Саманта Хайес - Пока ты моя
– Про какую еще беременную женщину? – отзываюсь я, намеренно вызывая у Марка чувство неловкости. Я легонько улыбаюсь, давая ему понять, что шучу и конечно же слышала об этом.
– Это просто ужасно. Как у кого-то рука поднялась… – Марк запинается, не зная, стоит ли заходить так далеко. Неужели он думает, что я расстроюсь или сорвусь на истерику, если мы станем говорить об этом?
– Ты о той истории с убийством беременной женщины? – Диана, навострив уши, заходит к нам с кухни, неся поднос с кружками кофе. – Я не могла в это поверить! И представляете, что выяснилось? Моя мама хорошо знает мать погибшей женщины. Много лет назад они вместе учились в школе и теперь поддерживают связь. Когда фотографию убитой показывали по телевизору, на заднем плане появилась ее мама, и моя мама узнала ее. А когда назвали фамилию, сомнений уже не осталось. Фрайт не так и распространена, верно?
Диана передает нам кружки, на моей написано: «Дайте мне соленый огурчик, СЕЙЧАС!» Никто из нас на самом деле не знает, что сказать об убийстве. Работая в этом отделе, мы и так видим достаточно трагедий, чтобы добавлять к ним еще одну.
– Вы не должны молчать об этом ради меня, – уверяю я коллег. – Слышать это для меня не более ужасно, чем для вас. Тот факт, что я беременна, не означает, что в моем обществе нужно лакировать действительность.
Я пожимаю плечами и стараюсь не думать о том, через какие муки пришлось пройти той бедной женщине перед смертью. Две жизни пропали ни за грош.
– А полиция уже арестовала кого-нибудь? – спрашивает Марк, прихлебывая кофе, и снова утыкается в свой компьютер.
– Я так не думаю, – отзывается Диана. Она убирает за ухо прядь волос, хрустит печеньем и поворачивается к своему столу. – Позже моя мама собирается заехать к матери погибшей. Посмотреть, чем может помочь.
И Диана принимается стучать по клавиатуре.
Раздается первый на сегодня телефонный звонок. Местный врач беспокоится о юной пациентке. Речь идет о девочке-подростке, переживающей кризис, и мне предстоит разобраться с ее состоянием.Кристина Лоу не сильно изменилась за эти годы. Несмотря на постоянные беременности, множество одержимых злоупотреблениями партнеров, потерю всех детей, отобранных органами опеки, и пристрастие к дурманящим сознание средствам, которое впечатлило бы даже самых тяжелых наркоманов, сейчас это тихая, почти благовоспитанная женщина, покорившаяся своей тяжкой доле.
– Войдите, – бросает Кристина.
Когда она говорит, между ее губами покачивается сигарета. В доме беспечной мамаши пахнет не настолько плохо, как обычно, да и выглядит жилище так, словно она даже попыталась здесь убраться. Две немецкие овчарки развалились перед газовой плитой. Около них на полу в основательно потрепанной переносной детской кроватке лежит младенец. Кристина уже не поднимает шума по поводу нашего прихода.
– Кто у нас тут? – спрашиваю я.
– Натан, – безропотно отвечает Кристина. – Есть ли хоть малейший шанс, что его бабушка успеет увидеть ребенка перед тем, как вы его отберете? Она в больнице.
Одна из собак лениво пододвигается, чтобы обнюхать лицо ребенка, и Кристина отдергивает ее за ошейник. Я чувствую, что в этом жесте больше материнского по отношению к собаке, и сомневаюсь, что Кристина вмешалась бы, если бы нас здесь не было.
– Это зависит… – тянет Марк. И бросает взгляд на меня.
– От чего? – тут же хватается за его слова Кристина. Она никогда не ладила с мужчинами из отдела опеки.
– От того, сумеете ли вы придерживаться плана заботы о ребенке, который мы составили, – отвечает Марк, делая какие-то пометки.
– Сколько ваша мать пробудет в больнице? – спрашиваю я, пытаясь разбудить ребенка. Мне не нравится то, что я вижу. Я хочу забрать малыша отсюда.
Кристина кладет руку на лоб, она явно колеблется. У нее очень бледное лицо.
– Сядьте, – предлагаю я ей.
Кристина опускается на диван, и собака кладет голову ей на колени. Если бы только все определялось отношением к собакам…
– Вы сегодня ели? – интересуюсь я.
Кристина качает головой.
– Где ваш сожитель?
Задав вопрос, я тут же вспоминаю: Марк говорил мне о том, что тот снова попал в тюрьму. Это просто чудо, что Кристине вообще удается беременеть.
– В тюряге, – подтверждает она.
– А Натана кормят надлежащим образом?
С момента нашего прихода малыш не издал ни звука и не пошевельнулся. Я знаю, что патронажная сестра будет приходить каждый день, но до тех пор, пока необходимые документы не будут подготовлены, руки у нас связаны.
– Ага, – отвечает Кристина.
Я вижу, что она напряженно размышляет, пытаясь вспомнить. Приобретение материнских навыков дается ей с трудом. В глубине души гадаю, известно ли Кристине, что это ненормально, когда у тебя отбирают ребенка, едва он родился. Она пристально смотрит на своего сына.
– Ему нравится молоко, – сообщает Кристина таким тоном, будто совершила открытие мирового масштаба.
– И когда же он последний раз его употреблял? – любопытствую я.
Марк поглаживает ребенка по голове, пытаясь его разбудить. Малыш начинает медленно шевелиться.
– Выключите плиту, – требую я, вдруг замечая, как душно в комнате. Здесь просто дышать нечем.
– Он поел немного ночью, – отвечает Кристина, явно довольная собой.
Она слишком тощая для женщины, которая недавно произвела на свет ребенка. А вот я за время беременности набрала лишний вес.
– У вас тоже будет ребенок, – лучезарно улыбается Кристина.
Она поднимается с дивана и идет ко мне, вытянув руки. Потом кладет ладони мне на живот. Я так потрясена этим, что не могу двинуться с места.
– Это мальчик, – сияет она.
«Ошибаетесь», – думаю я, уже зная, что у меня будет девочка. Наклонившись, я шепчу Марку на ухо:
– Нужно быстрее его забрать.
Коллега кивает. Если Кристина не даст согласия, нам придется получать неотложное судебное предписание.
– Вы бы хотели отдохнуть от забот о малыше Натане? – интересуюсь я. Даже при том, что больше всего на свете я хочу забрать малютку, отвезти его домой, кормить, купать и обнимать его, все должно быть сделано, как полагается. Необходимо подписать соответствующие бумаги, и я понимаю, что Кристина может передумать в любой момент.
В конце концов она кивает мне, и я возношу про себя благодарственную молитву, после чего все мы отправляемся в офис. По дороге я звоню сотрудникам, предупреждая о нашем скором появлении. У меня уже есть на примете хороший детский дом.8
– Ну что, я пошла, – бросила Лоррейн, заглянув в кабинет Адама по дороге к двери.
Муж поднял голову и рассеянно взглянул на нее.
– Чтобы допросить родителей Салли-Энн, помнишь?
Она закатила глаза. Адам безразлично махнул ей вслед. Он был чем-то очень занят.
Лоррейн решила взять с собой констебля Патрика Эйнсли, своего любимчика среди новых сотрудников, влившихся в ряды уголовной полиции. В промежутке между хлопотами врача, забежавшего, чтобы дать еще больше успокоительных матери погибшей, и визитом довольно чувствительного сотрудника полиции по связям с семьями детективам удалось заставить миссис Фрайт произнести несколько связных предложений. Интуитивно Лоррейн ощущала, что обычно женщины открывают душу не сразу, а постепенно и мучительно. И все же она рассчитывала на то, что помощь следствию окажет именно мать Салли-Энн, а не строгий, немного замкнутый отец, державший в себе переживания по поводу смерти единственной дочери.
– Просто не могу в это поверить, – снова и снова бормотала миссис Фрайт. Ее еле слышный голос дрожал. – Ущипните меня, ущипните ради Всевышнего на Небесах! Заставьте меня очнуться от этого кошмара!
Она раскачивалась на месте, сжимая пачку бумажных носовых платков.
– Я так сожалею о вашей потере, миссис Фрайт! Уму непостижимо, как кто-то мог совершить нечто подобное! Не сомневайтесь, мы делаем все, что в наших силах, чтобы найти виновного, кем бы он ни был.
«Виновного», – мрачно повторила про себя Лоррейн. У сотворившего такое нет в душе ни капли вины. Инспектор выразилась так только для того, чтобы не произносить слова «убийца».
– Не могли бы вы вспомнить, когда последний раз видели дочь? – Лоррейн приготовилась конспектировать.
Констебль Эйнсли отвечал за запись разговора на магнитофон. Они договорились работать именно так – без всяких формальностей, но предусмотрев возможность послушать важные показания Фрайтов позже. Лоррейн никогда не переставало удивлять, сколько же значимой информации можно было упустить в первый момент.
– Миссис Фрайт?
– В прошлую субботу, – сухо вставил мистер Фрайт, до сих пор хранивший молчание. – Дафна заскочила, чтобы увидеться с ней, не так ли?
Он пристально взглянул на жену. Лоррейн показалось, что этот человек все еще не оправился от шока и скорбит в душе, хотя его слова звучали бесстрастно, так, словно все произошедшее было лишь мелкой неприятностью.
