глушь. В городе ведь совсем иная жизнь. А вы где трудитесь, если не секрет?
На этот вопрос у Вроны был заранее заготовлен ответ.
