Лилиан Браун - Кот, который смотрел на звезды
Неопытная овчарка совершила фатальную ошибку. Её отец, старина Джордж, был мудрым ветераном овцеводства, а молодой пёс проявлял чересчур много прыти и слишком мало ума. Его Делом было гонять овец, и он гонял их. Как-то тёмной ночью фермера встревожило звяканье колокольчиков на шеях бегущих овец. Он кликнул собак, но отозвался только Джордж.
С криком «ови! ови! ови!» человек побежал к холму. Овец нигде не было видно, а молодой пёс стоял на краю мелового утёса и смотрел вниз. Он гнал стадо до тех пор, пока овцы не прорвались сквозь живую изгородь и проволочный забор и не рухнули с утеса вниз. Погибло двести маток и двести ягнят, которых они должны были родить. Фермер был разорён, несчастного пса пристрелили.
Квиллер захлопнул книгу. Он читал с чувством, и слушатели ощущали в его голосе напряжение. Хоть в книге описывалась ферма девятнадцатого века в вымышленном графстве Уэссекс, всё это живо напоминало Мускаунти, где многие семьи разводят овец. На веранде воцарилась гнетущая тишина — и тут зазвонил телефон.
— Извини, пожалуйста, — проговорил Квиллер, снимая Юм-Юм с колен.
Звонила Сара Пленсдорф, ответственный секретарь редакции «Всякой всячины».
— Прости, Квилл, что беспокою на отдыхе, но меня просила сообщить твой номер телефона одна женщина, которая показалась мне очень молодой и невероятно робкой. Я посоветовала ей написать тебе письмо, но она заявила, что у неё для тебя срочное сообщение. Я взяла её номер телефона и пообещала с тобой связаться. Она звонила из Фишпорта.
— Давай номер, я позвоню, — сказал Квиллер. — Ты совершенно верно поступила, Сара.
— Спроси Дженелл.
Квиллер набрал номер, и ему неторопливо ответил негромкий голос:
— Пансион «Тихая пристань».
Секунду он вспоминал. Дом для вдов рыбаков? Потом проговорил:
— У вас есть женщина, которую зовут Дженелл?
— Это я… Дженелл, — произнесла она нерешительно. — А вы… мистер Квиллер?
— Да. Вы звонили в редакцию? — Её медленная речь заставляла его говорить отрывисто. — У вас срочное сообщение?
— От одной из наших пансионерок… вдовы Праймеса Хоули. Она приготовила вам… очень симпатичный подарок.
Квиллер фыркнул в усы. Должно быть, свекровь Дорис Хоули. Она что-то вышила для него… вероятно, «Дом полная чаша» в венке из роз. Квиллер посмотрел на Коко, который сидел у самого его локтя и слушал.
— Очень мило с её стороны, — произнёс он.
— Вас не очень затруднит… приехать к нам? Ей девяносто лет. Она будет… с нетерпением ждать вас.
Коко уставился на лоб хозяина, и Квиллер услышал свой голос:
— Ничуть не затруднит. Я испытываю огромное уважение к рыбакам. Этой весной я написал в газету статью о молитвах за ушедших в море.
— Я знаю! Она висит у нас в гостиной… в красивой рамке!
— Как-нибудь на следующей неделе я заеду.
— А вы не могли бы… сделать это раньше? — спросила Дженелл застенчиво, но настойчиво.
— Ну хорошо, в понедельник во второй половине дня.
Наступило молчание.
— А раньше?
— Ладно! — произнёс Квиллер с раздражением. — Завтра после полудня.
Опять пауза.
— Вы не могли бы сказать точнее? Ей нужно… днём поспать.
Пообещав приехать в два часа, Квиллер повесил трубку и с удивлением увидел, что Коко кругами носится по комнате.
— Если бы ты умел водить машину, — сказал он коту, — я бы отправил за подарком тебя!
Когда Квиллер вошёл в ресторан «У Оуэна», первое, что он заметил в маленьком фойе, была зажженная люстра из сверкающего резного хрусталя. Он поискал глазами карточку с надписью: «Любезность Арнольда», но ничего подобного не нашёл. В остальном интерьер был выдержан в белых тонах, с пятнами розового и жёлтого, повсюду — комнатные растения в горшках и подвесных кашпо. С первого же взгляда он сообразил, что их привезли из оранжереи в Локмастере, заведения, которое давало напрокат искусственные цветы для любых случаев. В целом все выглядело неплохо: большие створчатые окна были открыты, а белые присборенные гардины, висевшие по краям, придавали помещению весёлый вид.
Половина столиков была занята, и в зале стоял возбуждённый гул: здесь сидели те, кто собирался пойти на первое представление открывающегося театра. Для жителей прибрежного городка одеты все были очень прилично, и Квиллер порадовался, что на нём полосатый костюм из индийской льняной ткани. Пока он ожидал в фойе, несколько голов повернулось в его сторону и несколько рук замахало, приветствуя его.
Загорелый Оуэн Боуэн вышел вперёд и так нахмурился, что на гладком лбу собрались морщины.
— Столик заказан?
— Увы, нет.
Хозяин окинул взглядом зал.
— Сколько человек?
— Один.
Это потребовало ещё раз оценить ситуацию.
— Курящий или нет?
— Нет.
После мучительного размышления Боуэн отвёл Квиллера к маленькому столику и спросил:
— Что-нибудь из бара?
— Только воду «Скуунк» с лимоном.
— Что это такое?
Квиллер объяснил, что это минеральная вода из природного источника в Скуунк-Корнерз, но добавил, что обойдётся и содовой.
По стандартам Мускаунти меню было довольно необычным: телячье филе с баклажанами, шпинат и жареный перец в томатном соусе — всё в таком духе. Квиллер довольствовался бараниной на косточке, osso bucco, с сыром феттучино и базиликом. На первое предлагалось пюре из цветной капусты с сыром горгонзола, подававшееся в глубокой тарелке с тремя уложенными треугольником стрелками зелёного лука.
Пока ловкие официанты принимали заказы и разносили тарелки, хозяин рассаживал гостей и подавал напитки, причём вид у него был на удивление негостеприимный. Решётка в задней части зала отделяла бар, кассовый аппарат и окно в кухню, в котором Квиллер заметил молодую женщину в высоком поварском колпаке. Лицо у неё было сосредоточенное и очень бледное.
Обедающие, озабоченные проблемами парковки, начали покидать ресторан в четверть восьмого. Когда Квиллер приехал на ферму Боттса, насколько хватало глаз, по обе стороны шоссе выстроились машины, а вновь прибывающих направляли на отведённые для стоянки участки пастбища. У Квиллера была пресс-карточка, обеспечившая ему место позади молочного сарая.
Зрители собирались на дворе перед сараем и не спешили заходить внутрь. Вечер стоял прекрасный, у всех было праздничное настроение. Райкеры уже приехали.
— Как «У Оуэна»? — поинтересовались они.
Квиллер с удовольствием доложил, что еда была превосходной.
— Повариха — новатор, но в меру. Хозяин — мороженая рыба. Если мороженая рыба вам не по душе, приезжайте к ланчу, когда на работе Дерек. — Потом, отвернувшись от Арчи, спросил у Милдред: — Твой чувствительный муж пришёл в себя после унижения публичным вязанием?
— Ты ошибаешься, Квилл. Арчи купается в лучах славы. Он даже получил письмо от какого-то фана, механика из Чипмунка.
— Надеюсь, что пьеса будет интереснее, чем болтовня перед её началом, — заявил Арчи. — Пошли внутрь.
— Занавес поднимается! — крикнул билетер толпе, слонявшейся по двору.
Занавеса в театре не было, как не было и спинок у сидений. Ряды скамеек с местами для зрителей занимали один конец сарая, а приподнятая над землёй сцена — другой. Несмотря на то что оформление было очень скупым, публика могла представить себе фешенебельный загородный дом с пристроенной справа террасой.
Свет притушили, навязчивую электронную музыку выключили — и пьеса началась: её персонажи упрямо утверждали, что НЛО не более как плод человеческого воображения. Тем временем космический корабль приземляется в розарий (за сценой), заливая всё потоками зелёного света (на сцене). Входит пришелец из космоса, почти семи футов роста. Публика взревела, узнав своего любимого актёра. На нём была военная форма времён Гражданской войны, физиономию обрамляли пышные бакенбарды, — как следовало из его объяснений землянам, он просчитался и приземлился не в том столетии. Для Дерека роль была очень ответственная, он почти не сходил со сцены.
Во время антракта, когда публика на несколько минут покинула жесткие скамейки, Квиллер прислушался к комментариям окружающих.
Элизабет Харт: Правда, он очень талантлив? Как замечательно он играет!
Лайл Комптон: Неужели этот парень никогда не перестанет расти?
Арчи Райкер: Пьеса отводит НЛО подобающее им место — страничку юмора в газете.
Джуниор Гудвинтер: Я слышал, что билеты проданы на три уик-энда вперёд.
Дерек в спектакле явно первенствовал. Все его поклонники были здесь и с восторгом принимали каждую его фразу. Когда закончился последний акт и деревянные стены старого сарая перестали дрожать от громовых аплодисментов, на двор высыпала толпа довольных зрителей.
