Аркадий Вайнер - Объезжайте на дорогах сбитых кошек и собак
Все весело прихохатывали. И Винокуров улыбался.
Завернувшись в простыню, я лежал на суфэ, наслаждался блаженным ровным теплом и в полудреме наблюдал за ними, полностью увлеченными процессом оздоровления Эдуарда Николаевича. Когда Винокуров встал с лежанки и, сопровождаемый свитой, направился в парилку, я счел необходимым поприсутствовать при этом процессе воскрешения силы, здоровья и молодости и тоже пронырнул в раскаленное пекло. Укладывая Винокурова на полку, массажист пояснял, доставая из ведра веники:
— Париться надлежит тремя вениками — дубовым, березовым и липовым. Дубовый дает крепость коже, березовый — мягкость мышцам, липовый — гибкость сосудам…
Как настоящий специалист, приглашенный для уникальной операции, он небрежно кинул через плечо кому-то из ассистентов:
— Поддавайте ковшиком помаленьку… Сначала мяту. Потом эвкалипт… Пиво в конце…
На раскаленные камни шлепнулась первая порция воды из медного мерного ковша, свистнул, зашипел пар, и массажист крикнул:
— Давай, давай, часто и по чуть-чуть…
Каменка запыхала, как отправляющийся в рейс паровоз, а в парной начал разливаться студеный чистый запах мяты, в нестерпимом жаре стало легко и свежо дышать.
— И-и-и-ах! — выдохнул массажист и быстро-быстро провел несколько раз двумя вениками над поверженным ниц Винокуровым. Горящий смерч промчался по парной, ударилнам в лица, разжал бревенчатые стены, свернулся в палящую плеть, и стон острого наслаждения исторгся, как песня!
И загуляли по красному распаренному телу веники, забились, зашлепали в непостижимо быстром и четко размеренном ритме.
— Тах! Та-та-та! Тах! Тах! Та-та-та! Тах! Тра-та-та-та-та! Тах! Тах!..
Я и не заметил, как исчез, выветрился запах мяты и парную залил невыразимо прекрасный аромат свежего хлеба — это брызнули на каменку разбавленным пивом и хмель и солод забушевали в нас своим волшебным дразнящим благоуханием.
— Та-та-та! Тах! Тах! Тра-та-та-та-та!..
Белокурый массажист с лицом сосредоточенным и бессмысленным, как у царского рынды, закончил процедуру на каком-то невероятном фортиссимо, и руки его бессильно опали вдоль мускулистого гибкого тела. Маэстро с блеском завершил сольное выступление, это был настоящий виртуоз разминания утомленных человеческих членов. Я смотрел на него с искренним восхищением: любое яркое профессиональное мастерство вызывает у меня почтение, как у всякого ротозея, чье жизненное призвание — учиться.
Хорошо, что в мире живут люди, которые умеют учить.
Винокуров перевалился в сладкой истоме на правый бок, его туловище было цвета омара. Вообще-то я омара не только не ел, но и не видел, но, судя по книгам, у этого деликатесного океанского таракана на столе должен был быть такой вот изысканно дорогой пурпурный цвет. А в том, что сам Эдуард Николаевич — деликатесно-барственный, я уже нисколько не сомневался. Его можно было показывать за деньги — прекрасный символ преуспеяния и власти над людскими душами.
Он оперся щекой на ладонь, и в этой мускулисто расслабленной позе нежащегося в термах проконсула была приветливая снисходительность к нам — второстепенным зевакам с нижних полок. Обвел взглядом парную, задержался на мне взглядом на миг и сказал вдруг с радушной улыбкой:
— Борис Васильевич, что же вы сюда наверх не поднимаетесь?..
Признаюсь, я сначала оторопел. То, что я легко опознал в бане Винокурова, было довольно естественным — я вдоволь налюбовался фотографиями в кабинете. Но я-то никогда не фотографировался в обществе эстрадных звезд и хоккейных чемпионов! И не очень припоминалось, чтобы мы когда-либо раньше встречались…
Винокуров широко улыбнулся.
— Да не удивляйтесь, Борис Васильевич, мы с вами, к сожалению, раньше действительно не были знакомы. Но мы живем в маленьком городке, а здесь человек спит — молва бежит…
— Ну, не такой уж маленький у нас городок… — заметил я выжидательно.
— А вот в этом вы меня не убедите! — махнул рукой Винокуров и снова лучезарно засмеялся. — Населенный пункт, где меньше миллиона едоков, — не город, а кирпичная деревня…
— У вас непривычная для меня статистика, — сказал я и, завернувшись в раскаленную простыню, сел на ступеньку выше.
— Это естественно, — пожал плечами Винокуров. — У каждого человека, занятого большим делом, свои мерки. Только у лентяев, дураков и демагогов в работе универсальные стандарты, потому что или дела не знают, или знать не хотят…
— Больно круто прихватываете, — решился я возразить. — Мне кажется, что такие стандарты, как трудолюбие, честность, талант, пока еще в любом деле никому не помешали…
Винокуров быстро окунул голову в шайку с ледяной водой и мятой, громко, совкусом фыркнул, решительно оборвал:
— Это разговор для бедных, это лозунги. Большое дело требует от человека абсолютного знания предмета, решительности разведчика, скрупулезности часовщика и вдохновенной самоотдачи коллекционера. Вот эталонный набор деловых качеств крупного руководителя…
— Понятно, — кивнул я, вытер струями бегущий по лицу пот и подумал, что на скрижалях этого ресторанного пророка охотно расписался бы прокурор Шатохин.
Лично у меня были еще кое-какие соображения насчет свойств и качеств руководителя, но мне выступать с ними было бы довольно странно, ибо во всей обозримой перспективе никто не собирался делать меня даже маленьким начальником. Мое жизненное амплуа — добросовестный исполнитель. Можно утешить себя соображением, что это тоже важная человеческая функция, что без таких людей все эталонные руководители повисают над землей в некотором отрыве от реальной жизни. Но это утешение выглядит не очень-то убедительно, ибо о нем знаю только я. Приди мне в голову нелепая мысль поделиться подобной идеей с Шатохиным, надумай я сказать ему, что без меня он как без рук и висит, бедняга, между небом и землей руководящей жертвой левитации, Шатохин живот бы надорвал от хохота.
— А у вас, Эдуард Николаевич, большое дело? — спросил я простовато.
— У меня? — коротко задумался он, сбросил ловким прыжком с полки свое тренированное тело. — К сожалению, пока среднее…
И обезоруживающе искренне засмеялся.
— Бодливой корове бог рогов не дает… Пока не дает… В том смысле, что не подросли пока рожки мои… В масштабах города, конечно, наше предприятие одно из ведущих… Но меня провинциальные масштабы не устраивают… Соревноваться не с кем, а мне простор, возможности нужны…
— А чего бы вы хотели?
Винокуров взял меня под руку.
— Прошу на свежий воздух, вам с непривычки долго в парной сидеть нельзя… Вон кожа пошла мраморными разводами… Это дело тренировки требует. Сейчас в бассейн, делаем кýпцы-кýпцы, и передышка… Плавный отдых с прохладительными напитками…
Мы нырнули с бортика в круглый зеленоводый бассейн, и острое ощущение физического счастья в каждой клеточке возвестило мне о том, какое удивительное благо — ненормированный рабочий день, позволяющий эталонному работнику с решительностью разведчика и вдохновенной самоотдачей коллекционера средь бела дня нырнуть из раскаленно-сладкого ада парилки в райские прохладные струи.
Вылезли из воды, и Винокуров сказал:
— Вы уж мне разрешите, Борис Васильевич, быть вашим проводником на этих девяти кругах блаженства… Сейчас кратковременный отдых…
Кто-то из его «шестерок» распахнул дверь, и мы оказались в помещении, похожем на декорацию оперетты из средневековой жизни: гранитный камин с жарящимся бараном, высокие резные стулья, дубовые панели стен и стол.
Стол! Он показался мне размером с теннисный корт, но вместо бессмысленных линеек поля был он разделен ровными шпалерами бутылок, блюд и приборов. Я такой стол видел только на цветной фотографии в старой книге о вкусной и здоровой пище. Пунцовые мячи помидоров, пупырчатая изумрудность огурцов, лохматая мятая зелень кресс-салата, фиолетовый мрак рейхана, алые и шафранные конусы перцев, вазы пряных корейских солений, хохочущий золотисто-розовый поросенок, треугольные пирожки самсы, дымящееся блюдо телятины, осетрина под орехами и гранатовыми зернами, поднявшие от восторга лапки коричневатые копченые куры, холодный нарез мяса всех видов…
Лысоватый розовый человек с приятной улыбкой, будто сам соскочивший со стола, ринулся навстречу и взволнованно-радостно доложил:
— Эдуард Николаич, для вас и вашего гостя стол накрыт…
Винокуров коротко зыркнул на него, будто из дробовика пальнул, а я невинно спросил:
— Так вы, выходит, ждали меня к обеду?
— Радушный хозяин дорогого гостя всегда ждет к ободу, — любезно сообщил Винокуров и добавил: — Вы, Борис Васильевич, забываете о моей профессии — яприрожденный, потомственный ресторатор. В ресторане «Зáмок» мой отец был шеф-поваром, дедушка — буфетчиком, а прадед — половым. Мы все, из поколения в поколение, работаем в ресторане. Мы любим профессию и знаем в ней толк. И настоящий ресторатор всегда смотрит на человека, как на своего будущего гостя…
