Владимир Свержин - Танцы на минном поле
Вложив ствол в объемистый карман плаща, он прихватил с собой небольшой пластиковый ящичек и направился к стоящему чуть поодаль «Рено-Сафран». Издали ящичек, который нес в своей огромной лапище Войтовский, можно было принять за футляр для ремнабора. Однако это было не так. Совсем не так.
Присев у автомобиля, Михаил расстегнул два миниатюрных замочка на футляре и извлек на свет божий некий предмет, чуть толще пачки польских вафель. Произведя какие-то манипуляции с предметом, он засунул руку под днище, раздался чуть слышный щелчок… и мина была готова к работе.
— Надеюсь, землетрясения в ноябре для Москвы не характерны, — пробормотал он, подымаясь во весь свой двухметровый рост. Действительно, зная принцип действия установленной им адской машины, приходилось уповать на отдаленность российской столицы от сейсмоопасных зон. Ибо ничто так не выводит вибрационный взрыватель из состояния равновесия, как равномерное подрагивание и легкие толчки.
Разобравшись, таким образом, с автомобилем, Войтовский забросил в микроавтобус опустевший футляр и, дождавшись, когда Ривейрас выберется из машины, зашагал к подъезду.
— Послушай, Миша, — догоняя командира, прошептал Владимир. — А дура твоя, часом, не долбанет кого лишнего?
— Может, — согласно кивнул головой капитан. — Если кто решит эту реношку угнать. У нее же пластида — днище пробить, остальное зажигательный заряд. Ладно, приготовься. Сейчас заваруха будет.
Нарбук Тахонга, бедный нигерийский беженец, изможденный политическими преследованиями, занимал убогую пятикомнатную квартиру в доме на Малой Никитской. По бедности он, как уже было известно, делил этот угол с парой охранников, но тут уж, как говорится, нужда заставит. По все той же нищете он не мог себе позволить нормальную дверь из древесноволокнистой плиты, а так и ютился за бронированной дверью с сейфовым замком.
— Дурдом! — оценивающе прошептал Войтовский, глядя на закрытую дверь. — Приступай, я пока отрежу телефон, — он кивнул Ривейрасу, доставшему из кармана универсальную отмычку с подвижными штифтами. — Только смотри же, три минуты. Надо дать им время проснуться.
Владимир вставил отмычку в замочную скважину и начал усердно подбирать нужную комбинацию.
— Готово, — прошептал Ривейрас, поворачивая отполированную до золотого блеска ручку и подавая дверь на себя. — Теперь звони.
За первой дверью, как и ожидалось, была вторая, дубовая. Как только отворилась первая дверь, охранник, чтобы посмотреть в глазок, тут же любезно отворил вторую, что тоже ожидалось.
Ствол «Беретты» нацеленный ему чуть выше переносицы, был последним, что видел он в своей жизни, последним же, что он слышал, был тихий хлопок. В ту самую секунду, когда первый охранник падал мертвым, а второй, страховавший его в конце коридора, приходил в себя от неожиданности, раздался второй хлопок. На этот раз стрелял Ривейрас, перекатом через плечо вошедший в квартиру.
— Ну вот, — вздохнул Войтовский, переступая через труп охранника и прикрывая за собой дверь. — Всегда так!
Следующим в списке клиентов числился сам хозяин бедной пятикомнатной лачуги. Услышав хлопки и шум, он выскочил из постели, куда, по-видимому, лег незадолго до того, и даже пытался схватить револьвер, лежавший в ящике стола, но пуля из «Беретты» капитана Войтовского, вошедшая между большим и указательным пальцем его правой руки, поставила крест на этой бесплодной попытке.
— Что у тебя тут? — Михаил подошел к столу, не обращая внимания на скривившегося от боли Тахонгу. Извлек из ящика оружие. — «Кольт-Мастерпис»? Одобряю, неплохой выбор. Ладно, — он похлопал раненого собеседника по плечу. — Эту штуковину я у тебя изыму, все равно она у тебя незаконно, но ты не огорчайся. Если будешь прямо отвечать на поставленные вопросы, у тебя появится шанс приобрести новую пушку. Ты понимаешь, о чем я говорю?
Тахонга молча кивнул. Бог не наградил его смелостью, и сам Тахонга знал об этом лучше кого-либо другого. Зато до сегодняшнего дня он точно знал, каким-то звериным чутьем чуял, когда следует бежать. И вот, поди ж ты! Вид этого двухметрового мужика, от которого веяло какой-то первобытной свирепостью, навевал на него грустные мысли. Он понимал, что его феерический взлет от нищего поденщика до всеми уважаемого бизнесмена сегодня прерван раз и навсегда. Сейчас его больше волновало другое, — ему страстно хотелось жить Мысль о том, что этот верзила с всклокоченной бородой держит его на мушке его же собственного револьвера, сводила Нарбука с ума.
— Расскажи мне, кудрявый ты мой, — начал Войтовский, — что за бардак творится на рынке?
— Всех вяжут, — заматывая запястье шелковой простыней, выпалил Тахонга, отлично понимая, о каком рынке идет речь.
— Неправда, — покачал головой капитан. — То есть, на улице, конечно, вяжут всех, но по клубам химии выше крыши, а с порошком выставляют под зад коленом. Кстати, Мабуно сегодня прихватили с порошком в «Фугасе». Если тебе, конечно, это интересно.
Глаза нигерийца расширились. Мабуно должен был сегодня договариваться о сбыте крупной партии героина, и его арест сулил массу неприятностей, и не только одному Тахонге.
— Командир, — Ривейрас вошел в комнату, неся с собой пару запаянных полиэтиленовых пакетов, набитых подозрительно белым порошком.
— Угу, оставь здесь, — отозвался Войтовский. — Как там твой клиент?
— Помирает, — констатировал Владимир. — Уже почти мертв.
— Хорошо. — Капитан протянул ему «Беретту». — Вложи ему в руку. Его пушку прихватишь с собой, а свою, — он поманил Ривейраса к себе и прошептал по-заговорщицки на ухо, — кинь в унитаз. Братья по разуму понаедут, — пусть разбираются, кто тут с кем перестреливался.
— Так ты мне не ответил, — задушевно продолжал он, вспарывая один из пакетов, и высыпая его содержимое на пол, — что же все-таки творится на рынке?
И тут Тахонгу прорвало. Насколько мог, внятно, он поведал о тяжелой и полной опасностей жизни наркоавантюриста, о том, что за последнее время на всем пути поставки опиума и продуктов его переработки творится что-то ужасающее, о том, что жить стало невозможно, в Москве творится всеобщий опиумный погром, а кому это выгодно…
Войтовский не спускал глаз с нигерийца, согласно кивал головой, слушая его вдохновенную речь, и лишь однажды прервал оратора, чтобы спросить, не завалялся ли у него вдруг клей «Момент»? Клей завалялся, и, поблагодарив хозяина за любезность, капитан начал поливать янтарной густо пахнущей массой рассыпанный по полу порошок. По комнате моментально распространился концентрированный запах столярной мастерской.
— Ладно, дружочек, — Войтовский улыбнулся в усы и вновь похлопал Тахонгу по плечу. — Ты нам очень помог. Извини за причиненные неудобства. Все, счастливо оставаться.
— Ты знаешь, — Ривейрас повернул ключ зажигания «Хонды» и начал тихонько трогаться с места. — Что бы ты там ни говорил, но все же, две таких глупых смерти…
— Знаешь, как называется должность убитых на английском, — словно и не отвечая на вопрос, произнес Михаил, закуривая сигарету. — Триггермен. Человек-курок. У курков родных и близких не бывает. А кроме того, радуйся, что быстро стреляешь.
Позади отъезжающей машины раздался негромкий, но вполне отчетливый взрыв, звон разбитого стекла, вопль и треск огня, облизывающего металл.
— Вот так-то, — вздохнул Войтовский. — А если бы не спешил с докладом наверх, глядишь, остался бы жив. — М-да. Бог не фраер — правду видит. Ну, да ладно, теперь концы в воду. Пусть ищут.
Глава 6
Настроение в этот день у Президента было приподнятым. Он шутил с Молодым Преемником и даже делал очередное заявление для средств массовой информации, в котором выражал уверенность и обнадеживал массы. Однако, уединившись в своем кабинете, он вновь доставал и перечитывал письмо, переданное вчера офицером службы безопасности. С благодарностью за достигнутое взаимопонимание неизвестный корреспондент давал ему, Президенту, отсрочку еще на один месяц, а отсрочка, как ни крути, была необходима, ибо требования выдвигаемые неизвестным террористом были ужасающими…
А развивалось все следующим образом. Полученное в первых числах письмо гласило: «Господин Президент, надеюсь, вы уже убедились, что упоминавшиеся ранее боеголовки находятся вне Вашей досягаемости. В таком случае, полагаю, Вам лучше всего пойти навстречу нашим требованиям. Первое. Я думаю, Вам ясно, что строгая конфиденциальность — залог успешного развития диалога. Второе. Мы более не считаем нужным перегружать свой корреспонденцией диппочту, поэтому следующее сообщение Вы получите по адресу 1-я Дубровская… квартира номер…
Желаем вам всяческих успехов. С искренним уважением, Ваш доброжелатель». Далее в письме следовал постскриптум: «Оставляю за Вами право вести поиски».
