Александр Граков - Город пропащих
- Ну, что? - ехидно спросил Михась, косясь на товарищей. - Хрен его знает, кто тут есть живой вокруг...
Машина встала в тихом проулке, и они расстелили на капоте газету, достали пиво, разложили хлеб и колбасу. Подозрений эта мирная картинка вызвать ни у кого не могла.
- Завтрак на траве. - Алексей смачно откусил малосольный огурец. Его курносый нос покраснел от удовольствия. - Вкусно!
Федор курил, раздумывая. Нет, он не собирался сейчас никуда лезть. Он уже оценил обстановку и примерно представлял, как и где можно проникнуть на участок Раздольского.
- Только ночью, ребята, - сказал он, видя, что товарищи ждут ответа от него. - Прямо от леса по деревьям легко пробраться. Веревка нужна. Дело простое. А собаки там нет?
- У него ротвейлер, он его с собой привозит, иногда здесь живет. Алексей вздохнул: - Надо только точно знать, что он сюда не вернется. Это уже Артура забота.
- Втроем здесь делать нечего, - продолжил Федор. - Один с машиной у станции ждет. Двое пешочком сюда двигают. Картина ясная. Нынче вечером все и устроим в лучшем виде.
Они не спеша доели и допили все и тронулись назад в город.
- Вы меня высадите где-нибудь в центре, - неожиданно сказал Артюхов, когда они миновали кольцевую. - А хозяину доложите, что я по его делу на разведку пошел. К началу операции объявлюсь.
Михась с Алексеем переглянулись, но возражать ему не стали.
К дому на Щипке Федор подходил на этот раз с той стороны, откуда они с Аджиевым успели драпануть от преследователей. В безрассудное и опасное предприятие решил он пуститься, и сам знал об этом. Да уж больно жгла его мысль одна, догадочка подталкивала: проверь, не тяни. Как только услыхал он от Аджиева про видеокамеру, так сразу и сообразил, что еще и где поискать можно. Сомневался лишь в одном: нужно ли по отношению к Артуру Нерсесовичу подобную прыть проявлять? Но самому любопытно было: прав ли он, верно ли догадался? И тянуло еще что-то непонятное на Васькину квартиру, ну точно как в книгах пишут: тянет преступника на место преступления.
Вот и двор, куда они выбежали с чердаков, здесь в них стреляли. Воскресный летний двор в Москве пуст. Большинство на дачах и огородах. Лишь около мусорных баков копошились двое стариков в синих школьных курточках прошлых времен. Один, с фиолетовым носом, патлатый, взглянул на Федора слезящимися глазами и заурчал что-то враждебное, будто оберегал свою добычу от потенциального соперника. Рядом с ними стояла драная сумка, полная бутылок, а найденное тряпье они откладывали отдельно в большой грязный полиэтиленовый мешок. От разворошенных ими баков тошнотворно несло гнилью.
Федор обошел их и нырнул в подъезд, решив вновь пробираться в нужный дом чердаками. Оказалось, что все двери, которые он открыл тогда, так и остались незапертыми. Безо всяких препятствий добрался он до нужного чердака и вышел на лестничную клетку верхнего этажа Васькиного подъезда. Тишина царила в доме. Он спустился на один пролет по давно не убиравшейся лестнице. Прислушался. Дом словно вымер. Вот и квартира Василия. На двери белела полосочка бумаги.
Опечатана, сообразил Федор. Подошел ближе. Все необходимое имелось у него под рукой. Тончайшим лезвием полоснул листок, надел трикотажные перчатки, достал отмычки.
Первая дверь поддалась сразу. Со второй пришлось повозиться. И тут он чуть было не бросил все, когда услышал, что снизу вызвали лифт. Но вот распахнулась и вторая дверь, почти одновременно стукнули открывшиеся двери кабины где-то совсем рядом. Однако он уже был в квартире.
В доме царил разгром, но Федор, не обращая ни на что внимания, перешагивая через брошенные как попало вещи, бросился к цели своего прихода сюда, в большую комнату, которую Голова именовал столовой.
Здесь тоже хорошо поработали, и, видимо, понял Федор, не одни менты. Огромный резной дубовый стол, сдвинутый с середины, стоял с сорванной скатертью, диваны зияли вырванными подушками, исчезли из стеклянных шкафов все статуэтки и фигурки, которых у Васьки было множество. Открытый рояль застыл как бы в ужасе от всего происходившего здесь, не было на стенах и картин. О них свидетельствовали только выцветшие полосы на обоях и зловеще торчащие черные крюки.
"Да, здесь неплохо поживились", - подумал Федор и с замиранием сердца приблизился к занавешенному окну. Именно сюда как раз закатали ковер с пола. Он отодвинул рулон ковра. Склонился под самую батарею и осторожно нажал на две, известные сейчас, наверное, только ему в целом свете, шашечки старинного паркета. Слегка щелкнуло, и Федор, надавив, вынул ту дощечку, которая составляла сердцевинку мозаичной пирамидки. Такими пирамидками был набран весь пол в этой комнате.
Перед ним открылся тайник. Федор, не раздумывая, сунул туда руку и достал сначала пачку долларов, упакованную в полиэтилен, а затем железную коробочку и две магнитофонные кассеты. Больше ему в этой квартире делать было нечего.
Только на чердаке он, переведя дух, открыл коробочку. Переливаясь и посверкивая, там лежали бриллианты - целое состояние, к тому же в полиэтиленовой пачке, по его прикидке, было никак не меньше ста тысяч баксов. На такое он, конечно, никак не рассчитывал, когда шел к Голове. Думал лишь о кассетах и не ошибся в итоге. И сейчас он радовался и своему чутью, и своей удаче. Тайник он закрыл, и никто никогда не найдет его, разве что снимут паркет, но у кого рука поднимется на такую красоту! Значит, тайна его находки навсегда останется его тайной.
Он посмотрел на часы. Было около шести. Он пробыл в доме Головы менее двадцати минут. Полоска с печатью на двери, которую он слегка подклеил, выглядела совершенно целой. Лучше, чтоб не сразу заметили, что кто-то побывал внутри. А вообще-то, теперь все это было Федору по фигу. Он знал, куда загнать брюлики и как распорядиться деньгами. Требовалось только терпение и умение выждать. Федор купил цветы и взял машину до Введенского кладбища. Там, под одним из памятников, у него имелся свой тайник еще с давних времен, именно там он и собирался схоронить до поры наследство Головы, доставшееся ему, как он считал, по праву.
Артур Нерсесович любил своих будущих жертв. Когда он ставил сети на них, заманивал в ловушки, обольщал обманными перспективами, касалось ли это бизнеса или деяний, подходящих под статьи УК, он вовсю старался добиться их благорасположения. Не важно, что потом, обобранные им до нитки, они спивались, кончали с собой или исчезали в бомжах; не важно, что последнее проклятье посылали ему растерзанные, расчлененные, казненные "свиньей". Каждого из них он начинал любить, лишь только намечая как свой будущий трофей. Потому что не было ничего в жизни для него слаще охоты, с ее захватывающей неизвестностью процесса и предопределенным концом.
Он полюбил Раздольского нежно и трогательно, пока следил на экране за перипетиями постельных игр Ефрема Борисовича с его собственной женой. И в уме Аджиева один за другим рождались хитроумные планы, как заполучить в свои силки такого опытного и искушенного зверя.
Ефрем Борисович Раздольский вошел в библиотеку, где в тиши и уединении сидел Аджиев над китайским альбомом, и даже поразился тому, какое приветливое и милое лицо было у хозяина, когда тот поднялся ему навстречу.
- Ах, дорогой мой, наконец-то, - улыбнулся Артур Нерсесович. - Я тут буквально утонул в китайской эротике, посмотри-ка мое последнее приобретение.
Они вместе сели на диван.
- Елена, конечно, не разделяет моих восторгов. Что поделаешь, наша русская стыдливость... - Аджиев теперь смеялся, заглядывая в лицо гостя.
Ефрем Борисович листал альбом.
- Вот, посмотри, посмотри, - тараторил Аджиев. - Пион - это символ вульвы. Видишь, здесь рядом с любовной парой ваза с пионами. А тут играют на лютне. Музицирование у них ассоциировалось с любовными действиями. Вот он проникает в нее рукой, значит, проходит сквозь "лютневые струны" половых губ... А вот женщина, мастурбирующая в присутствии мужчины - и одинокое дерево за окном. Прелесть, правда?.. И никогда не изображают семяизвержения... Не то что японцы! Китайская эротика необыкновенно тонка и изящна... Ах, как она вставила пенис в рот! Это - игра на флейте...
Раздольский никогда еще не видел своего компаньона таким раскованным. Они, конечно, приятельствовали, но до таких интимных подробностей в своих беседах прежде не доходили.
Раздольский приехал на обед в надежде хоть немного побыть с Еленой. Уже две с лишним недели ему не удавалось с ней встретиться. После того как по неизвестной причине сорвалась хорошо продуманная операция с Аджиевым и он потерял всякую связь с группой Лесного, Елена не могла преодолеть страх. Как ни старался Раздольский убедить ее, что в любом случае никаких выходов ни на нее, ни на него нет, женщина жила в предчувствии разразившейся над ними катастрофы.
- Ты не знаешь его, - рыдала Елена, когда он привез ее к себе на дачу в Ильинское. - Почему он сорвался вдруг в этот свой охотничий домик? Что он там делал? Ведь с ним укатила вся его банда, эти кожаные битюги, от которых у меня сердце останавливается, когда я их вижу.
![Алина Борисова - По ту сторону Бездны[СИ]](/uploads/posts/books/1064/1064.jpg)
