Мила Серебрякова - Семь смертей
Не в силах смотреть на увлажнившиеся глаза пенсионерки, Катка сдалась:
– Хорошо, примерю.
– Моя ты прелесть. И туфельки надень, давай я помогу.
Облачившись в наряд, Ката почувствовала себя героиней ретровечеринки. Бесспорно, окажись она сейчас на конкурсе ретрокостюмов, первый приз был бы ей обеспечен. Но неугомонной Марии Евгеньевне этого было мало.
– Ката, для полной картины тебе необходимы чулки. Сейчас, милая, погодь, я найду свои любимые – фильдеперсовые.
К счастью для Катарины, поиски фильдеперсовых чулок не увенчались успехом. Погрустневшая баба Маня протянула Копейкиной белые гольфы с желтыми пятнами.
– Они тоже сойдут. Надевай, детка.
На этом кошмар с перевоплощением не закончился. Баба Маня нахлобучила на Катку пепельный парик, который, к слову сказать, также был побит молью и являл собой жалкое зрелище. В парике с кудельками Ката походила на странное существо, за которым не одно десятилетие охотились антропологи-экстремалы. Черная шляпка-ветеранка, источающая целый букет тошнотворных ароматов, села на головку, словно влитая. Белые ажурные – порванные в нескольких местах – перчатки оказались на руках. Завершала картину вышеупомянутая плешивая чернобурка.
Когда Катарина вышла в коридор, остановилась у большого зеркала и осмотрела себя в полный рост, ей моментально подурнело. В коридоре стояло нечто. Желтое пятно с головой пуделя, облаченное в белые гольфы, коричневые туфли, доисторическую шляпку-вонючку и драную лису, жившую еще в начале прошлого столетия. Ах, еще же были перчатки – о ужас! – ажурные. Видон, надо признать, впечатляющий. Встретив такую «красоту» на улице, девяносто девять человек из ста сразу же начнут звонить в психиатрическую клинику. И только один человек всплеснет руками, утрет навернувшуюся слезу и скажет: «Какая красотища!» Этим человеком будет баба Маня.
У Катарины нестерпимо зачесалось тело. Так, опасный сигнал, надо немедленно скинуть с себя пропахшее нафталином барахло и отправиться прямиком в душ. Но Мария Евгеньевна придерживалась иного мнения.
– Каточка, радость моя, ты божественна. Господи, смотрю на тебя и глазам не верю. Это же я! Прям одно лицо! Клянусь!
– Мария Евгеньевна, я переоденусь.
– Что ты! Дай хоть посмотреть на тебя. Милашка! Очаровашка! Конфетка! Ну-ка, пройдись по комнатке. Ой, принцесса!
Внезапно Мария Евгеньевна разрыдалась в голос и схватилась за сердце. Ката здорово перетрусила. Метнувшись к пенсионерке, она зачастила:
– Мария Евгеньевна, вам плохо?
– Ката... Каточка...
– Что? Что у вас болит?
– Каточка… – шептала бабулька.
– Сердце? Давление? Вам трудно дышать?
– Это от нахлынувших воспоминаний. Сейчас отпустит. Увидела тебя в своих вещах, и сердце защемило. Ведь еще совсем недавно я их носила, а теперь... Ой... Ой, сердце...
– Я вызову «Скорую».
– Не надо, милая. На кухне лежит упаковка валидола, принеси одну таблеточку.
Катарина выскочила из комнаты. Только этого ей не хватало: если у старушки случится сердечный приступ, она себя никогда не простит. Ну, с какой стати она согласилась облачиться в послевоенные тряпки? Нужно было ответить решительным отказом, и сердце бы у бабы Мани не защемило. Так нет, Ката как обычно поддалась на уговоры, и результат налицо.
Отыскав упаковку таблеток, она вернулась в комнату. Мария Евгеньевна, прижимая руку к груди, тихо стонала.
– Может, я все-таки вызову врача, а?
– Давай валидол, врач не нужен.
Положив под язык таблетку, пенсионерка слабо улыбнулась:
– Напугала тебя бабка, да?
– Напугали, Мария Евгеньевна.
– Ничего, все пройдет. Ты не переживай, я скоро оклемаюсь, сейчас прилягу, а когда ты со своей встречи вернешься, я уже на ногах буду.
Катарина перевела взгляд на настенные часы и подпрыгнула на месте. Пятнадцать минут первого.
– Мамочки! Я опоздала!
– Так беги, чего со мной лясы точишь, – усмехнулась пенсионерка.
Покрывшись испариной, Катка метнулась в коридор. Схватила сумочку, ключи, проверила наличие конверта, щелкнула замком, а потом в замешательстве остановилась на пороге.
– Мария Евгеньевна, – крикнула она, – вам точно не нужен врач?
– Точно, милая, точно. Ступай с богом.
На улице Катарина одернула себя за излишнюю суету. А чего это она несется на встречу с Плешниковым, будто шестнадцатилетняя девица на первое свидание. Ну, подумаешь, немного опоздает – делов-то. В конце концов, она женщина, а женщинам простительно задерживаться. И потом, она не обязана представать пред взором Бориса ровно в час дня.
– Подождет, – прошептала Катарина, замедлив шаг.
Ката Копейкина всегда знала, что она не относится к разряду дурнушек. Она была симпатичной, привлекательной, частенько на нее обращали внимание незнакомые мужчины, но сегодня день был явно особенный. Каждый встречный мужчина буквально пожирал Копейкину глазами. Катарина ловила взгляды незнакомцев и млела от внимания к своей скромной персоне. Нет, определенно, сегодня ее день. Мужчины в возрасте, молодые парни и даже подслеповатый дедок при виде Каты на пару мгновений замирали как вкопанные. А она... Она шла вперед с гордо поднятой головой, ощущая себя центром Вселенной. А еще говорят, женщине для того, чтобы выглядеть привлекательной, необходим восьмичасовой сон. Да ничего подобного. Ночью Катка не выспалась, встала разбитая в отвратительном настроении, а каков результат. Эффект на противоположный пол она производит ошеломляющий.
Самооценка устремилась ввысь, Ката ликовала.
Как все-таки хорошо, когда ты привлекательна, размышляла Копейкина. Что ни говори, а избыток внимания со стороны окружающих вселяет в человека непоколебимую веру в себя.
До подземки Ката дотопала, купаясь в мужских взглядах, а спустившись вниз, стала замечать, что и дамы с неменьшим любопытством косятся в ее сторону.
В вагоне две хрупкие девицы при виде Катарины начали мерзко хихикать, а стоявший чуть поодаль рыжий парень прошептал что-то на ухо товарищу. О чем именно они шептались, Ката не слышала, до ее ушей долетели лишь два слова: «Чмо» и «Чучело».
Все понятно, парни ведут беседы явно не о ней. Может, о двух хихикающих девицах? Странно, почему эти особы никак не уймутся и с какой стати постоянно таращатся на Кату.
Отвернувшись, Катарина уперлась взглядом в средних лет шатенку. Шатенка сразу же отвела взгляд в сторону и сделала вид, что целиком и полностью поглощена изучением приклеенной на стене состава рекламы.
К центральному входу парка Катарина прибыла в начале второго. Сидевшего на скамейке Бориса она заметила сразу. Закинув ногу на ногу, Плешников вел непринужденную беседу с бритым широкоплечим мужиком в светло-синей джинсовой куртке. Крепыш заразительно расхохотался, тогда как лицо Бориса оставалось спокойным. Катарине даже показалось, что он чем-то опечален.
Пронзительный крик бойкого мальчугана заставил Кату вздрогнуть.
– Я не хочу домой, – голосил ребенок, таща мать за руку. – Давай еще погуляем в парке.
– Мы с тобой как договорились, гуляем до часа, а потом домой.
– Не хочу!
– Арсений, не заставляй меня краснеть, – повысила голос родительница.
– Ты всегда краснеешь, – не остался в долгу сынишка.
– Хорошо. – Женщина высвободила руку и заявила: – Оставайся в парке, я ухожу домой.
– Ну и иди.
– Если тебя украдут, потом не реви.
Мальчуган насупился, а мамаша, желая закрепить свои слова, ткнула пальцем в Катарину и выдала:
– Будешь устраивать истерики, я тебя тетке страшной отдам.
Паренек перевел глаза на Кату, и на его лице отразилась целая гамма чувств. Напрочь забыв, что еще секунду назад хотел остаться в парке в гордом одиночестве, мальчишка схватил мать за руку и спросил:
– А почему у этой тетеньки на плечах дохлая кошка висит?
– Потому что тетенька, как и твой дедушка, пьет не просыхая.
У Катарины даже не было времени, чтобы как следует оскорбиться. Упоминание о дохлой кошке заставило ее издать тихое «Ох» и покачнуться. Боже, она забыла переодеться. Забыла! Катастрофа! Ката уставилась на гольфы, потом вспомнила, что на голове парик и шляпка, а на плечах драная кошка, вернее драная чернобурка.
Кровь мгновенно прилила к вискам, стало трудно дышать. Пытаясь сглотнуть, Ката почувствовала легкое головокружение и подступившую тошноту. Взгляды! Она вспомнила взгляды прохожих. Теперь понятно, чем был вызван ажиотаж. Мужчины даже не помышляли о подобной красавице, они пребывали в шоковом состоянии при виде Копейкиной, а она, вообразив себе невесть что, пребывала в полной уверенности, что сегодня выглядит настоящей соблазнительницей.
Стыд, позор, ощущение жуткой неловкости вкупе со страхом навалились на Кату буквально за считаные секунды. Хотелось провалиться сквозь землю, превратиться в невидимку, раствориться, да что угодно, только бы не чувствовать себя всеобщим посмешищем. А ведь это еще полбеды, как ни крути, а ей предстоит возвращение домой. Только теперь ситуация немного изменилась. Ката уже знает, что думают о ней окружающие, она уже не сможет спокойно стоять в вагоне метро, изображая из себя эдакую женщину-вамп.