Ирина Лобусова - Без суда и следствия
— Вы узнаете почерк?
— Нет.
— А как насчет статьи о даче ложных свидетельских показаний?
— Это официальный допрос?
— Считайте, что так. Кому принадлежит почерк?
— Не знаю.
— Вы его несомненно узнали. Это почерк Каюнова. Есть заключение экспертизы. Вы уже поняли, что Каюнов виновен в этой смерти? Мы сделали ошибку, не арестовав его сразу. И вот в результате еще два трупа. Два детских трупа! Скоро будут известны результаты психиатрической экспертизы. Ваш муж давно был в связи с Димой Морозовым. Он чем-то запугал ребенка. Существуют показания матери Морозова о том, что ребенок жаловался на «плохого человека», который его преследовал. Преследовал в сексуальном плане. Мать не обратила внимания.
— Разве упоминалось имя Андрея?
— Косвенно. В конце концов мальчик начал угрожать, что расскажет всем правду. Для вашего мужа огласка была хуже смерти. Тут он и решил расправиться с Димой. Он назначил ему встречу утром 26 июля в своей галерее, расположенной за два дома от места убийства. Но в галерею мальчик не входил. Скорей всего убийца дожидался ребенка на улице и под каким-то предлогом сумел заманить в подвал. Свидетельские показания всех, кто находился в галерее в то утро, подтверждают: Каюнов вышел утром и вернулся только в половине двенадцатого.
— В котором часу вышел?
— Существует свидетельница, которая столкнулась в воротах дома по Красногвардейской, 15 с Каюновым в тот момент, когда Каюнов выходил оттуда. По ее словам, он был в невменяемом состоянии — именно поэтому свидетельница (пенсионерка, живущая в этом же доме) его запомнила. Итак, Каюнов заманил ребенка в подвал, изнасиловал (в который раз) и зверски убил. Убегая с места преступления, в спешке потерял свой блокнот. Скорей всего потерю он заметил только через некоторое время. Именно поэтому он решил вернуться на место преступления, но труп уже обнаружили, там была милиция и толпа. Тогда, надеясь смыть с себя подозрения, он инсценировал сцену опознания, сообщив, что беспокоился, почему мальчик опаздывает, и решил дождаться его на улице. Позже Каюнов изменил свои показания. В своих измененных показаниях он утверждал, что убийца позвонил ему в галерею и вызвал в подвал. Вернее, утверждает. Больше показания он пока не менял. Каюнов якобы пришел и увидел ребенка уже убитым, там потерял блокнот, но милицию вызвать не решился. Он утверждает, что вышел из галереи в 11.15 и отсутствовал ровно пятнадцать минут. Однако совладелец галереи, все утро находившийся в одной комнате с Каюновым, утверждает, что никакого звонка не было и Каюнов покинул галерею ровно в одиннадцать утра. В своих показаниях Каюнов утверждает, что, увидев милицию и толпу возле дома, он выскочил на улицу, чтобы опознать ребенка, но сообщить, что он уже был на месте убийства, не решился. Теперь вернемся к двум другим убийствам. Двое приятелей знали, с кем должен встретиться Дима. И знали зачем. Когда мальчик не вернулся, они пошли к убийце, чтобы все выяснить. Очевидно, они еще не знали, что Дима убит. Или знали, но это не играет большой роли. Может, они просто хотели его припугнуть. Убийца под каким-то предлогом повез их за город. Вернее, приказал им самим ехать за город и ждать его там. Он убивает их, так же расчленяет трупы и разбрасывает части тел в разных местах. Неподалеку от строений железнодорожной станции найдены орудия убийства. На них — отпечатки пальцев только вашего мужа. Каюнов утверждает, что орудия убийства в портфеле были каким-то образом подброшены ему в галерею утром 27 июля. Каюнов также утверждает, что, как и в первом случае, его вызвали на станцию Белозерскую по телефону. Он поедет, захватив с собой портфель с орудиями убийства (это топор и клещи), чтобы самостоятельно расквитаться с убийцей. Но, проблуждав в лесу и никого не встретив, он выбросит портфель в кусты и вернется в город. То есть, по его словам, второй раз убитых детей он не видел. Кассирша пригородной кассы запомнила Каюнова, когда он брал билет на электричку. По ее словам, детей с ним не было, он взял только один билет. Поэтому резонно утверждать, что с детьми он встретился уже на Белозерской. Теперь вы видите — нет ни малейших сомнений в том, что убийца — ваш муж. Поэтому, если больше вопросов ко мне нет — вы свободны.
— Есть! В котором часу был убит Дима Морозов?
— По времени все сходится.
— Я хотела бы знать…
— Это будет знать только адвокат. Вы сами понимаете, что следствие не может пока разглашать информацию, которой располагает.
— И время других убийств узнать тоже нельзя?
— Я уже ответил на ваш вопрос.
— Почему вы не спрашиваете меня, уезжал ли вечером на Белозерскую Андрей?
— Вы будете допрошены отдельно.
— Я могу увидеться с мужем?
— Нет. Идет следствие. Свидания запрещены.
Во время всей беседы следователь не проронил ни слова.
— Когда будет суд?
— Когда следствие закончится. Более точно я вам сказать не могу.
— Где содержится Андрей?
— В следственном изоляторе. Уезжать из города вам запрещено. Вас вызовут повесткой для дачи показаний.
Когда я вышла из кабинета прокурора, я почувствовала, как земля уходит из-под моих ног.
А в семь часов вечера я включила телевизор, чтобы посмотреть новости четвертого канала. Последним сообщением было:
— А теперь подробности о деле убитых детей.
Убийца арестован и содержится под стражей. Ведется следствие. По утверждению прокурора, ни малейших сомнений в вине подозреваемого нет. Невероятная сенсация: убийцей оказался известный художник Андрей Каюнов. Подробности — в завтрашних выпусках новостей.
Глава 7
26 июля… 26 июля — 26 февраля… Полтора года назад… Если вернуться в памяти хотя бы на полтора года…
— Наташа, выйди!
— Ты совершенно ненормальный! Мне через десять минут в эфир. Как я пойду с такой головой! Наташа, останься!
— Заткнись! Наташа, выйди, пожалуйста, на три минуты!
Мой стилист Наташа бросает на меня удивленный взгляд и выходит из комнаты. Димка подходит сзади и двумя ледяными руками сжимает мне шею.
— Значит, хитренькая, да? Самая умная? Ты, гадюка, подслушала мой разговор по телефону и все продала…
— Дима, ты что! Мне же больно!
— Больно? Сука! Это еще приятно по сравнению с тем, что я с тобой сделаю! Ты мужу продала идею?
— Я не понимаю, о чем ты!
— Отвратительная, лживая сука! Ты знала, что я хотел купить эту галерею на Красногвардейской — выкупить долю Виталика. И пока я копался во всех юридических проволочках, ты побежала докладывать супругу!
— Димочка, честное слово, я тут ни при чем, это случайность!
— Случайность? Ну да, как же! Я видел сегодняшнюю газету! Прекрати делать из меня идиота!
— Мне больно, прекрати!
— Да тебя убить мало! Я читал интервью твоего мужа!
Я пытаюсь встать, но Димка силой придавливает меня к креслу. Мое тело покрывается неприятной, липкой испариной. Стараясь, чтобы голос не дрожал, я говорю как можно спокойнее:
— В таком случае тебе повезло больше, чем мне, потому что я еще не видела этой газеты и не читала никаких интервью. Странно, ты же должен знать, что вся пресса — сборище лживых сволочей! Но как бы тони было, я тебе клянусь, что совершенно тут ни причем! Это покупка моего мужа, а не моя, ведь это он купил галерею на Красногвардейской. Я не подслушивала никаких разговоров и не собиралась перебегать тебе дорогу. Подобные вещи не в моем характере.
Хриплым от ненависти голосом Дима произносит:
— Мне следовало бы тебя задушить! Знаешь, почему я этого не сделаю? Потому что синие следы удушья будут слишком уродливо смотреться на твоей шее.
И выходит из гримерки, громко хлопая за собой дверью. Я вздыхаю глубоко, с невероятным облегчением. Нервное напряжение выматывает все силы. Прическа свисает липкими от пота прядями. Наташе придется начинать все сначала. Конечно, я была виновата и совершила подлый, бесчестный поступок. Но другого выхода у меня не было. Я должна была жить иначе. Карьера моя на телевидений только-только начиналась. Одна из газет в крохотной заметке назвала меня несравненной (это сделал Филипп Евгеньевич, чтобы услужить человеку, который устроил меня на четвертый канал, конечно же, за его деньги — в смысле оплаты за эту заметку). Но я очень хотела действительно стать такой.
Существовало много причин, по которым я не могла этого достичь. Андрей не вылезал из депрессий. Эти непрекращающиеся депрессии были обычным делом, как насморк или головная боль, вызванные тем, что Андрей все знал. Знал, что он — посредственный художник. Обладая прекрасной интуицией и нерушимой логикой, с самого начала Андрей понимал, что свалившийся подобно снегу на голову успех не что иное, как признание миром его посредственности, сладко окрашенной лжи, которая так нравится ограниченным людям. Андрей стал понимать, что означает полное отсутствие таланта, когда очень многое хочешь выразить, но не можешь, и впал в депрессию. И настал день, когда я тоже поняла, что Андрей — бездарность. Раз это было на самом деле, я начала понимать, что не может быть никакой уверенности в завтрашнем дне. Когда ажиотаж вокруг имени Каюнова спадет, люди перестанут покупать его картины. И придется нам обоим ходить по краю. Но я хотела иметь много денег, я всегда хотела много денег и уверенности в завтрашнем дне. Я чувствовала — необходимо что-то предпринять, только понятия не имела — что.
