Наталья Солнцева - Пассажирка с «Титаника»
Не помню, что мне снилось в тот летний солнечный день, полный запаха скошенной травы и птичьих трелей. Сон был тревожный и некрепкий. Кто-то нашептывал мне на ухо странные и непонятные слова: «Аф… йомен… эвибр… тах…»
Я вздрогнула и вскочила. В деревянной горнице, залитой светом, никого не было, кроме толстого рыжего кота. Свернувшись клубочком, он спал у меня в ногах.
Я вздохнула и осторожно встала с кровати, стараясь не разбудить кота. На окошке цвела красная и розовая герань, за окошком виднелся деревянный сарай, стог сена, забор и зеленый лес. Я покосилась на свои ноги – они были изранены, порезы и ссадины едва затянулись. Медленно ступая по теплому от солнца полу, я подошла к двери. Она была не заперта.
– Иди, куда хочешь, Уну, – пробормотала я. – Никто тебя не держит.
Я сообразила, что назвала себя чужим именем, и поразилась. Оно все-таки пристало ко мне. Потом я вспомнила о Хозяине. Он, вероятно, занят поисками беглянки. Что он со мной сделает, когда найдет?
Между окнами стоял столик, над ним висело овальное зеркало в деревянной резной раме. Я мазнула по нему взглядом и отвернулась. Руки чесались запустить в него чем-нибудь тяжелым. Например, глиняным горшком. Я спрятала руки за спину и поскорее отошла. Нехорошо портить вещи людям, которые меня приютили.
«Аф… йомен… – звучало в моей голове, – …эвибр…»
Я зажала уши, но назойливые слова продолжали звучать в моем сознании. От них было не скрыться, не избавиться.
«Аф… йомен…»
Я подумала, что лесник как-то добирается до своей сторожки. Можно дойти до трассы и поймать попутку. Только у меня нет денег, чтобы заплатить водителю. И я не знаю дороги, поэтому могу опять заблудиться.
«…эвибр… тах…» – отдавалось в моих висках.
Я замотала головой, рассердившись на новую напасть. Нервное напряжение, бегство и ночевка в лесу пагубно повлияли на мой рассудок. Чего доброго, я слягу и попаду в больницу. А там…
Я ни разу в жизни серьезно не болела. Несмотря на чудовищные бытовые условия и постоянное недоедание, здоровье меня не подводило. Странные слова в моем мозгу пугали меня больше, чем перспектива снова встретиться с Хозяином.
«Аф… йомен…»
– А-аа-аааа! – что было сил завопила я, пытаясь заглушить бредовые звуки. – Ааа-а! А-аааа! Аа-аааа!
Хлопнула дверь, и в комнату ворвался мальчишка.
– Ты чего орешь?
Я замолчала и застыла на месте, прислушиваясь – исчезли слова или нет.
– Дура! – с чувством произнес Сенька и сплюнул. – Напугала, оглашенная! Думал, ты кипятком обварилась. У нас чайник тяжелый. Можно уронить. Ты его не трогай. Лады? Если захочешь чаю, батю кликни.
Я опустила руки и кивнула. Внутри было тихо.
– Лады, – сказала я и повернулась к печи. Там стоял огромный пузатый чайник, черный от копоти. Мне вдруг захотелось пить.
– Налить тебе воды? – догадался Сенька. – Погодь, я колодезной принесу.
Вода из колодца была холодная и чистая, как слеза. От нее сводило зубы.
– Мне домой надо, – солгала я, возвращая ему кружку. – Трасса далеко отсюда?
– Не-а. Ты по лесу крюк сделала, чудом в болоте не утопилась. Болотце у нас маленькое, но топкое. Один неверный шаг, и буль-буль.
Я содрогнулась и мысленно поблагодарила судьбу, что она уберегла меня от страшной смерти.
– Проводишь меня к трассе?
– Отчего же не проводить? – улыбнулся щербатым ртом Сенька. – Оклемаешься, и пойдем. Только завтра уже.
– Почему завтра?
– Погляди на свои ноги-то. Живого места нет. Обувка у тебя для лесу непригодная. Я тебе свои старые сапоги дам. Они мне малы, а тебе как раз будут. Ты девчонка.
– Сегодня давай.
– Не-а, – заупрямился он. – Сегодня нельзя. Батя заругает. Ты идти не сможешь. А тащить тебя некому! И на лошадь не посадишь. Приболела лошадь, хромает. Подкову менять надо.
«Аф… йомен… эвибр…» – прошелестело у меня в ушах, и я зажала их ладонями. Потребовала:
– Уходи, Сенька!
– Ты че, обиделась?
– Уходи! Мне нужно побыть одной…
Москва
Лавров привез Глорию в кафе на набережной. Ему нравилось закусывать и смотреть на воду, как бежит по реке солнечная рябь, как плывут по ней узкие юркие байдарки.
– Здесь рядом спортивная база, – сказал он. – Дают лодки напрокат. Покатаемся?
– Как-нибудь потом.
Официантка принесла им заказ: белое вино для Глории, мясо под сливочным соусом и салат.
– Ты уверена, что Генриха убили? – уточнил сыщик, приступая к еде.
– Ты же свидетель! Ты был на помолвке в ночном клубе, где это случилось.
– Кто тебе сказал?
Она усмехнулась, пробуя кусочек мяса.
– Тебя потащила туда Катя? Не бойся, я не ревную.
– Ну допустим, – нахмурился он. – Никто Генриха не убивал. Я разговаривал с экспертом, который делал вскрытие. Никаких признаков насильственной смерти не выявлено.
Глория молча пригубила вино. Лавров сожалел, что он за рулем. Хотелось выпить чего-нибудь крепкого. Джина или перцовки. Несмотря на теплую погоду, он на кладбище продрог. Или это нервная дрожь от того, что Глория рядом.
Она спокойно занялась едой, в то время как Роман лихорадочно подбирал слова, способные объяснить его состояние. Они с Глорией слишком разные, но он бы много отдал, чтобы идти с ней по жизни рука об руку. Или хотя бы расследовать вместе «убийство» Генриха, которого никто не убивал.
– Разве тебе не показалась подозрительной эта внезапная смерть? – вдруг спросила она. – Внешне здоровый человек ни с того ни с сего падает и отдает концы.
– Ты же врач. Знаешь, что всякое бывает. Правда, я навел справки: Генрих Семирадский на сердце не жаловался.
– По-твоему, его переполнили эмоции по случаю женитьбы?
– Если это не была трагическая случайность, то Генриха могли только отравить какой-то пакостью, которую невозможно обнаружить. С другой стороны, погибший – не такая уж важная персона, чтобы убийца изощрялся. И еще: зачем совершать преступление на глазах кучи свидетелей?
– Это логические рассуждения. А что тебе подсказывает внутреннее чутье?
– На той вечеринке мне было не по себе, – признался Лавров. – Я ждал чего-то подобного.
– Видишь?!
– Мои личные ощущения не имеют значения.
– Ошибаешься. Именно к ним-то и следует прислушиваться.
– Я бы все равно ничего не смог сделать.
– Сколько человек было в зале, когда Генрих упал?
– Около тридцати, все очень разные.
– Кто-нибудь привлек твое внимание?
Лавров отложил вилку и задумался. Катя говорила о каком-то Балычеве и его пассии – юной красотке в желтом боа. Он с трудом припомнил девушку в зеленом платье и шейном шарфе из канареечных перьев. Но когда начался переполох, ее не было среди тех, кто столпился у бездыханного тела. Когда гости разъезжались, Лавров тоже ее не видел.
– Там было полно экстравагантных личностей.
– Экстравагантность – не порок, – улыбнулась Глория. – Просто у людей обостренная потребность самовыразиться.
– Вы с Катей сговорились?
– Она тоже считает, что Генриха убили?
– Она готова допустить это лишь бы…
– Быть с тобой? Я тебя предупреждала, Рома. Задурил барышне голову и в кусты?
Лавров сердито вздохнул и отвернулся. По реке плыл прогулочный катер, деревья на том берегу начали покрываться зеленью. Казалось, там стоит зеленый туман.
– Есть один человек, который имел зуб на Генриха, – сказал он. – Некто Балычев. Надо бы с ним встретиться и поговорить.
– О чем?
Он плохо представлял себе, каким должен быть разговор с господином Балычевым, и надеялся сориентироваться на ходу.
– Катя хочет помочь Доре Дудинской. Они были подругами, потом разошлись. А в общем, ты права. Катя ищет предлог для наших встреч. Я с себя вины не снимаю, но и не намерен потакать ей.
– Искать убийцу Генриха очень опасно.
– С чего ты взяла?
– Я чувствую.
– Тогда подскажи, каким образом это произошло. Его отравили?
– Не знаю, – покачала головой Глория, сосредоточиваясь. – Я не вижу, чтобы ему добавляли яд в еду или питье. Он волновался и мало ел. Совсем мало…
– Зато пил много шампанского.
– Шампанское тут ни при чем…
– Тогда, может быть, укол?
– Не вижу…
– Дали что-нибудь понюхать? Или выкурить? Кстати, он курит? Похоже, нет. Я не видел его с сигаретой. Что же с ним случилось?
Глория развела руками. Она не могла понять, что послужило причиной смерти бывшего однокашника, и это пугало ее.
– Никто из гостей Доры, кажется, не желал ему зла. Хотя… один человек был просто пропитан ненавистью. Да! Неприметный господин с молодой подружкой. Может, это и есть Балычев?
Глория как будто бы смотрела на реку, но на самом деле видела ту злосчастную вечеринку – бездыханного жениха, рыдающую невесту, испуганных гостей.
– Если Балычев убил Генриха, как он это сделал?
– Пока не могу сказать. Я еще на кладбище пыталась определить, что стряслось с Генрихом. Он сам в недоумении. Не успел ничего сообразить! У него было плохое предчувствие, которое усиливалось во время помолвки. Особенно, когда Дора знакомила его с гостями.
