Марина Серова - Девушка с береттой
— Насчет владельцев предприятия ничего не известно? — спросила я Сергея. Он только что освободился от беседы со своей боязливой подругой и театральным жестом вытер несуществующую испарину со лба.
— Ух, как иногда бывает с вами, женщинами, трудно!
— На эту тему я бы с тобой поспорила, но время неподходящее. Так как насчет хозяев? — еще раз поинтересовалась я.
— В том-то и дело. Их в глаза никто никогда не видел, — заговорил Сергей, — все операции производятся через посредников. А дальше — гигантская пропасть.
Он сел, задумался и, почесывая затылок, уставился в потолок.
* * *23 июля, 10.15
Кононов посмотрел на часы. Провел ладонью по прикладу оптической винтовки, осторожно, словно лаская своего верного пса. Лучшему снайперу — лучшее оружие. Искусство снайпера — искусство убивать. Многие думают — взял оптическую винтовку, кое-как приноровился к стрельбе — и все, получай значок «Ворошиловского стрелка». Не тут-то было. Прицел без оптики — это одно, колебания его в стороны не так заметны. С оптическим же прицелом амплитуда колебаний достаточно велика.
Кононов сидел, по-турецки скрестив ноги, на гладком полу чердака и смотрел сквозь открытое окно на фасад здания, принадлежавшего компании «Тарнефтегаз», смотрел через оптический прицел.
Ему сообщили, что Баранов со своим телохранителем прибыли сюда без четверти девять. Задача: устранить обоих.
«Сделаю это с радостью», — в такт ударам сердца билась в мозгу мысль. Решимость — это рука на спусковом крючке, глаз — неплохая оптика, душа — месть. Нужно только подождать.
11.00
Перефразируя слова известной песни: ожидание — маленькая смерть. Единственная задача сейчас — затаиться, погрузиться в грязь и пыль и ждать.
Низкие потолки не позволяли подняться в полный рост. Он встал на колени, потянулся — проделал все это, не сводя глаз с парадного входа. «До чего же затекли ноги, раньше такого не было. Неужели старею? — подумалось ему. — Хорошо, солнце не бьет в глаза. Оно еще не приблизилось к своему зениту. Душно — ни сквозняка, ни ветерка». Кононов облизал пересохшие губы, поднес микрофон рации ко рту, вызвал своих напарников.
— Второй, вызывает Первый. Как у вас дела, прием.
— Никакого движения, Первый, все спокойно, прием.
— Отдыхай, но не расслабляйся.
Затем связался с Третьим и услышал аналогичный ответ.
— Попались, крысы! — сказал он вслух.
«Два запасных выхода были перекрыты, теперь им не выбраться. Разве только по подземному ходу», — ликовал Кононов.
11.23
У края тротуара, прямо перед входом, остановились «Тойота» и микроавтобус «Форд».
— Внимание, первые посетители нагрянули. Будьте начеку, прием.
— Вас понял, Первый, — отозвался Второй.
— Вас понял, — подтвердил Третий.
Из микроавтобуса двое здоровенных парней вынесли старика в инвалидной коляске и поставили ее на землю. По специально предназначенной для инвалидов дорожке вкатили коляску в офис компании. Из «Тойоты» вылезли еще трое и устремились вслед за стариком.
Один из его ближайших телохранителей хромал на левую ногу, а лицо его было заклеено лейкопластырем. Огромная повязка закрывала нос.
12.41
«Черт бы их всех побрал, — думал Кононов, — что так долго можно делать на рабочем месте, если ты к тому же еще и начальник?! А что? Было бы неплохо».
12.45
Показались первые признаки жизни. Старика занесли обратно в «Форд». Вышла Охотникова и забралась в салон «Тойоты».
— Ну где же ты?! Давай, покажись. Сергей Александрович Баранов, поклонники ждут, они в нетерпении, — шептал Кононов, судорожно ища цель.
Сначала отъехала ведущая машина, потом микроавтобус.
«Что случилось? Похоже, одурачили, провели!» Он спросил напарников, ответ услышал отрицательный. «Второй телохранитель в черном костюме. Первая мысль была: каково же ему в такую жару. А сейчас! Ведь он больше не хромал. Чудесное выздоровление? Вряд ли».
— Проклятье!!! — Кононов сорвал с себя микрофон связи вместе с наушниками и швырнул в стену. «Дорогое оборудование, да провались оно!»
Единственным пострадавшим от неудавшегося покушения стал уличный фонарь. Винтовка с глушителем — выстрелов не слышно. Плафоны, один за другим, разлетались вдребезги, засыпая осколками тротуар. Люди, застигнутые врасплох странным явлением, останавливались в недоумении. «По крайней мере, злость сорвал».
* * *За дверью кабинета раздались шаги, вернее, это был просто топот разгневанного стада слонов, а затем — возмущенный голос секретарши. Ей, бедной, по-видимому, никак не удавалось сдержать незваных посетителей. «Остановитесь, к нему нельзя. Я сейчас вызову охрану», — кричала она. Блеф — служба безопасности уже была на месте, в количестве одного человека, то есть меня. Разрешите представиться, Евгения Охотникова. Чувствую, будет не до шуток, пахнет жареным.
Достала свой «макаров» и, обхватив рукоятку обеими руками, направила его на дверь. Несколько человек я все же успею уложить, смотря на сколько хватит обоймы. Перезарядить времени, наверное, не останется. Очень жаль.
Баранов в этот момент копошился в шкафу. Я оглянулась посмотреть, что он там забыл. Достал откуда-то автомат Калашникова, проверил, полон ли рожок-магазин, вернул его на место, передернул затвор и довольный посмотрел на меня, словно ребенок, с гордостью демонстрирующий новую игрушку.
— У меня есть разрешение, — оправдываясь, пояснил он.
Избитая, конечно, до смерти шутка, но все же.
— А гранатомет у тебя где-нибудь случайно не завалялся?!
Сергей улыбнулся в ответ.
Двери распахнулись, и в кабинет, сломив сопротивление секретарши, вошли сначала четверо — гигант, достопримечательностью физиономии которого теперь был не только орлиный нос, но и шишка на лбу, словно рог, выдававшаяся вперед, — словом, гремучая смесь гарпии с минотавром, чудовище из кошмарных снов; вслед за ним Лысый и тот, которого Сергей угостил древесиной, — они пострадали меньше всех, отделались синяками, ссадинами и легким испугом на двоих; потом «малолетка» — дурак дураком, сломанная правая рука находилась в подвешенном состоянии, а левая вытянулась вдоль туловища. В такт сжимавшемуся и разжимавшемуся кулаку подрагивали желваки на его юном лице — играла горячая молодецкая кровь. Все остальные были спокойны, судя по безмятежным выражениям их лиц. Они походили на покалеченную команду игроков американского футбола. Один — ноль в нашу с Сергеем пользу.
Двое симметричных, как близнецы, телохранителей вкатили старика. Только один из них сегодня странно волочил за собой левую простреленную ногу, да еще и прихрамывал, а лицо его — буквально все — было перебинтовано и залеплено пластырем. Тот, кто оказывал ему первую помощь, очень торопился. Видны были только глаза и рот с пухлыми губами. Не все так плохо, конечно же, но преувеличиваю я ненамного.
Сергей поднял автомат, это был старенький «АК-47» с деревянным прикладом:
— Может, устроим маленькую войну? — предложил он и вопросительным взглядом обвел присутствующих.
Старик примиряюще поднял руку и устало произнес:
— Не кипятись, Сережа. Я пришел предложить мировую.
— Я здесь, чтобы дать вам мир, — передразнил его Сергей. — Слушай сюда, ты, вождь чернокожих. Сначала чуть мне перышком по горлышку не полоснул, а сейчас руку протягиваешь.
— Знаю, позор на мне несмываемый. Я нарушил законы гостеприимства. Ты пришел просить помощи и защиты, а я поступил так подло, — старик умолк и сидел, вцепившись в подлокотники.
— Вот сейчас сразу растрогаюсь, расплачусь и кинусь тебе на шею, — заявил Сергей после некоторого молчания, но уже не так решительно и безапелляционно.
Я очень хотела поверить в искренность слов старика. Тем более — помощь его мини-армии нам с Барановым пригодилась бы как никогда. Чувствовать себя вратарем, один на один противостоящим нападающему, не очень приятно. Но вратарь иногда может ошибиться, а я нет. Единственный пропущенный мяч может и не быть роковым для всей игры в целом. В моей же профессии — один гол, и все, можете заказывать похоронный оркестр. Я не горю желанием быть растерзанной толпой разъяренных болельщиков.
Сергей, продолжая держать старика на мушке, обратился ко мне:
— Думаешь, ему можно верить? — Потом повернулся к старику: — Разве тебе можно доверять?
Инвалид быстро, не задумываясь, ответил:
— Конечно, нет! На твоем месте я обязательно заподозрил бы что-то неладное и недоброе. — Тут он на секунду остановился, подбирая нужные слова. Говорил по-русски превосходно, так же, как и его сын Тимур Османов. — И даже больше — без разговоров положил бы всех нас из этой дуры, что у тебя в натруженных руках. Слушай свое сердце, Сергей. Больше никаких извинений ты от меня не услышишь.