Чингиз Абдуллаев - Фактор страха
— Постарела, — притворно вздохнула Мара.
— Ничего не постарела, — улыбнулся Фанилин, — совсем не изменилась. Ни капельки. Помнишь, как мы кувыркались в Риге? Нам потом сказали, что внизу свалилась люстра.
— Помню, — засмеялась она. — Было так весело!
— Ты когда освободишься? — спросил он. В это время на светофоре загорелся зеленый свет.
— Часа через три, — чуть дрогнувшим голосом ответила она, — а почему ты спрашиваешь?
— Может, сходим куда-нибудь, поужинаем.
— У меня вечером важное свидание, — как-то неуверенно сказала она.
Это не ускользнуло от Фанилина, опытного сердцееда.
— Жаль, — вздохнул он, — такая неожиданная встреча. Может, не пойдешь в свой салон?
— Не могу. Уже опаздываю, — почти жалобно произнесла она, надеясь, что он будет настаивать.
— Жаль, — повторил он, подъезжая к салону, — всего тебе хорошего, Мара.
Она была немного удивлена и даже расстроена, что он так легко согласился с ее доводами, отпуская ее. С другой стороны, наверно, так было лучше для всех. Если они появятся где-нибудь вместе, Чиряеву наверняка доложат даже в тюрьму.
— До свидания, — печально сказала она, уже пытаясь выйти из салона автомобиля.
Он нежно погладил ее пальцы, потом с улыбкой поцеловал руку. Сердце забилось сильнее. Уже опасаясь себя, она буквально выдернула руку и, хлопнув дверцей чуть сильнее, чем требовалось, крикнула на ходу:
— До свидания.
Машина не отъехала, когда она подошла к салону. Табличка на дверях «закрыто» ее удивила. Она подергала дверь. Появилась знакомая массажистка.
— Не работаем, — крикнула она Маре, — ревизия началась.
— Я записана, — сказала Мара.
— Понимаю, но у нас закрыто.
Мара оглянулась. «Мерседес» все еще стоял на месте. Может, это судьба? Она пошла к машине. Он смотрел, как она приближалась. Открыла дверцу, наклонилась к нему:
— Салон не работает, в моем распоряжении три часа. В какой ресторан поедем?
— Садись, — улыбнулся Фанилин, — это мы с тобой по дороге решим. Водителю скажу, чтобы пригнал машину прямо к ресторану. Договорились?
Ей нравился этот мужчина, и его запах, и его чарующая улыбка, и его роскошная машина. Мысль о Чиряеве заставила ее поморщиться. Ну что особенного, если она пообедает со своим знакомым?
— Согласна, — ответила она, — делай как знаешь.
Москва. 10 мая
Дронго отправился в Онкологический центр, где на следующий день должны были прооперировать Эдгара Вейдеманиса, отставного подполковника Первого главного управления КГБ СССР, отправленного на поиски Труфилова. Вейдеманис, по существу, оказался заложником тех, кто не желал возвращения Труфилова в Москву. За подполковником следовала целая группа профессиональных убийц, охотившихся за Труфиловым. Но благодаря Дронго одних убийц арестовали, другие погибли, Труфилова доставили в Москву, а Вейдеманис попал в больницу.
Ни для кого не было секретом, что Вейдеманис тяжело болен. Именно поэтому он и согласился сыграть роль идеальной мишени, когда отправлялся на поиски Труфилова, зная заранее, что его уберут, как только поиски увенчаются успехом. По заключению врачей, левое легкое фактически уже отказало, и только срочная операция могла дать призрачные шансы на жизнь. Операция была назначена на одиннадцатое мая. Десятого в пять часов вечера Дронго поехал на Каширское шоссе в дом страданий и боли, именуемый Онкологическим центром.
Само общение с больными и врачами повергало каждого, попавшего сюда, в шок. Вся атмосфера этого заведения была пропитана отчаянием и страхом. Согласно статистике, не все умирали от рака, некоторые выживали, и число умерших от сердечно-сосудистых заболеваний значительно превышало число погибающих от злокачественных опухолей. Но сама эта болезнь таила в себе нечто зловещее, непонятное, загадочное, пугала своей непредсказуемостью и обреченностью.
Вейдеманис лежал в отдельной палате. По настоянию Романенко у палаты постоянно дежурил сотрудник милиции. Больного уже готовили к операции, и после пяти часов вечера все посещения были отменены. Когда Дронго приехал, дежуривший сотрудник милиции сообщил, что у Вейдеманиса посетители. Пожилая женщина с девушкой. Это были мать и дочь больного. Они приехали сегодня из Витебска, где скрывались целый месяц. Приехали, чтобы увидеть родного человека, возможно, в последний раз.
Вейдеманис улыбнулся. Глаза матери были полны боли, и Дронго, не в силах смотреть на нее, отвернулся. Мать, стоящая у постели умирающего сына. Что может быть страшнее? У девушки взгляд был строгий, настороженный и немного испуганный. Совсем еще юная, она многое пережила. Девушку похитили месяц назад, пытаясь шантажировать ее отца, и только Дронго удалось найти выход из этой запутанной ситуации.
Несмотря на свои шестнадцать лет, она была уже вполне сформировавшейся девушкой. Высокая, с овальным лицом и прозрачной кожей, красивыми большими глазами и тем скорбным взрослым взглядом, какой бывает у ребенка, выросшего без матери. Илзе, так звали девушку, дружески кивнула Дронго. Она знала, что он спас и ее, и отца. Вейдеманис не хотел тратить последние деньги на лечение, но Дронго настоял на операции и оплатил ее.
— Спасибо, что пришел, — сказал Эдгар, с трудом протянув Дронго руку, которую тот осторожно пожал.
Дронго пододвинул к кровати стул и сел, улыбаясь, всем своим видом демонстрируя оптимизм, чтобы хоть немного приободрить мать и дочь.
— Завтра операция, — выдохнул Эдгар.
— Не надо об этом, — попросил Дронго, — лежи спокойно. Иначе твоя мама выгонит меня и будет права.
— Вас не выгоню, — сказала женщина. Она говорила по-русски с едва уловимым акцентом в отличие от Илзе, которая училась в русской школе.
— Надеюсь, — улыбнулся Дронго, — мы еще погуляем на свадьбе Илзе.
— Непременно, — тихо сказал Вейдеманис, — они знают, что ты для нас сделал.
— Ничего особенного, — возразил Дронго, — только приехал вместе с тобой в Москву и уговорил согласиться на операцию. Вот и все. Остальное сделал ты сам.
— Они знают, что ты сделал, — с трудом повторил он, — знают, что ты спас Илзе, что помог мне… — он закашлялся. Дронго покачал головой. «Он совсем слаб, а я его утомляю», — подумал Дронго. Пора уходить.
— Мама, вы можете оставить нас одних? На минутку, — неожиданно попросил Эдгар.
— Разумеется. — Бросив взгляд на сына, мать взяла за руку внучку, и они вышли из палаты. Вейдеманис взглянул на Дронго.
— Спасибо тебе, — произнес он, закрыв глаза, — ты подарил нашей семье надежду.
— Друг мой, — с заметным волнением ответил Дронго, — мы с тобой больше чем братья. У нас столько общего. Мы потеряли страну, в которую верили, которую полюбили. Потеряли друзей, которые нас предали. Потеряли любимых женщин. Мы с тобой одинаковые, Эдгар. Может, тебе повезло больше. Ты заболел, и твоя боль выплеснулась наружу. А моя сидит где-то глубоко внутри. Для своих стран мы почти предатели, для России всего лишь представители этих стран, непонятно зачем очутившиеся в Москве. Мы повсюду чужие, Эдгар, и нашей Атлантиды давно не существует. Мы последние из атлантов и должны помогать друг другу.
— Ты не умеешь утешать, — усмехнулся Вейдеманис, открыв глаза.
— Не умею, — кивнул Дронго, — знаю, ты неверующий. Но если Бог все-таки существует, надеюсь, завтра он спасет тебя. В награду за все твои мучения. За все страдания, Эдгар. Уверен, существует некая мировая гармония. И когда зло достигает предела, приходит добро. Иначе мир перевернулся бы.
— Спасибо тебе за Илзе, и вот о чем хочу тебя попросить… Если со мной что-нибудь случится, не оставляй их. Они совсем одни. В Риге живет моя сестра. Если они захотят туда перебраться, помоги им. У нас сейчас две квартиры в Москве, одну я недавно купил на последние деньги, там пока даже мебели нет. За две квартиры можно получить солидную сумму… Помоги им.
— Обещаю. — У Дронго задрожали губы, и он отвернулся.
— Спасибо. Ты удивительный человек, Дронго, никогда в жизни не встречал такого, и не потому, что ты мыслишь как хороший компьютер. В тебе есть качества, которые я всегда ценил в людях. Цельность, вера в себя, вера в свои идеалы. Ты один из немногих, кто не оплевывает свое прошлое… Может быть, поэтому…
— Тебе нельзя много разговаривать, — сказал Дронго.
— Можно, мне сейчас все можно, — махнул рукой Вейдеманис, — если завтра все пройдет хорошо, я буду жить. Если нет, значит, так мне суждено.
— Я позабочусь о твоих близких, — пообещал Дронго, — можешь не беспокоиться. Все будет хорошо.
— И еще, — выдохнул Вейдеманис, — насчет Кочиевского. Он очень сложный человек. Мстительный, злопамятный. Он может им навредить.
— Уже не может, — сказал Дронго, — когда мы привезли Труфилова в Москву, а тебя положили в больницу, он покончил с собой. Сгорел на собственной даче. Три недели назад состоялись похороны.
