Елена Михалкова - Дом одиноких сердец
Даша постаралась припомнить все, что читала о нотариусах, и пришла к выводу, что толстый и есть нотариус, дама в золоте — его помощник, а девушка…. «Ну, девушка, наверное, секретарь. Хотя зачем ему секретарь, если есть помощник?»
— Присаживайтесь, — кивнула женщина на стулья около стола. — Паспорта ваши, пожалуйста.
Ловя на себе взгляды мужчин, сидевших рядом, Даша полезла в сумку за паспортом. «И чего они меня так рассматривают? — подумала она, почувствовав себя совсем неловко. — И кто они вообще такие?»
— Значит, у нас имеются присутствующие… — протянул нотариус, заглядывая в документы, — Олег Петрович Боровицкий, Глеб Петрович Боровицкий и… — он бросил быстрый изучающий взгляд на Дашу, — Дарья Андреевна Пронина.
Даша согласно кивнула, и тут до нее дошло. «Так это же сыновья Боровицкого!» — чуть не вскрикнула она и снова воззрилась на обоих. Однако Боровицкие уже не глядели в ее сторону — их внимание было приковано к синей папке на столе, из которой нотариус достал большой белый конверт, исписанный какими-то закорючками.
— Прежде чем перейти к делу, скажу следующее, — нотариус обвел всех взглядом, чуть задержавшись на Даше. — Петр Михайлович Боровицкий оставил закрытое завещание, которое было принято мною с соблюдением всех правил. Здесь находятся два свидетеля, присутствовавшие при передаче завещания.
Он кивнул на женщину и девушку. Девушка потупилась. «Свидетели какие-то, — удивленно подумала Даша. — Как все сложно…»
— Вы хотите проверить их документы? — осведомился нотариус, изучая сыновей Боровицкого.
— Пока нет, — подумав, произнес тот, что казался старше.
— Отлично. Должен сказать, что при передаче мне конверта со своим волеизъявлением Петр Васильевич Боровицкий оставил список людей, которых я должен вызвать на оглашение его завещания.
Нотариус говорил так, будто читал по бумажке, и Даша даже взглянула на стол перед ним, чтобы убедиться, нет ли там шпаргалки. Но ее не было.
— Двое из наследников — это сыновья господина Боровицкого, — нотариус посмотрел сначала на одного, потом на другого, и каждый из братьев коротко кивнул, — а третий — госпожа Пронина Дарья Андреевна.
В свою очередь, кивнула и Даша, ощущая, что все в комнате смотрят на нее.
— Итак, теперь я могу перейти к оглашению завещания, — торжественно произнес нотариус.
— Давно пора, — чуть слышно сказал младший сын Боровицкого и удостоился негодующего взгляда от дамы в золоте.
В наступившей тишине нотариус с хрустом вспорол белый конверт и, к удивлению Даши, вытащил из него другой, чуть поменьше. На том, другом, тоже было что-то написано с обеих сторон. Нотариус очень аккуратно распечатал конверт и вынул лист плотной бумаги.
— Завещание Петра Васильевича Боровицкого, — внушительно сообщил он, поглядев на Дашу, и достал из кармашка очки. Потом взмахнул листком, и Даше показалось, что от него повеяло знакомым запахом давно немодного одеколона. Нотариус читал, а она на минуту отвлеклась и не вслушивалась в текст, выхватывая лишь отдельные слова.
— Я, Боровицкий Петр Васильевич… года рождения… проживающий… находясь в здравом уме и твердой памяти, для подтверждения чего… оставляю имущество…
Даша услышала слово «имущество», и голова у нее включилась. Она заметила, каким пристальным взглядом смотрит на нее дама в золоте, и ей опять стало не по себе.
— Все движимое имущество, — читал нотариус, — я оставляю своим сыновьям, Олегу и Глебу, с условием, что они поделят его по собственному усмотрению.
Двое мужчин переглянулись. Даша старалась не смотреть на них, но взгляд сам притягивался к похожим профилям. «Господи, дети Петра Васильевича! Подумать только! А ведь ни капли на него не похожи. Нужно будет обязательно сочувствие им выразить…»
— Все недвижимое имущество, — продолжал нотариус, — а именно — квартиру, находящуюся по адресу… улица Бонч-Бруевича, дом… квартира сто пять… я оставляю своему другу Прониной Дарье Андреевне, с одной оговоркой: мои сыновья и невестки имеют право забрать из квартиры любой предмет, который захотят.
Нотариус закончил читать, положил завещание на стол, и в комнате повисло молчание.
«Квартира, — произнес кто-то посторонний в голове у Даши. — Петр Васильевич оставил мне по завещанию квартиру».
«Этого не может быть!» — воскликнула мысленно уже она сама, но тут же поняла, что может. И не просто может, а именно так и случилось.
— А ты, Глебушка, хотел квартирку поделить, — усмехнулся один из сыновей, тот, что был в мятом костюме. — Я тебе говорил, что он какую-нибудь подлость под конец обязательно выкинет, а ты мне не верил.
— Нет, подождите… — прервал его второй брат. — Разве так можно? Кто вы вообще такая? — повернулся он к Даше. — Любовница его, что ли?
Даша покачала головой.
— Тогда с какой стати имущество стоимостью в шестьсот тысяч долларов отходит черт знает к кому?! — вспылил тот. — Сударыня, вы можете нам что-нибудь объяснить?
Обращение «сударыня» резануло Даше слух. Она медленно ответила:
— К сожалению, не могу.
И краем глаза заметила, как переглянулись нотариус и дама в золоте. Девушка на стуле не сводила с нее глаз.
— Может быть, вы хотя бы попробуете? — ехидно прищурился Олег, облокотившись на стол. — Вот ведь, видите ли, какая неожиданность получилась: у нашего покойного отца, кроме хорошей машины, имеется еще квартира. И больше никакого имущества. Мы с Глебом заботились об отце, удовлетворяли все его прихоти… Да дело даже не в том! Дело в том, что квартира принадлежит нашей семье! Мы родились там, выросли… Маму там отпевали, в конце концов! И отец всегда давал понять, что после его смерти мы с Глебом можем рассчитывать на нее!
— Да не агитируй ты за советскую власть, — устало сказал ему Глеб. — Видишь, женщина счастлива.
— Да я этого так не оставлю! — кипятился его брат. — Готовьтесь к тому, что вам предстоит долгое судебное разбирательство — завтра же опротестую дурацкое издевательское завещание! Оно… просто подделка!
— Я попрошу! — строго сказал нотариус, тряся двойным подбородком, и Олег замолк. — Завещание составлено с учетом всех требований, и господин Боровицкий неоднократно советовался со мной по этому поводу. Завещание было передано мне в присутствии двух свидетелей. Вот они… — Нотариус ткнул пальцем сначала в золотую даму, затем в девушку, и обе согласно закивали. — Ваш отец прошел необходимые обследования, и в суде вы не сможете доказать, что он был невменяем. Но, конечно, обращаться с иском — ваше право.
— Не надо никуда обращаться, — произнесла неожиданно Даша, выходя из оцепенения. — Разумеется, никакая квартира мне не принадлежит, тут и речи быть не может. Я подпишу документы об отказе — это, кажется, так называется? — и все будет в порядке.
Опять повисло молчание. На Дашу молча смотрели пять человек. Она почувствовала прилив легкого раскаяния, но ее сразу переполнило ощущение собственного благородства: все-таки не каждый день вот так просто отказываешься от квартиры в Москве.
«Делай как должно, а там будь что будет», — вспомнила она девиз своего папы, который терпеть не могла. Во-первых, сплошь и рядом не было понятно, что именно «должно делать», а во-вторых, громкими словами папа, как правило, оправдывал собственные неудачи. Почему-то ни разу не вышло так, чтобы папа сделал «как должно», а ему от этого стало бы хорошо. «Может, что-то в консерватории подправить?» — цитировала в таких случаях мама Жванецкого, злясь на отца. Тот старался смотреть орлом, но держался от мамы подальше, пока туча не миновала. До следующего случая, когда ему приходилось оправдываться: «Делай как должно, а там будь что будет».
«Ну вот, — подумала Даша, — в кои-то веки совершила великодушный поступок. Теперь главное — не делать морду ящиком, когда начнут благодарить, а держаться скромно и с достоинством».
— Ну что ж, — проговорил наконец Олег, — это значительно облегчает дело. Не ожидал, признаться…
— Приятно, что у вас хватило порядочности не зариться на чужое, — подтвердил Глеб. — А то в наше время…
Даша на минуту потеряла дар речи. Глеб с Олегом, обернувшись к нотариусу, начали обсуждать с ним вопросы оформления отказа, а она сидела молча и смотрела на двух похожих людей напротив нее. «Делай как должно»?! Даше представился рыцарь в доспехах, отважно потрясающий мечом и разбрасывающий золотые монеты по площади под крики слуг: «Для обездоленных! Для обездоленных!» Лицо рыцаря сияло упоением и довольством жизнью и собой. Во всеобщей неразберихе монеты молниеносно расхватали обездоленные с подозрительно шустрыми повадками, а рыцарь, не обращая внимания на летевшие ему в спину помидоры и костыли обделенных калек, поскакал творить добро дальше… Дикая картинка промелькнула в голове у Даши, и тут она поняла, что к ней обращаются.
