Марина Серова - Дворец в камышах
Протокол осмотра автомобиля находился на последних листах начавшегося уголовного дела. Я еще раз пролистала его, мельком осмотрела показания свидетелей, обратила внимание на снимки с места трагедии.
Черно-белые снимки были совершенно обыкновенными. Волжский пейзаж на них был даже прекрасным. А вот фотографии, которые были сделаны после того, как машину выудили из Волги, были просто ужасными. Машина выглядела как закупоренный гроб, в котором остались молодые парни…
— Гарик, дело где? — вдруг услышала я за своей спиной взволнованный голос и обернулась, несмотря на то, что обращались не ко мне.
— Сейчас верну, — недовольно буркнул Папазян и подошел ко мне, подмигнув.
— Там опять Рольский заявился, — проговорился следователь, торопливо схватив протоколы, которые я уже осмотрела. — И что мужичку дома не сидится? К похоронам бы готовился.
— А ритуальные службы у нас для чего? — усмехнулся Гарик. — Наличие денег освобождает даже от похоронных хлопот.
— Ага, зато нам с ним сюсюкаться, — недовольно буркнул следователь. — Не пошлешь же его. Все-таки известный в городе человек! Вот и приходится под его дудку плясать. Как будто бы мне за это приплачивать будут…
— Не ворчи, Вован, — перебивая коллегу, проговорил Гарик. — Золотавин найдет чем отблагодарить.
— Пока что по этому делу я только тычки от начальства получаю. Здесь упустили, здесь недоработали, а тут вообще все показания к черту. Контроль над делом сразу же на себя взяла областная прокуратура. Еще бы в Москву послали!
Следователь хотел было еще что-то сказать, но затем махнул рукой, понимая, что и так уже наговорил лишнего в присутствии постороннего человека, то есть меня, и направился к выходу.
— Подождите, пожалуйста, — неожиданно остановила я его. — Я — частный детектив Татьяна Иванова. Занимаюсь расследованием трагедии на мосту по просьбе матери Жени Золотавина. Может быть, я чем-нибудь помогу Владиславу Константиновичу. Попросите его зайти в этот кабинет.
Собеседник смерил меня оценивающим взглядом, затем перевел его на Гарика. Папазян еле заметно кивнул. От меня не утаилось и то, что он сжал кулаки. Следователь только после подтверждения Папазяна согласился познакомить меня с Владиславом Константиновичем.
Импозантный мужчина в строгом черном костюме, прикрывающем белоснежную рубашку, лениво просматривал протоколы, придвинувшись почти вплотную к столу следователя. Он казался совершенно спокоен. Взволнованность выдавали только руки, которые нервно теребили кончик галстука в мелкий цветочек, который никак не подходил к его солидному образу. Лицо Рольского было довольно симпатичным, даже, можно сказать, красивым. Владислав Константинович был свежевыбрит. И это меня немного смутило. Я думала, что сейчас Рольский находится в полной растерянности и совершенно не следит за собой, переживая из-за смерти сына. Оказалось же, что произошедшее с Женей волнует его постольку-поскольку. Впрочем, мои подозрения развеялись сразу же, как только Рольский посмотрел на меня. Во взгляде его было что-то печальное, тоскливое и одновременно покорное.
— Владислав Константинович, вот… это Татьяна Иванова… — немного растерянно пробубнил следователь, который провел меня в кабинет.
Рольский сам отказался ходить по кабинетам, поэтому мне пришлось покинуть уютное рабочее гнездышко Папазяна.
— Да, да, я вас жду, — торопливо проговорил Рольский, смерив меня оценивающим взглядом.
Похоже, Владислав Константинович был вполне удовлетворен моим внешним видом. Впрочем, и мне он понравился. Такие мужчины способны произвести впечатление на любую, даже самую взыскательную особу. Кстати, с Еленой они когда-то должны были составлять просто великолепную пару — по крайней мере мне так показалось.
— Я уже слышал о вас от Клавдии Петровны, — неожиданно сообщил Рольский. — Кстати, давайте сразу же проясним мое положение. Я имею в виду отношения с Еленой. Официально мы с ней до сих пор являемся мужем и женой. Штамп в паспорте и у меня, и у нее до сих пор стоит, — с некоторой усмешкой заметил Владислав Константинович. — На самом же деле я давно не живу с Леной. У меня новая семья, молодая жена. У нас растет сын. Но с Еленой у нас замечательные отношения. Она умная женщина и все понимает.
— А какие отношения у вас были с Женей? — поинтересовалась я.
— Нормальные, — не задумавшись, ответил Владислав Константинович. — Обычные, как у отца с сыном. Женя часто приезжал ко мне в гости. Я немного помогал ему материально. Не то что бы баловал, но в деньгах он не нуждался. Женю мы с Леной с самого начала воспитывали в строгости. Может быть, потому, что сами росли в обычных советских семьях, многого не видели — и ничего, выросли, — рассказал он, немного отвлекшись. — И вот вырастили. Какая трагедия!
Владислав Константинович сокрушенно покачал головой, затем отвернулся. С его стороны не послышалось ни всхлипываний, ни шмыганий носом, что было бы неудивительно, окажись на его месте женщина.
Повернувшись вновь, Рольский посмотрел на меня строго и мужественно, всеми силами стараясь подавить эмоции.
— Владислав Константинович, а может быть, то, что произошло с вашим сыном, каким-то образом связано с вашим бизнесом? — предположила я. — Ведь теперь очевидно, что произошло запланированное убийство.
— Нет, — категорично ответил Владислав Константинович. — Конкурентов у меня нет, если вы это имеете в виду. В моем рабочем окружении нет отъявленных карьеристов. Ни один знакомый мне человек не способен на убийство. Тем более что Женя совершенно не связан с моим бизнесом. Максимум, на что способны мои недоброжелатели, — посылать письма с угрозами.
— Что? Какие письма? — насторожившись, сразу же переспросила я.
— Владислав Константинович, вы мне об этом не рассказывали, — с укором произнес следователь.
Он беспечно курил у окна, а как только услышал об угрозах, подошел к столу, присел на свое рабочее место и открыл какую-то папку. Владислав Константинович немного смутился, увидев, что его случайно брошенная фраза вызвала такой интерес.
— Ничего страшного. Это просто чьи-то шутки, — отмахнувшись, проговорил Рольский.
— Значит, вам посылали письма с угрозами? — уточнила я. — Кто? Когда это было?
Рольский рассказал о письмах с большой неохотой. Он не придавал этому совершенно никакого значения. Но зато я с каждым словом Владислава Константиновича удивлялась все больше и больше. Первое письмо Рольскому пришло месяца два назад. Содержание его Владислав Константинович, разумеется, не мог бы воспроизвести дословно. Текст был отпечатан с компьютера на обычном листе бумаги. Записки присылались по почте без указания обратного адреса. Там содержались серьезные угрозы. Всего было около десяти посланий, но после третьего Владислав Константинович понял, что на это не стоит обращать внимания, так как ни одна из угроз недоброжелателя не воплотилась в жизнь. Последнее письмо пришло всего несколько дней назад.
— Постойте-ка! — вдруг вскрикнул Владислав Константинович радостно, как будто бы он догадался, кто посылал ему эти письма. — У меня есть в папке последняя записка. Вы понимаете, я не стал показывать эти письма своей супруге, так как мы с ней очень мало общаемся, да и потом, к чему ей мои проблемы? Я вообще о тех письмах никому не говорил. Лишние сплетни мне ни к чему.
Владислав Константинович раскрыл свою папку, в которой находилась его рабочая документация. На самом дне папки хранился мятый листок. Рольский достал его и протянул мне. Я расправила записку и внимательно начала ее читать.
Хотя и сразу подумала про Евгения, предположив, что письма отцу писал тоже он, но, начав читать, сначала я решила было, что ошиблась. Письмо было совершенно иного содержания, более сухое, без оскорблений и нецензурных слов. В нем лишь коротко предупреждали о том, что некоторые действия Владислава Константиновича мешают серьезным людям, и давался совет оставить пост. Угроз убийства его или родственников не имелось, и все же сами предложения, точнее то, как они были выстроены, убеждали меня, что ошибки быть не может, и эти послания — также дело рук Евгения Золотавина.
Я даже подумала, что наверняка копии данных писем имеются в бумагах Жени, которые мы обнаружили в его квартире. Правда, вчитываться в них я не стала, да тогда даже и не заметила, что среди длинных писем, адресованных матери, лежат короткие, для отца.
В голове вился один-единственный вопрс: зачем парень писал письма с угрозами и матери, и отцу? Кто убил его самого и за что?
Поистине личность этого молодого человека была загадочна. К сожалению, сам он не мог рассказать о своих планах. Ближайшие родственники, то есть родители, ничего не знали о проделках сына, значит, Женя им не доверял. А девушка? Кстати, и Артем Оборотов говорил, что у Жени была девушка. Нина, кажется, ее зовут. Как-то я о ней совсем позабыла, а зря.
