Марина Белова - Выйти замуж за немецкого рыцаря
«Ну да майор Воронков далеко, а с мужем я справлюсь. Не станет же он закатывать истерику и устраивать семейный скандал в чужом доме?» – подумала я, присматриваясь к недовольному лицу Олега.
– И куда ты собралась? Домой? – повторил он свой вопрос.
– Нет, не домой. В Майнц! Там сейчас стоит круизное судно, с борта которого пропала Тамара Леонидовна. Я ответственное лицо. Я здесь в командировке. Я должна быть рядом с соотечественниками. Вот!
– Нет, ты не можешь уехать, – возразил мне Олег.
– Это еще почему?! – с вызовом спросила я.
– А как я останусь один на один с убитыми горем Густавом и Ириной? Кто-то же должен их утешать? Я не умею, а им нужна моральная поддержка.
«Ну и плут мой муженек. Вроде бы и не извиняется, а голосок такой заискивающий, как будто прощения просит. Ладно, пойду ему навстречу, – решила я для себя. – Коль я здесь, мне надо многое выяснить. Возможно, Николай уже в себя пришел и что-то скажет. Да и Ирину надо поддержать».
– Ладно, пока остаюсь. Но это не окончательное решение. До вечера еще есть время, успею на теплоход, – сообщила я мужу о своих намерениях. – Кстати, мне думается, если Антон и Борис еще не звонили Анне, надо сказать о пропаже Тамары Леонидовны Густаву. Пусть он подготовит Ирину к самому худшему.
– А если Тамара жива?
– Олег, Тамара – не девочка, чтобы в прятки играть. Ее могли столкнуть в воду. Случайно или намеренно.
– Кому она нужна?!
– Она могла и сама шагнуть в реку.
– Зачем?
– Да мало ли какие у нее были причины, чтобы броситься в воду? Дочь замуж выдала, и она решила, что свой долг выполнила. Надо бы у Ирины аккуратно расспросить о матери. Знаю, что многие неизлечимые больные так поступают, – сболтнула я, а потом задумалась: – А ведь точно, онкологические больные, чтобы не мучить себя и родственников, уходят из жизни, выбирая суицид.
– Это кто неизлечимый больной? Тамара? Не смеши! – развеселился Олег. – Да она еще спляшет на крышке гроба своих внуков!
– Уже сплясала, – мрачно напомнила я.
Олег меня не услышал и продолжал гнуть свое:
– Утром пробежка, зарядка с гантелями перед домом. А ты видела, сколько она выпила на моем дне рождения? Больные так не пьют. И не едят столько!
– А ты все подсчитал? – с ехидцей спросила я.
– Не подсчитывал, а позавидовал. По-хорошему позавидовал. Я себе не позволяю больше ста пятидесяти грамм водки, а Тамара Леонидовна пропустила не меньше трехсот. И при этом, как говорят, была ни в одном глазу, как вроде и не пила! Вот это женщина! Баба! Настоящая русская баба.
– Олег, как бы то ни было, а есть вероятность, что она спрыгнула в воду, а значит, на то у нее была причина. А если причины не было, то ее столкнули. Одно из двух. Что же делать? – От досады я едва не заскрипела зубами. Одновременно хотелось быть в двух местах: там, на теплоходе, и здесь, в доме Густава.
– Что ты там бормочешь?
– Ничего. Тебе показалось.
«Сгоряча предпринимать ничего не буду, – думала я, стараясь успокоиться. От волнения у меня даже испарина выступила на лбу. – Там Алина, значит, я должна быть здесь. Если пропажа Тамары и ограбление Густава как-то между собой связаны, то сам бог велел нам с Алиной разделиться. Теплоход я всегда успею догнать».
– Идем к Густаву, – сказала я и стала одеваться, поскольку выходить из своих спален в халатах здесь было не принято.
Часы недавно пробили восемь, но я даже не стала спрашивать Олега, в котором часу встает его друг. События такие, что сейчас не до китайских церемоний. Спит? Значит, разбудим.
Тем не менее стучать в спальню хозяев я и Олег постеснялись. Решили поискать Шульца внизу.
Нашли мы его на кухне. Кухарка хлопотала у плиты, готовила завтрак, а Густав с мрачным видом созерцал содержимое холодильника. Увидев нас, он схватил тарелку с мясной нарезкой и тотчас захлопнул дверцу. Пока нес тарелку, Густав успел положить в рот несколько кусков ветчины.
«Наверное, уже знает, если потянулся к холодильнику, – решила я, глядя на хозяина дома. – Весь на нервах, потому и ест без устали».
– Будешь? – спросил Густав, перехватив печальный взгляд Олега.
– Нет, – тяжко вздохнул мой муж, вживаясь в образ гонца печальных известий. – Уже знаешь?
– Что я должен знать? – не переставая жевать, удивленно вскинул брови Густав.
Я ошиблась. Чувство голода, коим терзался Густав, было вызвано физиологическими потребностями его организма. Толстые люди потому и толстые, что много едят: едят на ночь, спозаранку, в течение дня. Они все время жуют.
– Значит, Анна тебе ничего не говорила? – уточнила я.
– Я ее не видел со вчерашнего дня. Даже не знаю, вернулась ли она вечером из больницы.
– Значит, ты и Ирина ничего не знаете, – констатировал Олег и, тяжело вздохнув, продолжил: – Крепись, Густав.
Шульц досадливо сморщился:
– Что еще? Только не говори, что Николай умер. Мне только родственников жены не хватало хоронить.
– Николай? Да нет. В смысле, не знаем, – замялся Олег и тоскливо посмотрел на меня.
Пришлось мне прийти ему на помощь.
– Густав, звонила Алина. Ты только не волнуйся, но твоя теща, мать Ирины, пропала. Ее нет на борту теплохода.
– Тамара пропала? Как так пропала? Может, ей не понравилось, она сошла с теплохода и сейчас едет к нам? Только не это! – проскочило у него.
«Похоже, его не особенно взволновало ее исчезновение, – отметила я. – А, собственно, чему я удивляюсь? Тамара ему приходится тещей, а не матерью. Отсюда и все вытекающие из этого последствия. Надоели ему родственники жены, слишком их много и слишком долго они гостят. Оттого и такое равнодушие к судьбе Тамары и Николая».
– Густав, она могла сойти только в воду. Алина ее хватилась еще до того, как теплоход пришвартовался в Майнце. Надо бы Ирине сказать.
Я стояла спиной к двери и потому не заметила, как на кухню тихо, словно кошка, вошла Ирина. Мельком взглянув на страдальческое лицо Олега, я поняла, что что-то не так. Я попыталась поймать его взгляд, но он упорно прятал от меня глаза. Густав – тот, напротив, смотрел в мою сторону, но как будто поверх меня, вернее, за мою спину.
– Что вы мне должны сказать?
Я вздрогнула и обернулась. В проеме дверей в легком атласном халатике стояла Ирина. Увидев наши безрадостные лица, она не на шутку испугалась.
– Так что вы должны мне сказать?
Я затормозила с ответом. Олег тоже стоял, словно воды в рот набрал.
– Знаешь, какую шутку твоя мать отколола? – начал Густав. Мое ухо резануло слово «отколола», но потом я увязала его с долгим пребыванием в доме Бориса и Антона, и все стало на место. Общение с этими молодыми ребятами, чаще использующими сленг вместо нормального литературного языка, значительно обогатило лексику Густава. – Она передумала плыть дальше.
– Что значит передумала?
– Вот и я говорю, – с нажимом сказал Густав. – Кто мне вернет деньги за оплаченный круиз?
– Я не знаю. Может, часть денег вернут? – стала оправдываться Ирина, посматривая в мою сторону, как будто я могла помочь вернуть им деньги.
Я лишь пожала плечами, про себя думая: «Молодец Густав. Отвлекающий маневр – хороший психологический ход! Трупа нет, значит, не стоит заранее расстраиваться. Все правильно, надо надеяться на лучшее. Если Тамару столкнули за борт или она сама прыгнула в воду – что не исключено, – то есть шанс, что она доплывет до берега, а значит, рано или поздно объявится».
– Кто будет возвращать? Сразу надо думать: нужен тебе этот круиз или нет, – возмущался Густав. – Хочу – еду, хочу – нет. Ну да это понятно – деньги чужие! Можно покапризничать за чужой счет.
Он так распалился, что я на секунду поверила, что деньги ему дороже человеческой жизни. А может, так и есть? Густав – немец, а немцы весьма расчетливы, деньги бросать на ветер не любят.
Ирина насупилась и больше спрашивать о матери не рискнула. Я, конечно же, понимала, что Густав оберегает жену от лишних слез и переживаний, но делает это как-то уж очень грубо, обидно. Мне стало неловко за него.
– Завтрак в девять? – спросила я, чтобы прервать затянувшуюся паузу.
– Да, – сглотнув ком в горле, ответила Ирина.
– Может, Ира, вы покажете мне вашу оранжерею? – попросила я.
– С удовольствием, – обрадовалась Ирина возможности удрать подальше от сердитого мужа.
Глава 9
Оранжерея Густава чем-то напоминала тропический парк, естественно, в миниатюре: обилие экзотических деревьев, тот же влажный и теплый воздух, насыщенный ароматами цветущих растений.
Оказавшись среди орхидей и пальм, Ирина неожиданно стала защищать Густава:
– Это все нервы.
– Вы сейчас о ком?
– О муже, разумеется. Он от ограбления до сих пор в себя прийти не может. Как-никак семейная реликвия, память о деде. Картины дорогие.
«Еще какие дорогие! – про себя усмехнулась я. – Сколько может стоить Поленов? Может быть, меньше, чем картины Ван Гога, но тоже предостаточно».
