Валерия Леман - Сны мертвой девушки из Версуа
Комиссар Танде казался слишком юным для своего звания: молочно-розовое гладкое лицо, светло-голубые глаза и непокорный рыжий вихор на макушке. Даже усы не делали его старше, хотя, голову даю на отсечение, он отрастил их именно для того, чтобы выглядеть посолиднее. Комиссар осторожными глотками отпивал холодный морс, которым его угостила Лорен, и вдумчиво изучал мое лицо, так же, вероятно, делая свои выводы о моем возрасте, социальном положении и темпераменте.
– Мсье Муар, – наконец проговорил он приятным мягким голосом, – у вас французское имя. Вы действительно русский?
Признаться, вопрос меня удивил. Разумеется, этот визит мог быть связан только с одним событием дня: моей дракой в кафе, о которой, вероятно, накапал один из благодарных зрителей. В таком случае я ожидал, что представитель доблестной полиции Версуа немедленно перейдет, собственно, к драке, а вместо того он вдруг интересуется моей национальностью. Впрочем, для меня желание гостя – закон, потому я тут же принялся живописать свое этническое происхождение.
Комиссар Танде с благожелательной улыбкой и приличествующей дозой восхищения выслушал историю моего отца, который, будучи беспутным студентом Сорбонны, влюбился в русскую туристку, бросился за ней в Россию (разумеется, во время летних вакаций) и вскоре прекрасная Маргарита Петрухина стала его законной супругой, а чуть позже – моей мамой и мамой моей сестры Ольги.
Всю эту историю я поведал ярко и увлекательно, ожидая в финале если не аплодисментов, то, по крайней мере, элементарного восхищения слушателя. Вместо того комиссар лишь вежливо улыбнулся.
– Такие истории в Швейцарии – сплошь и рядом, – меланхолически заметил он. – Вы уже, быть может, заметили и нечто большее – как много у нас смешанных браков. В Женеве буквально на каждом шагу можно увидеть пары: она – белая, он – черный, а детишки шоколадные. Это нормально.
Сам Танде был явно чистокровным швейцарцем – белокожим и рыжим, о чем я не преминул заметить, невольно чувствуя досаду из-за того, что романтическую историю моей семьи свели к чему-то обычному, если не сказать заурядному.
– Да, – вальяжно согласился он, пальцем погладив свои усы, – мой род известен с пятнадцатого века. Я сам составлял генеалогическое древо своей семьи.
Он смущенно и в то же время удовлетворенно улыбнулся. Если бы дочке этого Танде вздумалось выйти замуж за черного парня, вряд ли бы он с таким же спокойствием заявил: «Это нормально». Впрочем, этот комиссар был слишком молод для кадрящейся дочки.
Некоторое время мы сидели, пялясь друг на друга с любезнейшими улыбками. Я гадал, в чем же все-таки причина появления полицейского в этом доме и как мсье комиссар перейдет к этому вопросу от генеалогического древа семейства Танде. Он проделал это блестяще.
– Мсье Муар, – сказал он, вдруг решительно отставив стакан морса в сторону, – час назад в полицейский участок Версуа явился гражданин Польши Михал Вирульски, пожелав поговорить лично со мной.
У меня дух захватило. Наглая польская морда! Ко всем прочим своим недоделкам он еще и доносчик. Любопытно, о чем же он решил побеседовать с комиссаром на своем дурном французском?
– Мсье Вирульски жаловался, что его преследуете вы, мсье Муар, – удовлетворил мое любопытство комиссар. – Он сообщил, что вы, представившись агентом Интерпола, – кажется, в этот момент я покраснел, – обвиняли его в исчезновении русской девушки, а затем спровоцировали драку.
Произнеся последние слова, комиссар выразительно посмотрел на мой синяк. Несколько секунд стояла невыносимая тишина, затем из дома, точно статист на сцене из-за кулис, появилась Лорен с классической репликой:
– Морса? Кофе?
Мы оба вздрогнули, так неожиданно она возникла и так энергично и громко произнеся реплику.
– Спасибо, мадам, не стоит, – первым отреагировал Танде.
Лорен немедленно скрылась.
– Чудесная женщина, – дипломатично прокомментировал Танде, видимо, подозревая, что чудесная женщина элементарно подслушивает под дверью. – Она пережила страшную трагедию этой весной. Вы ведь в курсе?
Я утвердительно кивнул. Комиссар вытянул ноги и полюбовался своими щегольскими, приятного бежевого цвета сандалиями из замши. Затем поднял голову и посмотрел на меня ясными голубыми глазами.
– Так кто же эта пропавшая русская девушка?
Вопрос прозвучал просто и невинно, а я не знал, что на него ответить. В тишайшем швейцарском городке бесследно исчезла моя соотечественница, прибывшая по приглашению лица, совершенно не желавшего ввязываться в неприятности. Моя подруга Соня также против того, чтобы вводить в курс дела местную полицию. Но ведь речь идет о жизни человека! Могу ли я, доморощенный сыщик, гарантировать благополучный розыск пропавшей Ольги Алиповой, которая в настоящий момент, быть может, испытывает муки адские, если и вовсе не наблюдает за нашей суетой с небес? Но я дал Соне слово!
Меня спасла великолепная Лорен. Она вновь появилась, внезапно и бесшумно, представ перед нами с самым воинственным и решительным видом.
– Я сразу хотела пойти в полицию, – без предисловий заявила она. – Но племянница уговорила меня пока что ничего не предпринимать. Все из-за этого выскочки из Танси, будто бы у него будут неприятности. А какие такие неприятности? Он просто оформил приглашение. Такие люди сами, кому хочешь, организуют неприятности.
Она произнесла всю эту тираду без пауз, на одном дыхании, мгновенно раскрасневшись, словно после драки.
Танде первые несколько секунд смотрел на нее, едва не открыв рот от изумления, затем нахмурился и перевел взгляд на меня.
– Значит, действительно имело место исчезновение русской девушки? Я хочу знать все от начала до конца, в том числе кто такой «выскочка из Танси» и какова ваша роль в этом деле.
Я успел лишь откашляться, как слово вновь взяла Лорен.
– Выскочка из Танси – это Пьер Бенини, приятель моей племянницы, он оформил приглашение для Ольги, хотя и я могла бы это сделать ничуть не хуже, но Соня решила, что так будет проще. А этот молодой человек, – она кивнул на меня, как на провинившегося школьника, – друг Сони из Москвы, которого она вызвала для розыска Ольги и который вовсю строит из себя комиссара Мегрэ. Как будто в силах одного человека найти пропавшего! Быть может, Ольгу давно убили, как и мою дочь!
Ее голос сорвался на плач, она резко развернулась и убежала в дом.
Комиссар был ошарашен. Он смотрел на меня, я – на него. Боюсь, я тоже выглядел оглушенным.
Стоит ли говорить о том, что за всем этим последовало? Под предводительством Танде мы с Лорен посетили крошечный полицейский участок, расположенный в пяти минутах ходьбы, по соседству с магазином принадлежностей для новорожденных. Нас рассадили по кабинетам, где мы ответили на вопросы, и наши ответы были тщательно запротоколированы. После этого комиссар попросил меня обождать в коридоре, пока он еще раз переговорит с Лорен. К концу допроса появилась вся пылающая, похожая на фурию Соня, которую по возвращении с пленэра дома ожидала лаконичная записка тетки: «Мы даем показания в полиции. Ждем тебя».
Естественно, Соня немедленно набросилась на меня. Стоило невероятных усилий заставить ее услышать мой голос и осознать простой факт: я не вызывал полицию и никого не закладывал.
– Лорен подслушивала под дверью, – еле ворочая языком от усталости, объяснил я. – Не успел я и слова сказать, как она выскочила и все выложила, обозвав меня комиссаром Мегрэ. Но если честно, она абсолютно права. Об исчезновении человека нельзя молчать, ведь у полиции гораздо больше возможностей, чем у меня. Начнем с того, что они распространят ее снимки по всем кантонам.
В этот момент из кабинета комиссара Танде вышла бледная Лорен в сопровождении последнего.
– Лорен, – укоризненно начала было Соня, поднимаясь с кресла.
– Мадемуазель Дижон? – молниеносно среагировал комиссар, тут же приятно порозовев и делая пригласительный жест с легким полупоклоном. – Прошу вас, проходите. У меня к вам несколько вопросов.
Было похоже на то, что он влюбился в Соню с первого взгляда.
Игра в молчанку
Вечер тяжелого дня проходил в атмосфере холодной войны. Лорен ограничилась лишь несколькими фразами, безапелляционно приглашающими нас на ужин, на протяжении которого держалась воинственно и одновременно настороженно. У Сони все валилось из рук. После допроса у комиссара она не проронила ни слова, только хмурилась и слишком часто курила. Я ощущал себя нахлебником и предателем в одном лице, мечтая завтра же переселиться в гостиницу, чтобы выкинуть из головы историю пропавшей девочки Оли и просто загорать на пляже, посещать музеи, любоваться достопримечательностями, а вечером поглощать фондю в лучших женевских заведениях общепита.
