Морье Дю - Монте-верита
Я отчетливо видел два пика в небе. Когда я взглянул на них, то ощутил волнение. Обогнув выступ и приблизившись к южной стороне, я уже знал, что скоро достигну цели. Я продолжал подниматься и заметил, как сузилась горная гряда и какой крутой и отвесной сделалась скала на южных отрогах. Прямо над моим плечом из влажного тумана с востока начала всходить огромная луна. При виде ее я почувствовал себя совершенно одиноким. Как будто я шел по краю земли и за мной и надо мной простиралась Вселенная. Никто не сопровождал меня в странствиях по этой гигантской сфере, и я прокладывал себе путь в полной тьме.
Когда взошла луна, человек, поднимающийся ввысь, уже ничего больше не значил, не воспринимал себя как личность. Оболочка, в которую была заключена моя сущность, двигалась вперед, не испытывая никаких эмоций. Ее влекла к вершине горы какая-то безымянная сила, словно вобравшая в себя могущество и магию луны. Я был движим ею, подобно приливам и отливам воды. Я не мог противиться закону, властно подчинившему меня, как не мог не дышать. В моей крови бродила уже не горная лихорадка, а настоящая магия гор. Меня влекла не нервная энергия, а притяжение луны.
Скала сузилась и сомкнулась над моей головой, образовав арку и впадину. Я смог опуститься на колени и осмотреться по сторонам. Затем ступил из тьмы в полосу света, и прямо передо мной возникли два посеребренных луной пика и скала Монте- Верита.
Впервые в жизни я видел абсолютную красоту. Я забыл о цели моего путешествия, перестал беспокоиться о Викторе, забыл о том, как сам боялся облаков, целый день преграждавших мне дорогу. Это был конец пути. Я достиг цели. Время уже ничего не значило. Я больше не думал о нем. Я застыл, глядя на скалу, озаренную луной.
Не знаю, сколько времени я оставался недвижим, не помню, как изменилась и сама башня, и окружавшие ее стены, когда вдруг оттуда появились какие-то фигуры, которых не было раньше. Они стояли одна за другой на стенах, их силуэты четко вырисовывались на фоне вечернего неба, и я решил, что это каменные статуи, так спокойны были они, так неподвижны.
Я находился слишком далеко и не мог разглядеть их лица. Одна из этих фигур стояла в стороне от других, на пороге открывшейся башни. На ней было длинное одеяние, окутывавшее ее с головы до ног. Внезапно мне вспомнились древние сказания о друидах, о ритуальных убийствах, о жертвах, отданных на заклание. Эти люди поклоняются луне, а сегодня - полнолуние. Какую-то жертву собираются бросить в пропасть, и я увижу это своими глазами.
Я и прежде испытывал страх, но не ужас. Сейчас я пережил его в полной мере. Я опустился на колени, передвинувшись в тень, поскольку они, должно быть, заметили, что я стою на освещенной луной тропе. Я увидел, что они подняли руки над головами. До меня донеслось медленное бормотание, сначала глухое и невнятное, затем все более громкое и разборчивое, словно разорвавшее нависшую тишину. Эхо уносило звуки к скале, поднимало их ввысь, в небеса, и опускало чуть ли не в пропасть. Я заметил, что все они повернулись к луне. Тут не было ни жертв, ни ритуального убийства. Они пели благодарственный гимн.
Я спрятался еще глубже в тень, сознавая свое невежество и стыдясь, что вторгся в мир, где нет места непосвященным. Пение раздалось совсем близко неземное, пугающее и какое-то непереносимо прекрасное. Я обхватил голову руками, закрыл глаза и стал склоняться все ниже, пока не коснулся лбом земли. Затем медленно, очень медленно величественный гимн благодарности начал стихать. Он опять превращался в шепот, во вздох, слабел и замирал. На Монте-Верита вернулось безмолвие. Но я по-прежнему не решался сдвинуться с места. Мои руки были плотно прижаты к голове, а лицо - к земле. Я сознавал, что объят ужасом. Я был затерян между двумя мирами - моим, исчезнувшим, и другим, не принадлежащим мне. Если бы меня вновь скрыло облачное убежище...
Я ждал, все еще стоя на коленях. Затем, боязливо изогнувшись, прополз несколько шагов и поднял голову, взглянув на скалу. Стены и башня были пусты. Фигуры исчезли. Луну заволокло темное и лохматое облако.
Я встал, но не смог сделать и шага. Не отрывая глаз, смотрел я на башню и стены. Ничто не зашевелилось, когда луна спряталась за тучу. Должно быть, ничего и не было - ни этих фигур, ни пения. Наверное, их создали мои страх и воображение. Я подождал, пока облако, окутавшее тучу, рассеялось. Потом, набравшись храбрости, вынул из кармана оба письма. Не знаю, что написал Виктор, но мое послание было таково: "Дорогая Анна, странная игра случая привела меня в деревню у подножия Монте-Верита. Там я нашел Виктора. Он безнадежно болен и, думаю, умирает. Если у Вас есть для него послание, то оставьте его у стены. Я ему передам. Должен также предупредить, что, по-моему, Вашей общине грозит опасность. Люди из долины перепуганы и озлоблены, потому что у них исчезла девушка. Они собираются явиться сюда, на Монте-Верита, и все разгромить. Хочу сказать, что Виктор по-прежнему любит Вас и думает о Вас". Свою подпись я поставил в конце страницы.
Я шел вдоль стены. Приблизившись, увидел узкие окна, которые столько лет назад описывал Виктор. Мне показалось, что за ними кто-то стоит и наблюдает и за каждой прорезью притаилась в ожидании молчаливая фигура. Я остановился и положил письма на камень у стены. В этот момент стена внезапно раздвинулась. Крепкие руки схватили меня, я упал навзничь, а руки сдавили мне горло. Последнее, что я услышал, теряя сознание, был смех юноши. x x x
Я очнулся в ярости, возвращаясь к действительности из каких-то безмерных глубин, но твердо знал, что минутой раньше был не один. Кто-то стоял тогда рядом на коленях, разглядывая меня. Продрогший и окоченевший, я присел и осмотрелся по сторонам. Меня бросили в подвал примерно десяти футов в длину. Мертвенный свет проникал только через узкую прорезь в каменной стене. Я взглянул на часы. Стрелки показывали без четверти пять. Очевидно, я пролежал без сознания около четырех часов и сейчас подвал освещали робкие предрассветные лучи.
Первое, что я почувствовал, был гнев. Меня одурачили. Люди из деревни у подножия Монте-Верита солгали мне и Виктору. Крепкие руки, схватившие меня, и услышанный мной юношеский смех принадлежали самим жителям деревни. Хозяин дома и его сын могли добраться до вершины раньше и ждать меня там. Они знали, как проникнуть через стены. Они долгие годы обманывали Виктора и решили заодно надуть и меня. Одному Богу известно - зачем. Они не собирались нас грабить, да у нас ничего и не было, кроме одежды. Они заперли меня в совершенно пустом подвале, без признаков человеческого жилья. Там не было даже ни одной доски. Однако странно, что они не связали меня. В подвале отсутствовала дверь, ее заменял похожий на окно вход - узкий, но достаточный, чтобы кто-то один смог пройти.
Я сидел, ожидая, что станет светлее и мои руки, ноги и плечи обретут прежнюю силу. Инстинкт самосохранения подсказывал мне, что я поступаю мудро. Если бы я попытался выбраться отсюда, то легко мог бы споткнуться в полутьме, упасть и не вырваться из лабиринта ходов и лестниц.
Когда совсем рассвело, мои гнев и отчаяние усилились. Больше всего мне хотелось отыскать хозяина дома, где жил Виктор, или его сына и хорошенько их припугнуть, надавать им тумаков, если понадобится, теперь-то им уж не удастся сразу повалить меня на землю. Ну а что, если они ушли и оставили меня здесь, в безвыходном состоянии? Предположив это, я подумал, что они, наверное, проделывали подобные трюки с чужаками и раньше - долгие, долгие годы. До них этим занимался старик, а до него - предки хозяина, и они, а не кто-нибудь иной, заманивали женщин из долины, обрекая за стенами бедных жертв на голод и смерть. Тревога, овладевшая мной, могла бы перерасти в панику, если бы я сосредоточился на этой мысли. Желая хоть немного успокоиться, я достал из кармана пачку сигарет. От первой же затяжки мне сделалось легче, запах и вкус табака принадлежали знакомой мне действительности.
Потом я увидел фрески. На них падали рассветные лучи. Ими были расписаны стены и потолок подвала. Они не походили ни на грубую мазню невежественных крестьян, ни на вдохновенные видения верующих художников. В этих фресках чувствовались жизнь и энергия, цвет и сила, рассказывалась ли в них какая-то история или нет, я не знал, но основным мотивом являлось поклонение луне. Одни фигуры были изображены коленопреклоненными, другие стояли, но все они простирали руки вверх - к полной луне, нарисованной на потолке. Однако глаза этих поклонников луны, написанные с удивительным мастерством, почему-то смотрели вниз, не на луну, а на меня. Я выкурил сигарету и отвернулся, но ощущал, что эти глаза неотступно следят за мной. Дневной свет разгорался все ярче, и мне казалось, что я снова стою у стены, а за мной из узких окон наблюдают безмолвные свидетели. Я поднялся, отшвырнул окурок и вдруг понял, что предпочту любой конец, лишь бы не оставаться здесь, в подвале, одному с нарисованными на стенах фигурами. Я подошел к выходу и в эту минуту опять услыхал смех. На сей раз тише, словно приглушенный, но задорный и такой же молодой. Этот чертов мальчишка...
