Эльвира Барякина - Рыба в чайнике
В конце концов Конарб Семенович перестал напиваться в стельку, ограничиваясь хорошей дезинфекцией собственного желудка. Кроме того, он вспомнил, что у него есть работа и даже позвонил туда, сообщив, что не сегодня — завтра осчастливит-таки коллектив «Гармонии» своим появлением.
И вот — осчастливил. Опустившись в большое директорское кресло, Конарб Семенович чуть-чуть поперебирал накопившиеся за время его отсутствия бумаги и даже слегка взбодрился. Но тут ему на глаза попалась Люськина фотография, стоявшая у компьютера. Конечно, Люська вышла не самым лучшим образом: глаза ее были закрыты, а белые волосы стояли дыбом, но карточку сделали во времена счастливой жизни, когда он вместе с семьей отдыхал в пансионате «Солнечный зайчик». Поэтому приступ тяжелейшей меланхолии вновь накатил на Конарба Семеновича. Он схватил Люську со стола и приготовился запустить ею в дверь. Тут-то в комнату и всунулась Света.
Застав директора в угрожающей позе, она ахнула, но сбежать не посмела. А Конарб Семенович сразу поник и опустил карающую длань. Видя, что он это просто так, Света приняла деловой вид и сообщила:
— А к вам там девушка пришла. Лилия Рощина, директор модельного агентства.
Конарб Семенович сначала не понял, чего от него хотят. Но потом решил, что надо работать, работать и работать, и только так можно будет забыть о треклятой жене.
— Зови, — произнес он измученным голосом и приготовился стать хищным дельцом, который за лишнюю копейку съест кого угодно. Жизнь директора «Гармонии» была разбита, и человечество должно было за это заплатить.
* * *Лиле было страшно до припадков. Как можно просить денег? Это же просто нищенство какое-то! Но с другой стороны, ведь существуют же рекламные агенты, которые ездят на «Мерседесах» и «Вольво», а зарабатывают на эти украшения биографии как раз тем, что умеют виртуозно клянчить деньги. А раз они могут, то и Лиля должна смочь.
Переступив порог директорского кабинета, она смело прошла к столу и подняла глаза.
— Здравствуйте!
Перед ней сидел очень суровый мужик с красной рязанской мордой и рыжими усами и смотрел на нее, как солдат на вошь.
— Чего хочешь? — спросил Конарб, решив сразу приступить к делу. Садись, в ногах правды нет.
Лиля послушно кивнула, моргнула и села. А директор «Гармонии» взял бразды правления в свои руки и сказал:
— Ну и где твои модели? Давай их сюда!
— А… А у меня их нет с собой… — пролепетала Лиля, осознав что больше никогда ни за какие деньги не пойдет просить о спонсорстве.
— А чего ж тогда явилась? — не унимался Конарб. — Хоть модели-то чего? Кухонной посуды? Щеток?
Лиля поняла, что ее явно приняли не за того, за кого надо. И это добавило трагизма ситуации.
— Ну, чего модели-то?!
— Человека, — прошептала Лиля и густо покраснела.
В течение нескольких секунд Конарб Семенович соображал, зачем эта девица предлагает его фирме, торгующей хозтоварами, купить модели человека. Чего с ними делать-то? В ванную комнату ставить, чтобы полотенца развешивать?
— Это манекены, что ли? — предположил он. — Для витрин которые?
Он тут же вспомнил, что недавно один из приятелей умолял его раздобыть парочку таких вот «моделей», а в связи с этим Конарбу Семеновичу остро захотелось нажиться.
— А они у тебя какие: пластмассовые или алебастровые?
— Они живые!
— Как живые?! — в свою очередь испугался директор «Гармонии». — Это чем же вы занимаетесь?
Было очевидно, что Конарб близок к тому, чтобы вызвать «психушку», чтобы та избавила его от гражданочки, которая просит прикупить у нее парочку живых моделей человека.
— Понимаете, — поспешно заговорила Лиля. — У нас должен быть кастинг…
Под конец монолога, когда она объяснила наконец, чего же ей надо, лицо Конарба подернулось жалостью. Он понял, что на этом свете существуют люди более несчастные, чем он: с неисправимыми завихрениями в мозгах. В мире столько незаработанных денег, а они придумывают какую-то никому не нужную ерунду, называют это культурой, носятся с ней как с писаной торбой, а потом удивляются, почему у них вечные нелады с финансированием.
— Слушай, — сказал он Лиле, желая направить ее на путь истинный, — а зачем тебе дался этот… как его? Кастинг?
Лиля удивилась.
— То есть как зачем? Это же международные связи… Мода…
— Брось! — посоветовал Конарб Семенович. — Какая еще такая мода? Давай я тебя лучше к себе на работу возьму в отдел продаж. Будешь людям пользу приносить. Хозтовары по оптовым ценам, опять же, можно приобрести.
Всем своим видом директор «Гармонии» выражал, что желает Лиле добра. Значит, это была не шутка, а жизненная позиция. Неужто Конарб Семенович решил, что владелицу модельного агентства можно совратить какими-то хозтоварами? Видимо, в его неокученной голове никак не умещалось великое и прекрасное.
— Спасибо, не надо, — произнесла Лиля, стараясь быть вежливой. Значит, вы не нуждаетесь в рекламе?
Конарбу Семеновичу стало прямо-таки неудобно так расстраивать девушку.
— Ну, сама посуди, на кой ляд мне быть вашим спонсором? Покупатели и так все берут. Контора у меня солидная, те, кто надо, меня знают.
— Жалко, — сокрушенно отозвалась Лиля. — А то бы про вас не просто все узнали, но еще бы поняли, какой вы добрый, чуткий и отзывчивый.
Конарб Семенович вспомнил Люську. Вот бы она об этом узнала! А сам зачем-то сказал вслух:
— Вы же не можете об этом моей жене рассказать…
Лиля застыла. В голосе Конраба послышалось что-то обнадеживающее. Вроде, Галька говорила, что от него жена ушла, и он очень переживает по этому поводу.
— Как это не можем?! — запротестовала она. — Ваша жена телевизор смотрит? А радио слушает? А газеты читает? А когда по улицам ходит, на рекламные щиты глядит?
Конарб Семенович фыркнул.
— А что ей за радость знать, что я стал спонсором какого-то, прости господи, кастинга?
— А вы ей не это напишите в рекламе! — не сдавалась Лиля.
— А что?
— Ну… — Ей стало неудобно, что она лезет в чужие дела, но отступать было поздно. — А вы ей напишите, что любите ее!
Она ожидала, что Конарб Семенович осердится и придет в полное негодование от того, что какая-то девчонка смеет ему советовать, как надо разбираться со сбежавшей женой. Но вместо этого директор «Гармонии» разволновался, начал теребить лежавшие на столе прищепки и с мyкой на лице уставился на дальнюю люстру. Лиля сидела тихонечко, чтобы не мешать его мыслям, и тоже смотрела на люстру. Сквозь нее просвечивали засохшие мухи.
— Слушай, — очнулся наконец Конарб, — допустим, я тебе даю денег на твой кастинг, а моя Люська будет вечером смотреть телик, и тут ей рекламный ролик обо мне: что я, мол, прошу прощения, скучаю и жду ее домой… Но все ж тогда меня узнают!
— Кто узнает?
— Мужики: друзья всякие, клиенты. Они ведь тоже будут смотреть. И решат, что я сбрендил совсем. Нельзя же такое показывать по телевидению!
Лиля растерялась. Она уже и не думала о том, что информационные спонсоры должны рекламировать не Конарба Семеновича, а ее мероприятие.
— А как она вас всегда называла? — спросила Лиля, понимая, что подписываться «твой Конарб» лучше не стоит.
— Ну как-как: дорогой, иногда обзывалась попугайчиком…
— Тогда вообще не нужно подписываться, но можно в уголочке попугайчика нарисовать.
— Она ж обзывалась так! Попугайчик будет символизировать, что я плохой.
— Это будет символизировать, что вы себя казните.
— За что это я себя казню? Ах, да, уж так казню-ю!
Увидев надежду в глазах человека, Лиля начала лихорадочно придумывать, как бы совместить несовместимое: признания директора и рекламу кастинга. И тут вдруг появилась идея: Пушкин! Она отдаст ему Конарба, пусть забивает им весь эфир, а Димка ей за это флаеры сделает, денежек на косметику подкинет, ну и помещение найдет.
Конарб Семенович тем временем мечтал:
— Люське такое дело должно понравиться! Она потом расскажет своей сестре Любке, так та с ума сойдет от зависти! Они, бабы, это любят…
* * *Конарб Семенович Попугаев не отпускал Лилю до тех пор, пока она не написала ему на листочке текст для завоевания Люськиного сердца. Вышло нечто среднее между посланием Татьяны к Онегину и письмом Ваньки Жукова «на деревню дедушке»: сначала описание Конарбовской любви, а потом жалобы на то, как мерзок свет без Люськиного присутствия.
Получилось настолько трепетно, что Лиля аж сама расчувствовалась. Конарб тем временем сдвигал и раздвигал кустистые брови и размышлял о том, в какие передачи надо вставлять признания. Выяснилось, что он понятия не имеет, что слушает и смотрит его жена, поэтому решено было признаваться и в «мыльных операх», и в новостях, и в «Поле чудес», и в криминальной хронике. Лиля тайно радовалась: чем больше у Конарба будет размах, тем больше Пушкин сможет выиграть от размещения его рекламы, стало быть, тем большим он будет обязан госпоже Рощиной.
